Мечта пилота - Михаил Водопьянов

Зная, что организованность лучший враг уныния и пессимизма, которые так страшны именно здесь, среди бескрайних ледяных пустынь, Бесфамильный позаботился о том, чтобы каждый из его группы твёрдо знал свои обязанности и выполнял их. За исключением лётчика Шевченко и радиста Слабогрудова, весь экипаж самолёта был отдан в распоряжение профессора Бахметьева.

Работа шла дружно.

Каждое утро, если позволяла погода, Шевченко шёл в обычную пятнадцати-двадцатиминутную разведку. Он планомерно, сектор за сектором, исследовал с воздуха окрестности полюса – тщательно осматривал и фотографировал огромную площадь, ограниченную 89-м градусом северной широты. Помимо этого он "завозил" на различные высоты приборы профессора, помогая ему всесторонне изучить состав атмосферы и воздушные течения полюса.

Лишь один профессор Бахметьев не подчинялся суровому режиму, установленному Бесфамильным в лагере. Глубоководные гидрологические наблюдения, изучение температур и солёности воды, астрономические и метеорологические наблюдения, исследования стратосферы – всё это целиком поглощало профессора, и у него нередко не оставалось свободного времени даже для нормального сна.

Бесфамильный и все участники экспедиции с глубоким уважением относились к работе профессора, делая всё, чтобы облегчить его труд. За весь месяц работы на полюсе не было ни одного случая невыполнения к сроку какого-либо поручения Бахметьева. Весь экипаж трогательно заботился о "своём профессоре". Результатом этой заботы было, что профессор не чувствовал неизбежных, казалось, неудобств и лишений, с которыми обычно сопряжена научная работа в Арктике. Командир звена сумел ему создать условия, почти ничем не отличающиеся от условий московской лаборатории. И частенько дело доходило до того, что старый профессор забывал, где он находится, и выскакивал из превращённой в лабораторию пассажирской кабины "Г-2" на свирепый сорокаградусный мороз полюса в тонком халате и с непокрытой головой.

Ближайшим помощником, правой рукой профессора вскоре стал метеоролог Байер. Они вместе запускали радиозонды, вели шаропилотные и десятки других наблюдений над атмосферой полюса. Молодой, энергичный, имеющий немало знаний в областях, смежных с его специальностью, метеоролог почти всё время вёл самостоятельные научно-исследовательские работы по поручению Бахметьева. Правда, когда дело касалось прогнозов и гипотез, старый и молодой учёный почти всегда горячо спорили, но это не мешало им дружно работать, накапливая богатейший научный материал.

Остальные люди экипажа, не исключая и самого Бесфамильного, не имея специальных знаний, оказывали лишь техническую помощь учёным, выступая в большинстве случаев в роли чернорабочих.

В общем работы хватало на всех, и все были вполне довольны, если не сказать – веселы. Однако, по общему признанию, лучше всех себя чувствовал бортмеханик Егоров. Полёт и жизнь на полюсе дали ему возможность осуществить своё крупнейшее изобретение и пожинать приносимые им богатые плоды.

Да, учитель имел все основания быть довольным своим учеником! Егоров считался молодым бортмехаником и производственным "папашей" считал старого бортмеханика Дудорова, а тот сумел заразить изобретательским зудом своего любознательного и энергичного ученика.

С тех пор, как Егорову стало известно, что он идёт в большой арктический перелёт, он крепко задумался над больным вопросом северных полётов вообще – над запуском мотора во время мороза. Над этой проблемой не один год ломали головы полярные лётчики и бортмеханики. Предложений было немало, но реального, вполне надёжного средства никто назвать не мог.

И здесь Егорову помог его "папаша". Он изобрёл незамерзающую смесь для радиаторов. Этого было достаточно, чтобы окончательно оформилась давно зародившаяся у Егорова мысль. Он её немедленно предложил Бесфамильному. Лётчик сумел оценить по-настоящему мысль своего бортмеханика и настоял на переоборудовании "Г-2" по его чертежам.

Сейчас, на полюсе, выдержавшее неоднократные испытания в самых суровых условиях изобретение Егорова вызывало неподдельный восторг всего экипажа. О лучшей награде изобретатель не смел и мечтать.

Изобретение Егорова давало возможность в любой мороз запускать все четыре мотора "Г-2" в умопомрачительно короткие сроки – в двадцать – двадцать пять минут. В принципе оно сводилось к следующему:

К чехлу правого среднего мотора пристёгивалась цилиндрическая юбка из шёлкового полотна. Растянутое тросиками, крепящимися к шасси, лыжам и вмороженным перед самолётом колышкам, это лёгкое сооружение легко выдерживало даже свежий ветер. Под "юбку" устанавливались один-два примуса, от которых к мотору и в пассажирскую кабину шли трубы. С помощью этих труб в обогреваемом моторе и в кабине всё время поддерживалась комнатная температура.

В стены пилотской рубки были вделаны два нормальных шестидесятилитровых баллона сжатого воздуха под давлением в двести атмосфер, предназначенные для запуска моторов. Зарядка баллонов производилась автоматически компрессором, установленным в передней части обогреваемого мотора. Егоров, как в самом себе, был уверен в безотказной работе своего автоматического компрессора, но, отдавая дань общему лозунгу экспедиции: "предусмотреть всё", всё же на всякий случай взял на борт ручной компрессор. При его помощи в одном из баллонов можно было довести давление до восьмидесяти атмосфер, что вполне достаточно для запуска тёплого мотора.

Пользуясь сжатым воздухом, Егоров в два счёта заводил обогреваемый мотор. Но это ещё не выход. На одном моторе не полетишь. Как же быть с остальными?

Вот здесь-то и была зарыта собака егоровского изобретения!

Радиаторы всех моторов заполнялись незамерзающей дудоровской смесью. Она не боялась морозов, и, выключая моторы, её не приходилось спускать, как воду. Системы же охлаждения всех моторов были соединены между собой. Закрыв радиатор и запустив обогреваемый мотор, Егоров в три минуты доводил температуру его жидкости до восьмидесяти градусов выше нуля, а затем включал помпу, которая гнала нагретую жидкость в левый средний мотор. Подчиняясь закону циркуляции, тёплая жидкость быстро вытесняла холодную из левого в правый работающий мотор. Через пять минут запускался подогретый таким образом левый мотор. Теперь работают оба средних мотора. Их водяные магистрали соединены с магистралями обоих крайних. Оба средних одновременно обогревают свои крайние. И такой круговорот нагретой жидкости приводил к тому, что не проходило и получаса, как все моторы, несмотря на мороз, ревели на полном газу, и Егоров докладывал своему лётчику о готовности к полёту.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});