13 диалогов о психологии - Соколова Е.Е.

С:Ао нем как о человеке?

А.: Я думаю, что многое в его биографии может вызвать у тебя внутренний протест: и это философ, который должен как бы парить над жизнью, так сказать, относиться к ней философски и не опускаться от бытийного до бытового уровня? С: А что, Бэкон опускался?

А.: Суди сам. Бэкон родился в семье одного из высших сановников елизаветинского двора. Его отец был храните-

Диалог 3. Я мыслю, следовательно, существую

лем большой печати Англии. Может быть, атмосфера в доме наложила свой отпечаток на ценности Бэкона, и он всю жизнь стремился к занятию высоких должностей при дворе. Бэкон получил блестящее образование, учился в Кембридже, причем к этому времени образование приобретает все более и более светский характер. Один из современников этих перемен писал с восторгом, что Кембридж “стал совсем другим… Аристотель и Платон читаются даже мальчиками… Софокл и Эврипид теперь авторы более знакомые, чем в наше время Плавт” (Цит. по [13, с. 15]). Однако на всю жизнь Бэкон сохранил неприязнь к Аристотелю. Догадываешься, почему? С: Нет.

А.: Аристотель ведь был взят схоластами в качестве одного из непререкаемых авторитетов; конечно, при этом его определенным образом истолковали. И Аристотель для Бэкона олицетворял стиль схоластического мышления. В16 лет Бэкон уже был в Париже, в английском посольстве. Однако смерть отца вынудила его заняться юридической практикой. В юридической корпорации он основательно изучил философию, и у него возникла идея универсальной реформы науки. Однако, “царедворец по природе” (См. [13, с. 18-19]), он мечтал о занятии высоких должностей при дворе. В32 года он уже заседает в палате общин, одно время даже возглавляет оппозицию. Однако королева лишь консультировалась с Бэконом по поводу тех или иных правовых и государственных вопросов, а он хотел штатной должности королевского адвоката. Наконец, новый правитель Яков I Стюарт дает ему эту должность, затем он становится хранителем большой печати, ав 1618 году — пэром Англии. Естественно, он втянулся и в придворные интриги и махинации. Он был обвинен в коррупции, признал это обвинение и отказался от защиты, заявив, что разделял злоупотребления своего времени, был заключен в Тауэр и приговорен к крупному штрафу. Впрочем, чуть позже он добился помилования, хотя политическая карьера его была уже кончена. Ему оставалась только философия и задуманная им реформа наук. С: Весьма неприятная личность.

А.: Это лишь “дворцовая биография” Бэкона. В философских произведениях перед нами предстает другой человек, который не преклоняется ни перед чьим авторитетом. Прошло время. И что мы помним сейчас о придворных интригах ловкого царедворца Фрэнсиса Бэкона? А философия его живет до сих пор.

Проблемы эмпирического познания души в работах Ф. Бекона 117 С: Ну, уж и до сих пор!

А.: Яне преувеличиваю. Приведу тебе сначала знаменитое высказывание Фрэнсиса Бэкона, сыгравшее весьма существенную роль в психологии.

Ф. Бэкон: Ни голая рука, ни предоставленный самому себе разум не имеют большой силы. Дело совершается орудиями и вспоможениями, которые нужны разуму не меньше, чем руке. И как орудия дают или направляют движение, так и умственные орудия дают разуму указания или предостерегают его [14, с. 12].

А.: Пройдет несколько веков, и эта идея об опосредствованное™ разума специальными орудиями будет разработана нашим выдающимся соотечественником Львом Семеновичем Выготским в культурно-исторической теории происхождения и развития высших психических функций. А это уже современная нам психология… С: А как насчет гимна эмпирической науке, о котором ты говорил? А.: Давай послушаем самого Бэкона.

Ф. Бэкон: Человек, слуга и истолкователь природы, столько совершает и понимает, сколько постиг в ее порядке делом или размышлением, и свыше этого он не знает и не может… Пусть люди на время прикажут себе отречься от своих понятий и пусть начнут свыкаться с самими вещами [14,с. 17].

А.: Очевидно, Бэкон критикует схоластический способ мышления, полностью отрицающий опыт, тогда как “самое лучшее из доказательств есть опыт, если он коренится в эксперименте” [14, с. 34]. Теологи по причине своего невежества закрыли, по Бэкону, вообще доступ к истинной философии, а строптивую и колючую философию Аристотеля больше, чем надо, смешали с религией. Теологи, с иронией пишет Бэкон, боятся использовать истинную философию, как будто они не уверены в прочности религии. Однако “после слова Бога естественная философия есть вернейшее средство против суеверия и тем самым достойнейшая пища для веры” [Там же, с. 52]. С: Ага, значит, все-таки слово Бога?

А.: Да, но Бэкон, в отличие от схоластов, считает, что вера не выше знания, наоборот, она подкрепляется знанием, то есть зависит от него. Но слушай дальше.

Ф. Бэкон: Те, кто занимался науками, были или эмпириками, или догматиками. Эмпирики, подобно муравью, толь-

Диалог 3. Я мыслю, следовательно, существую

ко собирают и довольствуются собранным. Рационалисты, подобно пауку, производят ткань из самих себя. Пчела же избирает средний способ: она извлекает материал из садовых и полевых цветов, но располагает и изменяет его по своему умению. Не отличается от этого и подлинное дело философии. Ибо она не основывается только или преимущественно на силах ума и не откладывает в сознании нетронутым материал, извлекаемый из естественной истории и из механических опытов, но изменяет его и перерабатывает в разуме. Итак, следует возложить добрую надежду на более тесный и нерушимый (чего до сих пор не было) союз этих способностей — опыта и рассудка [Там же, с. 56-57]. А.: Тебе это ничего не напоминает? С: Нет.

А.: Да ведь это же наш разговор при первой встрече о теоретических и эмпирических исследованиях. Схоластические словопрения не удовлетворяют Бэкона, но не могут его удовлетворить и несистематические эмпирические наблюдения и сборы “фактов” без знания целого искусства этого сбора. Здесь у Бэкона опять-таки идет перекличка с Выготским, когда оба они говорят о необходимости своего “языка”, своих понятий и категорий, для конкретной науки, занимающейся изучением какого-либо аспекта реальности. Бэкон называет эти понятия, принципы, категории, которые свои для каждой конкретной науки, “средними аксиомами”, Выготский говорит о необходимости “посредствующих” понятий между философскими категориями и эмпирическими фактами, об особой системе собственной методологии психологии.

Ф. Бэкон: Не меньшее зло состоит и в том, что в философии и в размышлениях своих они направляют усилия на исследование начал вещей и последних оснований природы, в то время как вся польза и практическая действенность заключается в средних аксиомах. Отсюда и получается, что люди продолжают абстрагироваться от природы до тех пор, пока не приходят к потенциальной, бесформенной материи; и не перестают рассекать природу до тех пор, пока не дойдут до атома. И если бы даже это было истинно, то немногим могло бы содействовать благосостоянию людей [Там же, с. 32].

А.: Так что же мешает человеку идти в поисках истины правильным путем? С: Кажется, Бэкон говорил о ложных авторитетах.

Проблемы эмпирического познания души в работах Ф. Бекона 119 А.: Не только. То, что мешает человеку отыскивать истину, Бэкон называл очень своеобразно: призраками, или идолами. Они словно уводят человека в тупики лабиринта познания, и очень трудно оттуда выбраться. Бэкон различает четыре вида таких призраков. Ф. Бэкон: Идолырода находят свое основание в самой природе человека, в племени или самом роде людей, ибо ложно утверждать, что чувства человека есть мера вещей. Наоборот, все восприятия как чувства, так и ума покоятся на аналогии человека, а не на аналогии мира. Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое, примешивая к природе вещей свою природу, отражает вещи в искривленном и обезображенном виде [Там же, с. 18]. А.: Бэкон имеет в виду здесь, например, часто свойственное человеку вмешательство “страстей” в познание, когда человек отвергает нечто, потому что у него нет терпения исследовать его; или еще: ум склонен обращать внимание на то, что его привлекает, он склонен к порядку и единообразию, и это тоже вносит искажающий момент в истину. Ф. Бэкон: Идолы пещеры суть заблуждения отдельного человека. Ведь у каждого помимо ошибок, свойственных роду человеческому, есть своя особая пещера, которая ослабляет и искажает свет природы. Происходит это или от особых прирожденных свойств каждого, или от воспитания и бесед с другими, или от чтения книг и от авторитетов, перед какими кто преклоняется, или вследствие разницы во впечатлениях, зависящей от того, получают ли их души предвзятые или предрасположенные или же души хладнокровные и спокойные [Там же, с. 19].

А.: Бэкон имеет в виду здесь, например, то, что люди любят теории, которые они считают своими или к которым они привыкли, одним приятна новизна, других привлекает древность. “Истину же, — говорит Бэкон, — надо искать не в удачливости какого-либо времени, которая непостоянна, а в свете опыта природы, который вечен” [Там же, с. 24]. Ф. Бэкон: Существуют еще идолы, которые происходят как бы в силу взаимной связанности и сообщества людей. Эти идолы мы называем … идолами площади. Люди объединяются речью. Слова же устанавливаются сообразно разумению толпы. Поэтому плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум. Определения и разъяснения, которыми привыкли вооружаться и охранять себя уче-