Объективная реальность - Влад Тарханов

противоречит установкам Коминтерна…

Мехлис выглядел не просто пораженным, а даже опущенным в воду, такой удар по его идеалам казался слишком сильным.

— А мы пока не скажем Коминтерну, что установки изменились. Они об этом узнают в нужное время и нужном месте. Не всё так хорошо в Коминтерне, Лев Захарович. Чистили мы его от Каменевцев и Троцкистов, да не дочистили… Так что…

— Задачу понял, разрешите выполнять?

Что хорошо в Мехлисе, так то, что, получив задачу, он начнет ее выполнять. И будет жилы рвать. Вот только заносит его, ничего, где надо, притормозим, Светлана там у него как раз для таких случаев…

Глава двенадцатая

Веймарский узелок

Москва. Кремль. Кабинет товарища Сталина, 20 июня 1932 год

— Товарищ Кольцов, мы прочитали ваши соображения по поводу ситуации в Германии. Есть мнение, обсудить это еще раз. Тем более, что работающие с вами товарищи уточнили некоторые нюансы, которые вы немножко запамятовали.

В кабинете Сталина трое: я, хозяин кабинета и Киров. Сергей Миронович оказался третьим человеком, которого Сталин посвятил в иновременную сущность Кольцова. Еще двое — это те самые эксперты-гипнологи, с которыми мне приходится иметь дело, оба под кучей страшных подписок, имеют чины НКВД, в общем, страшное дело. И еще, Пятницына мы все договорились похоронить. Официально ко мне обращаются «товарищ Кольцов», даже те, кто в курсе. У сотрудников органов я проходил как Журналист, вообще-то глупая кличка, могли бы придумать что-то позаковыристее. Поднял этот вопрос. Подумали. Решили. Теперь уже я Строитель. Ага, с Большой буквы Строитель, не хухры-мухры.

— Итак, официально ваша командировку в Германию становится прикрытием операции «Большая передача». Эту часть программы вы полностью отрабатываете с товарищем Артузовым. Это задача важная, но намного важнее всё-таки приступить к плану «Цугундер». Товарищ Кольцов, я на этот раз утвердил ваше название плана, но прошу впредь быть серьезнее. Не надо превращать важную работу в балаган, понимаешь!

Я понял, быстро изобразил раскаяние, потом до меня дошло, что этому раскаянию никто, даже товарищ Киров, не поверили. Хозяин кабинета чуть усмехнулся, затем продолжил:

— Интересный анализ получается. По вашему мнению, если бы коммунисты поддержали выдвижение социалистов на пост президента, то ситуация могла стать иной?

— Товарищ Сталин, мой анализ исходил из нескольких составляющих. Первое это то, что мы имеем на виду: в первом туре Эрнст Тельман набрал 13,2 процента голосов, во втором, в котором осталось только трое — только 10,2 %, фактически, потеряв три процента голосов избирателей. Причем программа его была заточена на борьбу против социалистов, а не против Гитлера, национал-социалистов вообще. Это было главной ошибкой со стороны наших немецких товарищей. Именно Гитлер стал сейчас главное угрозой всему миру, а национализм, как и его крайняя форма национал-социализм, нацизм — основным оружием буржуазии против пролетариата и социализма как такового. Идеология Гитлера взяла в себя положительные моменты социальных программ нашей системы смешав их со средневековым национализмом, когда чужой — это враг, а одна нация имеет превосходство над всеми другими. С его громкой программой реванша, Адольф имеет опору на серьезный электорат, который составляет около тридцати процентов голосующих. Это не просто много, это катастрофически много. Наиболее вероятным претендентом на пост президента со стороны СДПГ был бы Отто Браун, сейчас министр-президент Пруссии. На прошлых выборах его в первом туре поддержали 29 % избирателей. Формально, если сложить их голоса вместе, они могли бы при обоюдной поддержке получить порядка сорока процентов голосов избирателей и выйти во второй тур, при этом Гинденбургу досталось не более двадцати процентов голосов, он мог стать только третьим. Вся проблема была в том, что социал-демократы сразу же взяли ориентацию на Гинденбурга, как на сильного кандидата, способного остановить Гитлера. И это сделало невозможным для коммунистов поддержать нынешнего рейхспрезидента. Но то, что было невозможно тогда, должно, обязательно должно быть реализовано сейчас. В Германии на сегодня две самые большие опасности: рвущийся к власти Гитлер, которому уже начинают оказывать поддержку крупнейшие промышленники, вторая же проблема нынешний канцлер Папен. Он уже сейчас готов сделать всё, чтобы заложить основы реставрации имперской Германии под властью Гогенцоллеров. При этом не имеет значение, кого из них вытащат из бельгийских полей на равнины европейской политики. При этом своими неуклюжими действиями Папен тупо расчищает дорогу для Гитлера.

— Почему вы так считаете? — поинтересовался Киров.

— Папен хочет получить централизацию государства, чтобы превратить отдельные ее куски, такие как Пруссия, Бавария, и прочие в обычные провинции, в которых всё будет решать центральное правительство. Веймарская республика построена на сохранении интересов каждой части Германии и ее относительной автономии. И он добьется этого. Потом очень вовремя произойдет отставка Папена и на выборах больше всего мест в рейхстаге возьмут нацисты, что позволит Гитлеру сформировать правительство. Следующий акт: очень вовремя умирает Гинденбург, а Гитлер проводит закон об объединении постов президента и рейхсканцлера. Всё — все условия для диктатуры созданы. Следующие выборы пройдут под давлением боевых организаций нацистов, которые гарантируют их партии полную и безоговорочную победу. Ну, еще подожгут Рейхстаг и обвинят в этом коммунистов. Хороший повод, чтобы вывести коммунистов, а за ними и социал-демократов из рамок политической жизни, а многих за рамки жизни вообще.

— Вы считаете, что именно сейчас есть возможность серьезным образом осложнить жизнь Гитлеру и заблокировать нацистам путь к власти? Почему именно сейчас?

— Всё дело в том, что историки назовут Прусским переворотом. Фактически, канцлер Папен отстранит от власти правительство Пруссии, заменив его своими представителями, начнет убирать социалистов от каких-либо значимых постов в Пруссии. Особенно в Берлине, подчиняя себе полицейские силы Пруссии, которые сейчас почти не уступают по численности армии Веймарской республики. Это будет абсолютно противозаконно, но, никто даже пальцем не пошевельнёт в защиту Отто Брауна и его правительства.

Я сделал паузу, чтобы понять, нужно ли свою мысль расшифровывать, скорее всего, Сталин уже прочитал это в моей записке, разве что для Кирова? Увидев в моих глазах невысказанный вопрос, Иосиф Виссарионович кивнул головой, я тут же продолжил:

— В результате выборов в парламент Пруссии победу одержали нацисты, но и коммунисты набрали достаточное количество голосов для того, чтобы не дать нацистам самостоятельно сформировать правительство. В тоже время многие партии левые, центристские и правые не хотят входить в блок ни с коммунистами, ни с нацистами. В результате ситуация подвешенная и правительство Отто Брауна продолжает выполнять свою работу, хотя и без прежнего энтузиазма. Именно этим подвешенным состоянием социалистов и решил воспользоваться канцлер Германии. Он уже согласовал с Гинденбургом возможность введения армии и прямого правления рейхсканцлера в случае возникновения беспорядков, которые приведут к человеческим жертвам. Тут Папен рассчитывает на обострение противостояния