Книга демона, или Исчезновение мистера Б. - Клайв Баркер

— Ты сказал «ангельском».

— Правда?

— Да. Оговорился?

— Почему?

— Тебе же не приходилось убивать ангелов?

— Троих. Ну, двоих точно, а одного — почти наверняка. Он остался наполовину парализованным.

Он не лгал. К тому времени я уже изучил признаки — опущенные глаза, чуть прижатые красные чешуйки вокруг его шеи, — подтверждавшие, что он не лукавит.

Да, Квитун убил одного, двоих или троих ангелов своим немилосердным огнем. И ничто не воодушевляло меня больше, чем перспектива научиться убивать так, как убивал он. Демонация знает, как он старался! Лет пять он пытался научить меня изрыгать огонь. Но навык не давался мне, и чем настойчивее я заставлял свое тело подчиняться новым командам, тем сильнее оно сопротивлялось. Вместо умения рождать убийственный огонь в лимфе и внутренностях я получил камни в почках и язву. Камни я вывел за день-два ослепляющей боли несколько месяцев спустя. А язва со мной по сей день.

Вот и все обучение «огненным трюкам». Мое генеалогическое древо, со временем решил мой учитель, настолько отдалено от чистокровной породы, что приемы Квитуна неприменимы к моему строению и происхождению. Я до сих пор помню его слова, когда мы наконец пришли к выводу, что понапрасну стараемся передать мне зажигательный талант.

— Ничего, — сказал Квитун. — Тебе ведь и не нужно учинять пожары. У тебя всегда есть я.

— Всегда?

— Я сказал не так?

— Так.

— Или я лгун?

— Нет, — солгал я.

— Значит, ты всегда будешь в безопасности. Если не сумеешь сам зажечь огонь, стоит лишь позвать меня — я встану на твою сторону и испепелю твоих врагов, не спрашивая о причинах размолвки.

* * *

Итак, в Майнц. Найти дорогу было легко: Квитун оставил след из пожарищ, и идти за ним было проще, чем прокладывать путь по карте. Я потерял счет разрушенным деревням и обезлюдевшим селениям. С той же дотошностью он стирал с лица земли одинокие фермы и церкви.

Что до людей, то они либо грудами валялись на улицах выжженных деревень, либо — так было на фермах — лежали возле почерневших домов, притянув руки и ноги к телу, как обугленные эмбрионы. В двух церквях он сумел уговорить паству собраться на улице и сжег всех вместе, так что прихожане полегли рядами, протягивая руки к родным и близким — особенно к детям, — пока огонь изничтожал их тела.

Это неистовство опустошило земли, по которым я шел. Если там и остались выжившие, они предпочли бежать, а не хоронить мертвых.

Потом пепелища стали встречаться реже, вдали замелькали фигуры, и я услышал звуки марширующих ног. Я спрятался за обгорелыми руинами каменной стены и смотрел на батальон военных под предводительством командира сидевшего верхом на лошади. Его лицо, невидимое для солдат, выдавало сильную тревогу. Он обозревал задымленное небо и вдыхал, как и я, вонь поджаренной человечины.

Когда батальон мрачных солдат под командованием встревоженного капитана протопал мимо, я вышел из укрытия и вернулся на дорогу. Впереди виднелся клочок леса, и те, кто прокладывал дорогу, решили не продираться сквозь неподатливые заросли. Дорога шла в обход непринужденными изгибами. Я не видел больше никаких следов фейерверков Квитуна и понял почему, когда обогнул лес. Окраины Майнца находились в сотне метров от меня. Этот городок ничем не отличался от великого множества других городков, которые мы с Квитуном уже повидали. Не было ни единого признака, что здесь задумано нечто способное изменить мир, а тем более что это нечто уже создано. Но о Вифлееме в свое время можно было сказать то же самое.

Я не торопился, а наоборот, замедлил шаг и едва ковылял по улицам, всем своим видом убеждая любого жителя Майнца что мое тело изранено под стать обожженному лицу. У ваших сородичей уродливое и изломанное вызывает суеверный ужас; вы боитесь, что это плачевное состояние заразно. Богобоязненные граждане Майнца не были исключением из общего правила. Они звали детей с улиц, когда я ковылял мимо, и натравливали на меня собак. Правда, я не видел ни одной такой послушной собаки, чтобы она повиновалась приказу и кинулась на меня.

А если кто-то из людей оказывался слишком близко, когда мои своенравные хвосты начинали шевелиться в штанах, у меня был ряд гротескных причуд, чтобы отвадить любопытных. Я разевал рот, как безумец, и оттуда капала слюна, а серо-зеленые сопли пузырились в запаршивевших дырах посреди моего лица, где когда-то, много-много пожаров тому назад, был нос.

Ха! Вам противно? Я уловил тень отвращения на вашем лице. Вы пытаетесь это скрыть, но ваш самоуверенный вид меня не обманет — будто вам известны все тайны под луной. Вам не провести меня. Я изучаю вас очень давно. Я чувствую запах вашего дыхания, нажим ваших пальцев, когда вы переворачиваете страницы. Я знаю больше, чем вы когда-либо сможете себе представить, и гораздо больше, чем вы хотели бы мне показать. Могу описать одну за другой все маски, которые вы надеваете, чтобы скрыть от меня то, что я, по-вашему, не должен видеть. Но поверьте, я все равно все вижу. И ложь, и гадкую правду под нею.

Раз уж мы говорим по душам, я должен сообщить вам: это последняя часть истории, больше я вам ничего не расскажу. Почему? Потому что больше мне нечего рассказывать. Дальше история будет в ваших руках, буквально. Вы подарите мне огонь. Последний из многочисленных костров моей жизни. И все закончится, для нас обоих.

Мистер Б. исчезнет.

Но сначала мне нужно поведать о секретах дома Гутенберга — секретах, спрятанных за несколькими крепкими деревянными дверьми. А за другой дверкой, сотканной из света, скрывалась тайна более великая, чем все, что мог изобрести Гутенберг.

* * *

Я надеюсь, вы не подведете меня после того, как я выложу вам всю правду. Понимаете, о чем я? Демон, рожденный в низших кругах, не имеет склонности к великим магическим деяниям, но время, одиночество и гнев дают силу даже самой ничтожной твари. Эта сила накапливается за долгую жизнь, а вместе с ней увеличиваются вред и боль, которые она способна причинить. Адские профессора мучений называли эти пытки «пятью муками»: боль, скорбь, отчаяние, сумасшествие и опустошение.

Прожив века, я накопил достаточно сил, чтобы познакомить вас с любой из пяти мук, если вы пожалеете для меня обещанного огня.

Воздух между этими словами и вашими глазами опасно затрепетал В начале нашей беседы вы искренне верили, что вам уготовано место в раю и никто из демонации не доберется до вас, однако теперь вся уверенность улетучилась, забрав с собой и ваши мечты о непорочности.

Я вижу по вашим глазам — у вас не осталось и следа чистой радости. Лучшая пора жизни прожита. Дни, когда божественное прозрение внезапно снисходило на вас, открывая вам справедливость мироздания и ваше собственное место в нем, — те дни уже в прошлом. Они канули во тьму, которую вы сами выбрали, а вместе с вами и я — мелкий демон со шрамами вместо лица и тошнотворным телом, убивавший вашего брата бессчетное количество раз и готовый убить снова, если представится возможность. Подумайте об этом. Не странно ли, что ваша душа — та самая, знавшая моменты прозрения, облегчавшие унизительную скуку вашей жизни, — ушла в небытие? Когда вы были невинны, вы не стали бы продираться сквозь байки об отцеубийстве, пытках и побоищах. Вы отмахнулись бы от этого, решительно отвергнув такую безнравственность и распутство.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});