Союзная интервенция в Сибири 1918-1919 гг. Записки начальника английского экспедиционного отряда. - Джон Уорд

повернулся к декларации союзников в пользу большевиков и относительно положения, создавшегося в связи с этим в Омске. Точка зрения адмирала была совершенно проста. «Мы можем говорить и заключить соглашение с каждой партией и правительством из существующих в различных областях России, но пойти на компромисс с большевиками, пожать им руки, сесть с ними и вести переговоры как с равными, с людьми, которые оскорбляют и убивают русский народ,-никогда. Ни одно приличное союзное правительство, знакомое с фактами, не станет ожидать этого».

Я ^просил его смотреть на вопрос так, как если бы не было никакой телеграммы из Парижа, ибо у меня была уверенность, что должны существовать некоторые пункты, связанные с решением, но требующие дальнейшего выяснения. «Согласен»,-сказал адмирал,-«должны существовать некоторые факты, с которыми мы не знакомы, так как, советуя пойти на соглашение с большевиками, британское правительство в то же время продолжает оказывать мне великодушную помощь для русской армии». Я ушел от него вполне удовлетворенным и уверенным, что он еще сохранил свою уверенность в дружбу Англии.

Существовал еще один удивительный пункт, который необходимо отметить. Адмирал Колчак замечал не раз, что японцы все еще продолжают причинять ему много хлопот. Не имея возможности лично приблизиться к нему, они «заручились» содействием его офицеров, которые по своим служебным обязанностям часто посещали уфимский фронт. Японцы осторожно проводили идею, что единственное государство, которое может оказать России действительную помощь,-это Япония. Все другие армии утомлены войной, требуют демобилизации, и поэтому не желают сражаться с большевиками. Если адмирал Колчак заключит подходящее соглашение с Японией, ее армии гарантируют ему ликвидацию в два месяца всех большевистских сил и установление монархии, удовлетворяющей офицеров. Эта пропаганда достигла фронта, и генералы с фронта в своих депешах указывали, что она получила серьезное значение. Для противодействия этому вредному влиянию, адмирал решил сам посетить фронт, чтобы указать на невозможность для Японии, как одной из держав, входящей в Антанту, самостоятельно выполнить такую программу. Я спросил его, как эта пропаганда началась

и кто вел ее. Он ответил: «Генерал Муто со своим штабом из двадцати шести офицеров, а также другие ловкие сотрудники серьезно работали здесь, в Омске, для направления общественного мнения б эту сторону». В заключение верховный правитель сказал: «Я вовсе не жалуюсь на этих отличных японских офицеров,-но они вышли за директивы своих военных и политических руководителей, причинив этим моей работе по восстановлению порядка н емало затруднений».

*) Речь идет, конечно, не о кн. П. А. Кропоткине, «отце анархии»,

доживавшем свои дни в г. Дмитрове Московской губ., а об одном из кня-

зей Кропоткиных, помещике Казанской губернии, весьма популярном

в монархических кругах Омска. (Прим. перев.)

а) Естественно, что автор мемуаров не знает, что эти книги Д. Свифта

давно переведены на русский язык. (Прим. перев.)

Существовали и другие разлады в общей мелодии. Русские-офицеры почти все до одного монархисты и останутся таковыми, так как они совершенно похожи на детей в своей преданности этому принципу. Кто-то распространил слух, что князь Кропоткин еще жив и находится на русском фронте1). Один из офицеров, услышав об этом, воскликнул: «О, конечно, адмирал передаст свою власть Кропоткину, как только узнает, что князь жив». На следующий день ему объяснили, что князь вовсе не солдат и тогда его энтузиазм разом испарился. Еще через день подошли британские военные грузы и тогда офицер этот всецело стоял за союз с Антантой. А еще несколько дней спустя, он уже проклинал союзные державы за то, что они не признали русского правительства. На следующий день, услышав в ресторане, что Дмитрий Павлович скрывается в Сибири, как крестьянин, он впал в такое же экстатическое состояние, как пастухи при виде Вифлеемской звезды. Всякая, возможная или невозможная, личность под солнцем представляется ему в виде желанного спасителя его родины; никогда он не думал, что именно он и его сотоварищи могут спасти ее. Русский офицер действительно-«большое, толстое, бравое, балованное дитё и ничего более». «Путешествия Гулливера» имели бы огромный спрос, если бы были переведены на русский язык 2). «Арабские ночи» покажутся неинтересным тягучим рассказом в сравнении с теми историями, которые циркулируют по Омску и по Сибири вообще.

Два следующие отрывка из моего дневника отмечают случаи, происшедшие за то же время.

«1 февраля 1919 г. Прошлою ночью три заговорщика-большевика, переодетые русскими солдатами, проникли в помещение офицеров 1-го и 2-го Сибирского полка. Первым сигналом наружу о том, что случилось, были револьверные выстрелы, раздавшиеся в помещении; часовой задержал одного из переодетых большевиков, когда они пытались улизнуть.

Меньше чем в пять минут заговорщики перестреляли пять офицеров, двое из которых были смертельно ран?ены в живот. Один заговорщик был убит, другой схвачен, третьему удалось бежать. Был применен к захваченному кнут и на сотом ударе он выдал весь заговор. После его признания последовало более пятидесяти арестов, после чего бее в Омске снова успокоилось».

«3 февраля 1919 г. Только что прибыл из Владивостока лейтенант Монрое с подарками от дам Шанхая, Гонконга и Сингапура. Не хватает слов для описания радости как офицеров, так и солдат при получении этих знаков любви и памяти от своих землячек в этом холодном, негостеприимном климате».

«Слышал новость об общем неповиновении, оказанном канадскими войсками тотчас по прибытии во Владивосток. Если на полученные известия можно положиться, то чем скорее их отправить в Канаду, тем будет лучше. Здесь достаточно и без того анархии, чтобы британское правительство могло сваливать еще свою. По моему мнению, крупная ошибка смешивать канадцев и британские войска в одну бригаду. Естественно, британские солдаты исполняют все приказы, и когда другие этого не делают, то вся тяжесть работы ложится на британские войска. Ничто другое, как удивительное чувство порядка в сознании среднего англичанина, помешало нам превратиться в англо-канадскую чернь, одинаково опасную и для большевиков и для русских. Мы установили превосходные отношения с русскими, портить которые было бы тысячу раз жаль».

ЕЩЕ ИНТРИГИ.

В то время как лояльных русских офицеров убивали во время сна, произошли другие не менее важные события. Когда адмирал Колчак принял верховную власть, Директория была окружена партией офицеров-монархистов, таких же мятежных и беспокойных, как и сам Троцкий. Все эти офицеры совершенно свободно сносились друг с другом по особому телеграфному коду, как будто бы в их руках была даже вся власть. Первым осведомлением об этих заговорах, полученным Колчаком, была шифрованная телеграмма от генерала Иванова-Ринова к генералу Белову, начальнику штаба генерала Болдырева: она обнаружи-, вала многие стремления этих людей и указывала, что цели их были исключительно личными. Я с большим интересом прочел эти телеграммы, так как они превосходно посвящали меня в главные причины революции, а вместе с тем знакомили меня с характером среднего русского офицера. Генерал Антоновский из бывшей Военной Академии, присутствовавший при подписании Брест-Литовского мира с германцами, был одним из участников этих планов и на два пальца отстоял от того, чтобы стать у адмирала начальником штаба. Все шло великолепно, когда шифрованная телеграмма Ринова размотала весь клубок. Белов был отослан на восток, Антоновский на юг, и монархисты оказались разбиты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});