Вдова Клико - Хелен Фрипп

свирепость! Если бы я попал в беду на поле боя, спрятаться я бы предпочел за ее спиной.

— У них нет независимых средств. Успеха они добились, потому что им пришлось это делать. А мне — необязательно. Мы с Ментиной отлично обеспечены моими родителями. А для тех женщин выбором было либо собственное дело, либо работный дом.

— А для тебя — работа или медленная смерть. Ты и правда собираешься уйти от мира, облачившись в черные платья и вуали, или же вручить себя какому-нибудь надутому хлыщу, которому будешь нужна ради твоего имени? Кто с тобой не работал, тот никогда тебя не оценит.

— Я слишком устала и слишком боюсь, чтобы продолжать действовать, Луи, — впервые созналась она.

— Тогда сделай это ради Франсуа. Это твой долг перед ним.

— Я свой долг уплатила слезами.

— От слез никому нет никакой пользы, Бабушетта. Франсуа жил ради этих виноградников, а еще ради тебя и Ментины. Ты думаешь, он был бы рад видеть, как тебя заперли в каком-то большом доме, его дочь стала падчерицей в новом браке, а его землей управляет другой человек — или, хуже того, Моэт? В этом бальном зале полно золота, рвущегося купить твое шампанское. — Он схватил из подставки горящий факел и начертил в ночном небе буквы: — «Вдова Клико и компания». Притворись, хотя бы на этот вечер.

— Кажется, я уже постепенно привыкаю, что меня называют вдовой. Но это на самом деле придает названию компании некоторую оригинальность.

Она глядела на Луи и видела горящий в его глазах огонь. До нее дошло, что друг любит их дело не меньше, чем любил дело Франсуа. И сияющий бальный зал пылал страстями, наполненный жизнью и возможностями. Что она станет делать, когда надоест Терезе и та найдет себе другую игрушку, а это обязательно случится? Вернется в свой одинокий кабинет смотреть на старые гроссбухи и ждать вдохновения? Она еще не закончила переговоры с Моэтом. Николь понимала, что тянет время, прячась за обильной перепиской.

— Ладно, только на сегодня — давай попробуем почувствовать, как это могло бы быть, — согласилась она. — Ничего не обещаю, но еще остался некоторый запас, который ушел бы за бесценок, если бы я продала дело Моэту, и я предпочту видеть, как шампанское искрится в хрустальных бокалах на суаре в Париже, чем как оно будет гнить на складе у Моэта.

Луи просиял и хлопнул в ладоши:

— Вот это, я понимаю, дух! У нас получится, обещаю тебе. На балах в России твое имя будет у всех на слуху!

— Ладно, не будем загадывать, лучше пойдем и поговорим с этими раскрашенными куклами. С кого начнем?

— Видишь ту даму с каштановыми волосами и бриллиантовой диадемой? Мадам Шан-Рикар, самая богатая вдова Парижа. Начнем с нее. Уверен, что она отнесется к твоему делу сочувственно. Тут все вокруг ищут свежую кровь. Смотри на меня и учись.

Николь взяла его под руку, и они вернулись в зал. Вдова Клико, повелевающая этим залом, собой и процветающей винной империей, со своим верным и очаровательным коммивояжером.

Франсуа был бы в полном восторге от чистого веселья и дерзости всей этой затеи.

Глава седьмая

ПАРИЖАНКА

Декабрь 1805 года

По республиканскому календарю: нивоэ, год XIV

Предновогоднее утро. Всего один день — и закончится этот кошмарный год.

Николь привстала из подушек, пухлых, как зефир. Подтянула к подбородку путаницу из полотняной простыни и кашемирового одеяла, оттолкнулась ногами от прохладной кровати и спустила их на холодный гладкий пол. Постель пахла духами Терезы, солнце просвечивало в щели тяжелых штор, танцевали в лучах пылинки. Выкрики, хлопанье дверей, топот детских ножек на полную мощь пропитали весь огромный дом мадам Тальен на Рю-де-Бабилон.

Где-то в миллионе миль отсюда остались Реймс и все пересуды насчет того, чтобы похоронить Франсуа на перекрестке дорог. Тяжело висела пыль, переливаясь на свету и исчезая во мраке.

Николь встряхнулась. Хороший день сегодня: Франсуа был второй мыслью после пробуждения, а не первой. Через Рождество она пронеслась в бурном, цветущем букете устроенных Терезой вечеринок, суаре, карточных вечеров и спектаклей. Ванильный вкус света восковых свечей, череда обманутых поклонников, все это сдобрено нотой скандала и дебоша. Головокружительный эликсир для лечения горя. Сама Николь стала куклой Терезы. Ее одевали, таскали с собой, демонстрировали, с ней играли, когда только хотелось. Ни решений, ни ответственности: единственное, что от нее требовалось, это искриться, как вино, когда это было нужно Терезе, и все были довольны.

Николь не любила ее ни так, как любила Франсуа, ни так, как любила сестру или подруг. Она понимала, что дружба с этой женщиной весьма своеобразна, что их поцелуи и то, что по ночам они согревают друг другу постель, — все это переходит черту того, что признано в обществе правильным или нормальным, но почему-то это не имело для нее значения. На самом деле это даже показывало ей, что возможно все, что тесные путы общества можно разорвать любым желательным тебе способом. И это было пленительно.

Но на самом деле все ее рациональные мысли и рассуждения ничего не значили. Тереза — неотразимая, головокружительная, пьянящая, и если она решила тебя соблазнить, то сопротивляться ее душе и прекрасному телу было бесполезно. Их совместные ночи, похожие на тайные запрещенные сны, заглушали ее горе и позволяли сбросить всякую ответственность.

— Мама! — Ментина ворвалась в дверь во главе выводка детишек мал мала меньше и разной степени растрепанности. — Можно мне поехать кататься верхом? Мсье Бон сказал, что возьмет меня с собой в Тюильри. Я надену новую муфту и синее платье. Все дамы меня увидят и подумают, как я модно одета, а офицеры станут на меня оборачиваться. Я буду совсем как взрослая, и все будут говорить только обо мне. Я буду королевой бала, как Тереза, и весь Париж запомнит имя Клементины Клико!

Видимо, не только Николь влюбилась в Терезу.

— Хватит! Ты так быстро тараторишь, что у меня голова кругом. Иди поцелуй маму, и, конечно, ты можешь ехать.

Дочка запрыгнула к ней на кровать, и за ней две дочери Терезы. У них были шелковые головки и идеальной формы лбы. У Николь сжалось сердце: самые счастливые ее моменты омрачала грусть, сожаление, что Франсуа с ней нет и он этой радости не разделяет.

— Хорошо. А теперь брысь все! Идите собирайтесь, а Луи передайте, что я сейчас спущусь, пусть он меня подождет.

Этой встречи она боялась. Ему не понравится то, что она должна сказать,