Свинпет - Валерий Пушной

— И тебя лечили? — с издевкой прищурилась Карюха и не в первый раз с ног до головы осмотрела Сашку. Никаких внешних изъянов, да и в поведении, хоть некоторые ее суждения не укладываются в голове, какой-то неадекватности не наблюдается. Вполне тянет на здоровую. И хотя она видела Сашку впервые, не сомневалась, что нисколько не ошибается в своих выводах.

Между тем, Сашкин ответ обескуражил:

— Я и сейчас лечусь.

Карюхе ничего не оставалось, как развести руками:

— Но от чего? — изумленно расширила она глаза. — Ты ж, как и я, совершенно здоровая.

— Ты так думаешь? — апатично и разочарованно потянулась в кровати Сашка, вытянула напряженные ноги так, что по ним прошлась судорога. — Это очень плохо, — покачала головой. — Мне неприятно это слышать. Значит, лечение недостаточно помогает. Не так быстро, как хотелось бы. Но все-таки я чувствую, что лечение идет мне на пользу. В быстроте не всегда залог успеха. Важно, чтобы результат был нужный. И он будет, я верю.

— Ты чего несешь? Тебе не надо лечиться. Ты нормальная! — вскричала Карюха. — Ты мудришь, подруга!

Анька уселась на кровати лицом к Сашке и Карюхе. Было заметно, что она с интересом слушала их диалог.

Карюхе же показалось, что последние свои фразы Сашка говорила скорее для Аньки, чем для нее. В этом для Карюхи была непонятная интрига.

Когда на последнем выкрике Карюхи диалог завершился, Анька погладила руками пышное, взбитое мускулами тело, дотронулась до метки на бедре и выговорила:

— Не надо бояться змеиного яда, яд змеи не убивает змею, — по зеленой метке над правой бровью пробежали морщинки.

— Не плети ты ерунду, яд змеи очень опасен для человека, — нетерпеливо прервала ее не остывшая до конца Карюха. — Неужели ты забыла об этом, совсем одичала тут! — И только потом подумала: ну какого черта она ввязывается в этот нелепый спор с ненормальной.

Между тем, Анька неожиданно получила поддержку со стороны Сашки:

— Ты забыла, что из змеиного яда делают лекарство, — напомнила Сашка и как-то странно дернула губами.

— Ничего я не забыла, — отмахнулась Карюха. — Но при чем здесь змеиный яд? Или у вас тут змеи водятся? — отстраненно окинула она Аньку взглядом и вновь посмотрела на Сашку. — Хотя вряд ли, в городе мы не встречали скульптуры змеи, зато видели странную скульптуру свиньи с петухом. Ты не знаешь, что бы это могло означать? А еще видели изваяние голого зада, от души посмеялись. Смешно. На всех балконах кукуруза растет. Хорошее чувство юмора. Правда, мы так и не смогли добиться ответа на свои вопросы. Я пыталась, но попытка ни к чему не привела.

— Я же говорила, что ты сумасшедшая! — Сашка рывком села, выставила ладонь, будто хотела закрыть Карюхе рот, при этом Карюхе снова показалось, что Сашка делала все с оглядкой на Аньку, впрочем, могло и почудиться. Сашка чеканила слова отрывисто, словно вдалбливала их, однако без особого энтузиазма, походило на то, что она произносила фразы, как заученную роль, скучную, надоевшую, но обязательную. — Не над чем смеяться. В этом нет никакого юмора. Скульптура Голого зада в городе является символом успеха. А что странного ты увидала в скульптуре свиньи с петухом? Не понимаю. Свинья и петух — также символы города. Свинья — символ высшей Мудрости и Благородства, петух — высшей Справедливости и Непорочности. Ты просто представь себе, что здесь твой родной город, и тогда в твоих глазах все изменится. Ты станешь иначе воспринимать все символы и правила этой жизни.

Предложение было более чем странным, и то, что оно исходило от Сашки, приводило в замешательство. Между тем, хотя Сашка говорила, что смеяться не над чем, как бы советовала быть осторожнее, тем не менее Карюха не утерпела и прыснула смехом:

— Не представляю свинью и мудрость с благородством в одной упряжке, равно как петуха в образе справедливости и целомудрия. Это или глупая шутка, или большой идиотизм. Маразм, другого объяснения нет. Тупоголовое хрюкающее рыло Мудрости и Благородства, которое откармливают, чтобы зарезать и съесть в виде кусков сала и мяса. И надрывающаяся спросонья по утрам очумелая непорочная Справедливость, самоуверенная и самодовольная, потому что одна на целый курятник. А как голый зад связать с успехом? Чем больше зад — тем больше успех? Получается, нам с тобой не повезло, поэтому мы оказались в сумасшедшем доме.

— Не гадай на кофейной гуще, — парировала Сашка, — все равно ошибешься. Сейчас ты вовсе не готова постигать городские истины. — А Аньке заметила: — Чего пялишься на нее? Она новенькая, ничего не знает. Успеешь разглядеть. Она здесь надолго. Еще надоедите друг другу.

— Собаки всегда появляются неожиданно, — кивнула Анька. — Они убивают, если не убиваешь их.

— Перестань. Тут все свои. Говори, чтобы Карюха понимала тебя, — посоветовала Сашка и, поднявшись с постели, стала расхаживать вдоль противоположной стены, разукрашенной во все цвета радуги.

Анька локтем ткнула подушку и легла на спину, точно так же, как недавно лежала Сашка, вытянула ноги и проигнорировала Сашкин совет:

— Нельзя потерять ни одного початка кукурузы. Кукуруза только для свиней и петухов. Смотрите, чтобы не появились куры. Куры вредны, они воруют зерна и не предупреждают о собаках.

Карюха зажала уши:

— От этого можно сойти с ума, — вырвалось у нее.

— Или приобрести его, — поправила Сашка.

Карюха не сообразила, была ли это шутка Сашки, либо серьезное утверждение, но спрашивать не стала, весь предыдущий сумбурный разговор приводил ее в уныние. Черт знает, где очутилась, и если сейчас еще не стала сумасшедшей, то подобные разговоры уже точно могут довести до ручки.

Желание разговаривать дальше пропадало. Мысль незаметно перестала работать, словно в голове вместо мозга был его рудимент. Сколько длилось такое состояние, сказать сложно, однако постепенно все стало возвращаться. Карюха тряхнула головой.

Сашка расхаживала медленно, уверенно и независимо.

Карюхе, с одной стороны, нравилась такая независимость, она любила самостоятельность, но, с другой стороны, Сашкина самоуверенность давила, ибо с ее утверждениями Карюха соглашаться не хотела: быть сумасшедшей — это удел дураков, но она-то абсолютно нормальная. Решив, что у Сашки тоже начинают плыть мозги, Карюха стала молчаливо наблюдать за ее поведением.

Та ловила на себе пытливый взгляд, но была безразлична к нему, своим безучастием как бы говоря, что скоро Карюха во всем убедится сама. Сашка подошла к двери, постояла минуту в раздумье, потянула за ручку, вышла.

Карюхе надоело сидеть в одном положении, томило и мучило чувство раздвоенности, надо же было именно ей угодить в эти стены. Перед глазами проплыли лица приятелей. У них тоже сейчас неопределенное положение, но все-таки они на свободе, без наручников и цепочек. Кажется, все сейчас отдала бы, чтоб вернуться к ним. Впрочем, отдавать-то нечего, раздета до нитки. Одно голое тело, хоть и красивое, но голое. Только и осталось, в таком виде мотаться по улицам. Правда, у Катюхи в машине кое-какие шмотки имеются. Да, собственно, сейчас это не важно. Всегда что-нибудь придумать можно. С мира по нитке — голому рубаха. Девушка пружинисто поднялась с постели.

И тут же Анька повернула к ней вдруг раскрасневшееся лицо с горящими глазами, и Карюха услыхала торопливый приглушенный шепот:

— Не верь ей. Она чужая. Она из горожан, выучила наш язык. Будь осторожна, здесь везде уши, здесь везде глаза. Они видят и слышат даже там, где рядом с тобой никого нет. Глаза и уши знают все. Никто не может скрыться от них. От них нельзя спрятаться. Им известны даже тайные мысли всех. Держись меня, если хочешь убежать отсюда. Хотя, как знаешь, как знаешь, я ничего тебе не говорила. Нет, нет, нет, ты ослышалась, тебе это показалось. У меня в голове ничего подобного нет. Зачем тебе знать, что у меня в голове? Это мое дело, это только мое дело. Я сама по себе. Впрочем, я ничего не скрываю от тебя. Ты своя. Это Сашке верить нельзя, — ее взгляд метнулся к двери и обратно, — а ты своя. Тебе я верю. Верь и ты мне!

Карюха вздрогнула, переступила с ноги на ногу, не перебивая, выслушала странную сбивчивую речь Аньки и только после окончания этой речи удивленно воскликнула:

— А ты не разучилась нормально языком молоть, — глянула на дверь и тоже понизила голос до шепота. — Но зачем ты валяешь ваньку? — Отступила от кровати, цепочка натянулась, дернула за руку, наручник впился в саднившее запястье, девушка поморщилась.

— Я учусь быть другой, — шепнула Анька и заерзала на кровати, — чтобы выжить… — Чуть помедлила, как бы раздумывая, произносить или нет окончание начатой фразы: — И убежать отсюда.

— Но Сашка сказала, что убежать отсюда невозможно, — вспомнила Карюха. — У нее не получилось.

— Она врет. Все возможно. Убежать не трудно, поверь мне, трудно потом, когда убежишь! — зачастила Анька, и Карюха обратила внимание, как Анькино тело налилось упругостью, грудь приподнялась и округлилась. — Она никуда не убегала, — хмыкнула. — Зачем убегать из своего города? А я убегала. Неудачно, — выдавила с досадой. — Потому что я — дура! Я — доверчивая дура! Я всем всегда верю! Вот такая есть! — шепот стал пронзительным и колючим. — Я попала в этот город одна, мне некому было помочь, но ты ж не одна. Не то, что я. Ты не одна.