Измена. Чужая истинная (СИ) - Елена Солт

одна в чужой стране. Мой муж мне не муж, а не пойми кто. Всё это не законно, я уверена, и где-то до сих пор есть мой истинный.

Те, кого приставили мне в подруги, и не подруги вовсе, а что-то замышляют. Вдобавок последние дни живот словно каменный и его постоянно тянет.

Ребёнок. Мой малыш. Инстинктивно касаюсь подушечками пальцев того места на животе, где чувствую шевеления. Чей ты сейчас? Кто теперь твой отец? Проклятый Хард! До него всё было понятно и просто! У моего ребёнка был законный отец, а что теперь?!

А ничего хорошего! Все вокруг знают, что их правитель женился на беременной, следовательно, ребёнок не от него! Такова правда! Вот Бездна! Позорище-то какое!

Погружённая в свои мысли, я едва не сметаю с пути девочку лет шести в сером платье с белым передником. Малышка поднимает на меня сердитое чумазое лицо, обрамлённое тугими пшеничными косичками, и я замечаю в её карих глазёнках слёзы. Это вдруг отрезвляет и вырывает из самокопания и жаления себя любимой:

— Эй! — кричу ей вслед, — постой, подожди, пожалуйста!

— Госпожа! — раздаётся позади предупреждающий голосок кого-то из фрейлин.

Взмахиваю рукой, приказывая им замолчать немедленно. Девочка оборачивается, смотрит на меня недоверчиво.

Опускаюсь вниз, чтобы оказаться на одном уровне глаз с ребёнком, протягиваю к ней руки:

— Как тебя зовут? — ласково ей улыбаюсь.

— Шая, миледи, — еле слышно отвечает та, но приблизиться не спешит.

— Какое красивое имя! Подойди, милая, — девочка начинает медленно приближаться. — Почему ты плачешь, Шая?

Малышка оказывается рядом. Поднимаю руку, вытираю пальцами влажные следы у неё на щеках, затем касаюсь её руки. Что-то не так. Хмурюсь, разворачиваю худенькое запястье ладонью вверх, и ахаю: на руке малышки виднеются глубокие алые порезы.

Вскидываю голову. Не только на руке! На шее тоже!

— Что это? — шепчу онемевшими от ужаса губами. — Кто посмел?

— Я не знаю, — хнычет та.

Не хочет говорить? Проклятье, ладно!

Закусываю нижнюю губу, оборачиваюсь, не выпуская руки малышки:

— Принесите целебную мазь! Белая круглая гладкая баночка, стоит у меня на туалетном столике! Пожалуйста! Кто-нибудь!

— Ту, что от целителя Борага? — округляет глаза Джулия. — Но это очень дорогая мазь, миледи!

Смеряю её таким взглядом, что впору дыру прожечь в этой бережливой умнице.

— Да, госпожа, сейчас, госпожа, — Роуз, вторая сестричка, оказывается более исполнительной.

Приседает и спешит прочь, взмахнув юбкой.

За те несколько минут, что мы ждём, я пытаюсь выяснить у девочки, кто её обидел. Тщетно. Она не знает. Не доверяет мне? Не хочет говорить? Пытаюсь болтать на отвлечённые темы. Возвращается Роуз.

— Благодарю, — улыбаюсь ей, принимая из её рук знакомую баночку.

Смотрю на Шаю. Малышка только-только перестала плакать, хотя и видно, что держится с трудом.

— Потерпи, — предупреждаю новую знакомую, откручивая крышку. В нос ударяет знакомый запах мяты. — Это не больно, но чуточку может щипать.

На удивление, малышка оказывается терпеливой и стойкой, настолько, что, закончив обрабатывать жуткие порезы, я восхищённо хвалю её:

— Умница моя! Самая смелая! Завтра заживёт! Я надеюсь!

Протягиваю банку малышке:

— Вот, возьми с собой!

Шая смотрит на меня восхищённо. Прижимает банку к груди, быстро приседает и бежит прочь, гулко стуча каблуками по пустынному коридору.

— Кто она? — поднявшись на ноги, спрашиваю у фрейлин.

— Да кто ж её знает, миледи, — поживает плечами Диана. — Судя по одёжке, она с кухни. Или горничная.

— Нужно разобраться, что стряслось, — задумчиво смотрю в конец коридора, туда, где малышки и след простыл.

— Я вас умоляю, миледи, — грустно вздыхает Роуз. — Если проверять каждый родительский тумак, то никаких проверяльщиков не напасёшься. Никто не станет этим заниматься.

— А жаль, — обхватываю себя за плечи.

Разворачиваюсь и иду дальше.

Вечером решаю лечь спать пораньше. После возвращения в покои я много читала и порядком утомилась за день.

— Олия? — оглядываюсь по сторонам.

Фрейлин я давно выгнала, а служанка ещё не пришла.

— Ну, ладно же.

Не страшно. В конце концов, я сама ей наказала явиться позже. Хотела побыть одна. Кто ж знал, что с наступлением темноты мне сделается не по себе? Глупости. Это всё нервы.

Прохожу к кровати. Задумчиво смотрю на розовую ночную рубашку, аккуратно разложенную на постели. Надеваю её на себя.

Принюхиваюсь, мне то и дело мерещится странный запах. Непривычный…

Кожу покалывает и печёт, а по ногам вдруг льётся что-то тёплое.

Опускаю глаза и обмираю. Драконий Бог, только не это!

11. На грани

Алана.

Кровь. И дальше всё как в тумане. Бледное перепуганное лицо Олии. Прохладная постель. И боль.

Внезапная, нарастающая, разрывающая изнутри. Она начинается где-то в животе, и волнами расходится по рукам и ногам, до самых кончиков пальцев и ногтей.

Я знала, что роды это не увеселительная прогулка, но не думала, что будет ТАК больно!

Боже, ладно живот, но почему жжёт кожу? Всё тело зудит и чешется так, что мне хочется содрать её с себя!

Яркой вспышкой — нахмуренное лицо целителя. Морщусь от яркого света магического фонарика, которым он светит мне в глаза.

— Почему у меня кровь? — выдавливаю из себя в краткий миг между схватками. — Это… нормально?

Бораг морщится, затем склоняется надо мной, осматривает расчёсанные до красных борозд руки, после чего отворачивается:

— Служанку её ко мне! Быстро! — рявкает раздражённо, пока меня в очередной раз скручивает от боли. — Ты дала ей это? Стража!

Стража? Какая стража? Зачем?

— Нет, господин Бораг, это не я! Я точно помню, что положила белую сорочку! А эта розовая! Клянусь! Это не я!

Почему Олия плачет? Бездна, как больно!

— Лорду Харду будешь рассказывать свои сказки! — выплёвывает целитель с неожиданной ненавистью, которую улавливает даже мой плавящийся от боли мозг. — Молись, чтобы твоя госпожа выжила, иначе я тебе и вовсе не завидую! Уведите её!

— Нет! Госпожа! Леди Алана! Это не я! Не я!

— Что? — пытаюсь повернуться на бок и привстать на локте.

Пот заливает глаза, между ног горячо и липко.

— Спокойно, миледи! Слышите меня?

Моргаю несколько раз, всматриваясь в нависающее надо мной обеспокоенное лицо Борага:

— Ночная рубашка, которая на вас надета, пропитана пыльцой огненного зверобоя. Мы должны снять её, как можно скорее, и обтереть вас антидотом.

— Что? То есть… Это опасно для ребёнка?

— Нет! — отвечает Бораг слишком поспешно и тут же отводит глаза. — Нет, миледи. С ребёнком всё будет хорошо!

Впервые мне кажется, что голос целителя звучит как-то наигранно. Он делает вид, что занят инструментами в лекарском чемоданчике, но что-то мне подсказывает, что так проще прятать истинные эмоции. Которые явно не радужные. Обмираю от страха, когда