Мировой кризис - Андрей Мартьянов

Взяв книгу под мышку Алексей Григорьевич направился было обратно, к первой зале библиотеки — Джералд в точности описал, что именно и в какой части рукописи необходимо выискать. Пять или шесть листов, заголовок на вульгате, два рисунка…

В отдалении скрипнули двустворчатые двери, послышались шаги. Барков при первых же звуках насторожился — в голове молоточком застучало врожденное чувство опасности. Дар вновь пробудился. Но отчего? Что может угрожать скромному посетителю императорской библиотеки в Екатерининском дворце?

Отзвук шагов наистраннейший, какой-то неестественный, необычный для мирной тишины книгохранилища. Быстрый марш, будто на плацу. Развод караула? Ерунда, здесь библиотека, да и не время сейчас — посты сменяются в три пополудни…

Почему перед глазами мелькают голубовато-ледяные вспышки? Такие, словно перед тобой один из «казусных» предметов, наподобие индийской алебастровой статуэтки, которую на дух не выносит Прохор? «Волшебство»? Откуда оно появилось? Или его несут в себе те люди, которые уже браво промаршировали через первые три залы библиотеки и сейчас войдут в обширную комнату с синими шторами и отделкой?

Они вошли, построившись треугольником. Два поручика Кирасирского полка, один ротмистр. Движения неестественные, кукольные или, скорее, принадлежащие машинам, но никак не людям. Может быть, на Марсовом поле такого никто бы и не заметил, но только не здесь — это была пародия на военную выправку, карикатура, особенно хорошо заметная отставному гвардейцу.

Барков, неожиданно для себя вздрогнув, понял, что в зале стало прохладнее и появился запах грозы, как после близкого разряда молнии. Вот оно что!.. Но чем ответить? И как поступить? Чертовщина!

— Господа?! — громко сказал Барков. — Что вам угодно?

Боже мой, глаза у всех троих пустые-пустые, ничего не выражающие, стеклянные. Мертвые. Даже законченные кокаинисты и курильщики опиума так не выглядят, а таковых граф видывал множество, и в Китае и в самом Петербурге, куда давно проникла пагубная страсть…

— Поручик? — еще более твердым голосом, подбадривая сам себя, вопросил Алексей Григорьевич, обращаясь к предводителю необычнейшей троицы, стоявшему на острие клина. — Вы меня слышите? Извольте отвечать! Что вам… Чер-р-рт!

Означенный поручик молниеносным движением извлек из ножен саблю и нанес прямой разящий удар — миг промедления, и графу раскроили бы череп.

Спасли инстинкт и идеальная реакция. Трость железного дерева в умелых руках завзятого фехтовальщика может оказаться страшным оружием: Барков выронил книгу, глухо стукнувшую о деревянные плитки пола, незаметный шаг назад и вправо, лезвие сабли отводится тростью вниз, острие вонзается в паркет. Отвлекающий финт, удар металлическим наконечником трости в кадык — сломать хрящи гортани, после такого выживают единицы. Прием боевой, а не дуэльный, но, как видно, благородным единоборством тут и не пахнет…

Не подействовало, хотя Алексей Григорьевич различил тихий хруст, выпад достиг цели. Безымянный поручик лишь пошатнулся. Захрипел, удержался на ногах. Второй ринулся в атаку.

Поединок на тростях — изобретение английское, развитое и дополненное в САСШ и Мексике, но сражаться надо равноценным оружием: даже редкое африканское железное дерево, против настоящей закаленной стали долго не продержится. Придется трубить ретираду, и отступать в сторону лестницы: там гвардия, вооруженные тайные агенты министерства двора, они помогут!

Конечно, помогут. Если разберутся, что происходит, а ведь может случиться обратное — трое офицеров преследуют похожего на стивенсоновского пирата одноглазого господина в статском платье… Влип, как есть влип!

Но что им нужно? Отчего случилось это нежданное и весьма подозрительное нападение?

Что нужно? Бледный, будто чахоточный, ротмистр подхватил оброненную книгу, уставным образом развернулся на каблуке и шагом марионетки направился прочь.

Интересно!..

Размышлять времени не оставалось, следовало действовать. Второго супостата Барков обхитрил без лишних усилий, сделав вид, что пытается поднять оброненную поручиком саблю и одновременно нанеся удар тростью в промежность, а это больно и обидно. Впрочем, боли они почти не чувствуют — интересно, почему? Чудеса в решете. Скверные чудеса.

Опередить, непременно опередить! Поднять тревогу!

Рана в ногу и застрявшие в бедре шарики японской шрапнели причиняли Алексею Григорьевичу неудобства исключительно в жизни обыкновенной, от легкой хромоты и болей перед сменой погоды не могли избавить лучшие профессора Военно-медицинской, но когда на помощь призывался Дар, можно было посоперничать в резвости с лучшими спортсменами Петербурга, ездившими на недавние Олимпийские игры в Стокгольм, — мгновенная концентрация, теплый оранжевый огонек разгорается в полную силу, вперед! Только бы хватило запаса этого огня, «волшебство» имело свойство иссякать!..

Второго поручика с глазами мертвеца Барков сшиб с ног чудовищной силы ударом трости снизу под челюсть. У любого нормального человека сломались бы шейные позвонки, но тот встал почти сразу. Граф успел пулей промчаться к дальней зале с конторкой и каталогами, выскочить на широкую лестницу, отделанную искристым белым мрамором, узреть начальника караула (гренадер в чине капитана), сосредоточить на нем остатки своей «волшебной» силы и выкрикнуть:

— Ваше благородие! Я граф Барков! По поручению ее величества! Злодеи в библиотеке!

Внушение подействовало, капитана будто молотом в лоб ударило, часть «волны», посланной его сиятельством гвардейцу, досталась и его подчиненным, что к лучшему…

Дальнейшее происходило будто во сне, как на пленке синематографа, пущенной в два раза медленнее положенного.

Прямо и вниз — по лестнице выход в зимний сад. В центре украшенной порфировыми вазонами и греческими скульптурами площадки библиотечные створки, налево — гостиная мадам Вырубовой, справа дверь в камердинерскую. Пост в четыре человека, один офицер, трое нижних чинов,

— …Судя по всему, дети сидели у Анны Александровны, тети Энн, — глухо говорил Барков. Джералд, хмурясь, слушал и нервно теребил запонку на манжете. — Услышали шум, выглянули. Две великие княжны и Алексей Николаевич. Вырубова то ли отвлеклась… Не знаю. Как раз подбежали люди из охраны, одетые лакеями и вооруженные «браунингами». А дальше началась свалка — эти трое выскочили как черти из табакерки, на них навалились гвардейцы, ротмистр — который с книгой, — рванулся вниз, по нему стреляли… Наследника в суматохе сбили с ног, неудачно подвернулся. Ребенок, ему было любопытно… Он упал, скатился вниз по ступенькам. Сильно ударился головой, сломал предплечье. Больше я почти ничего не помню, очухался только в кордегардии — Ева должна была вам рассказывать, как сильно выматывает использование Дара. Потом меня сразу отвели к генерал-майору Воейкову.

— А что же с этими… — Джералд замялся. — С нападавшими?

— Ротмистра убили выстрелом в голову. Оставшихся двоих заломали с трудом, был приказ любой ценой взять живьем. Потом прояснилось, что у них одинаковое умопомешательство, это сразу навело на мысли о гипнозе… Вы спросите у подполковника Свечина завтра. Если это позволительно, он расскажет подробнее.

— Значит, книга… Боже». Тут и уверуешь в то, что Дух Разрушения неотступно следует за нами!

— Тем не менее книгу доставили вам с фельдъегерем по личному распоряжению министра. В целости и сохранности. Как я и говорил, вы стали наживкой, милорд. Смиритесь. Это меньшее зло.

* * *

— Эта страна чересчур большая, — качал головой Робер, стоя у наполовину открытого окна вагон-салона. — Когда мы покидали Петербург, была весна, вечерами становилось прохладно, а здесь — самое настоящее лето!

— Сделай поправку на континентальный климат и географическую широту, — отозвалась Евангелина. — Киев находится приблизительно на одной параллели с Прагой, Амьеном и Нормандскими островами, неудивительно, что к конце апреля в Малороссии значительно теплее, чем на балтийских берегах. Полагаю, Одесса встретит нас субтропической жарой…

Литерный пересекал железнодорожный мост через Днепр, холмы Киева скрывала утренняя дымка. За лентой реки расстилался океан зелени с редкими белыми вкраплениями — левобережные деревеньки, обязательные церкви, от чьих куполов издали исходил золотистый отсвет. От разъезда Фастов поезд уходил на юг, к Белой Церкви, Смеле и далее к Черному морю.

Ранняя стоянка в Киеве оказалась непродолжительной — приняли уголь, наполнили котлы, загрузили припасы для кухни, и снова в путь. Господа успели проснуться, потребовали горячей воды, а сразу после отправления с Киева-сортировочной начали лениво стягиваться в салон, ожидая скорый завтрак.