Машины Российской Империи - Иван Крамер

Возле стрелки, где горел фонарь, стоял человек в форме железнодорожника и козырял нам. По сторонам от купола ярко светились прожекторы, их лучи упирались в покатые бока громады, словно поддерживающие ее балки. Состав двигался все медленнее, колеса стучали тихо и будто устало. Наши вещи были собраны, я стоял у окна, Джейн с Генри сидели на диване.

Прозвучал еще один гудок, и колеса простучали по стыкам рельс. Вагон прополз мимо железнодорожника, который поворачивался вслед паровозу, не убирая руку от фуражки. Арка надвигалась, зеленые огни над ней уползли вверх, и вот мы проехали под дуговой балкой. «Самодержец» еще замедлился, теперь он еле полз. Снова гудок, который эхо разнесло под огромным куполом… По-настоящему, без всяких скидок огромным, решил я, опуская оконную раму и выглядывая наружу. Прямо какая-то пещера циклопов, железных паровых великанов!

– Вы не видели, но перед куполом была стрелка, – я оглянулся на родителей.

– Я заметила, – возразила Джейн. – Только не поняла, зачем она. Подними окно, Алек, отца знобит.

Генри, накрытый пледом, вытянулся на диване, мама положила руку ему на грудь. Прикрыв окно, я добавил:

– Тут рельсы расходятся по всему выставочному парку, чтобы его можно было осмотреть прямо с поезда. Наверное, днем «Самодержец» выведут обратно и пустят через парк.

Из коридора донеслись приглушенные ковром шаги, затем раздался голос Кондуктора:

– Дамы и господа! Мы прибываем! «Самодержец» прибывает! Во избежание столпотворения попрошу выходить после того, как будет названа ваша фамилия! – затем он повторил то же самое на французском и английском.

Стало светлее, и я притушил лампу. Рельсы разделяли основание купола на два равных полукруга. На перроне стояли солдаты с винтовками и унтер. Рядом прохаживался, заложив руки за спину, длинноногий худой офицер в мундире и кивере с пышным красным султаном. У него были высокие сапоги с необычно узкими голенищами, которые делали его похожим на черноногого журавля. Во время ходьбы он почти не сгибал ноги в коленях, что лишь усиливало сходство с птицей.

На дальнем краю перрона возле вереницы приземистых платформ на колесах стояли носильщики. Вокруг перрона было множество построек, обыкновенных и причудливых, низких и многоэтажных, квадратных, круглых, с лесенками, эркерами, лоджиями. Вдалеке я разглядел большое овальное здание – это же эллинг, ангар для дирижаблей. Целый небольшой город здесь под куполом, настоящий Городок Чудес!

Пока «Самодержец» совсем медленно преодолевал последние метры, я скользил взглядом по лицам военных. Одни глазели на поезд с восторгом, другие с удивлением и опаской, унтер оставался равнодушен, лишь зыркал глазами по сторонам, а офицер-журавль сосредоточенно ходил туда-сюда, и красный султан качался над его головой. Когда «Самодержец» снова загудел, он остановился, повернув к паровозу серьезное длинное лицо.

Наконец состав замер, и я сказал:

– Приехали. Генри, ты как?

– В порядке, – ответил отец из-под пледа голосом, который недвусмысленно свидетельствовал о том, что он отнюдь не в порядке. Похлопав Джейн по руке, Генри сел, спустил ноги с дивана. Мама поддержала его, он поморщился:

– Я все понимаю, но перестань обращаться со мной, как с калекой.

– Я обращаюсь с тобой, как с тяжелораненым, – возразила она.

– Это не тяжелое ранение, и ты это знаешь.

– Если в ближайшее время тебя не осмотрит врач – оно станет тяжелым.

– Ну, хватит, Джейн.

Слушая их, я продолжал выглядывать в окно. К офицеру подошел капитан поезда, они откозыряли друг другу, и в толпе носильщиков захлопали в ладоши. Капитан пошел обратно, а офицер махнул стоящим в конце перрона солдатам. Те разошлись, и носильщики устремились к вагонам. Но не пешком: каждый встал на приступку, торчащую спереди из его тележки, потянул за длинный рычаг. Из-под платформ вбок ударили белые струи, и с тихим шипением тележки поехали. Я увидел, что сзади на каждой стоят лавки с высокими спинками, наверно, для пассажиров.

Генри, надев с помощью Джейн сюртук, выглянул в окно из-за моего плеча. Мама тоже успела переодеться… и тут я вспомнил! Ой! Пришлось задергивать штору и бросаться к платью Абигаил Уолш, висящему в гардеробе.

Наверное, со времен Евы ни одна женщина или девушка не натягивала платье с такой скоростью. И чулки, и кружевные панталоны, и туфли, и шляпку с вуалеткой…

– Господа Уолши! – раздалось за дверью на английском. – Мистер Уолш, миссис Уолш…

– И мисс Абигаил! – пискнул я, поправляя вуалетку. – Мы выходим!

Родители были уже готовы. Джейн придирчиво оглядела меня, поправила платье, разгладила рукав и заключила:

– Сойдет.

Из-за края занавески я выглянул в окно. К арке по перрону катили три паровые тележки, на одной восседал сиятельный граф Федор Григорьевич Кушелев-Безбородко с сыном своим Юрием Федоровичем, две другие везли их слуг с поклажей. Молодой граф все крутил головой и глядел то на двери нашего вагона, то на окна, выискивая прекрасную ирландку. На лице его смешались тревога и ожидание, и горечь разлуки, и много других глубоких, искренних чувств. Я отскочил от окна.

– Господа Уолши, попрошу к выходу! – очень вежливо, но настойчиво повторил Большой Кондуктор.

– Мы идем, – сказала мама на английском, посмотрела на нас с Генри и, когда мы кивнули, раскрыла дверь.

Стоящий за ней Кондуктор поклонился, свесив нос до полу, и отошел, уступая место усатому носильщику, непокорные вихры которого венчала залихватски сдвинутая на затылок кепка. Тот тоже поклонился, заглянул в купе, потер руки и спросил с воодушевлением:

– Что грузим?

– Сам не видишь? – недовольно бросил Кондуктор. – Чемодан с несессером у господ.

– Как не видать! – носильщик взвалил чемодан на плечи, придерживая одной рукой, другой взялся за несессер и попятился, вытолкав из купе сунувшегося было внутрь Кондуктора.

– Абигаил, не забудь свою шерстяную накидку, – произнесла Джейн на английском.

– Всенепременно возьму ее, маменька, – ответил я.

Снаружи было прохладно. Пахло машинным маслом и углем. Шум, топот ног, голоса, гулкое эхо… Набросив накидку на плечи, я надолго замолчал, разглядывая купол.

Он был огромен, как небо. На металлических ребрах его светились цепочки огней, к галереям вверху вели лестницы и длинные винты спиральных лифтов, в которых я узнал продукцию американского «Отиса».

Позабыв про родителей, про суетящегося носильщика и вышедшего вслед за нами Большого Кондуктора, про солдат и офицеров, я сделал несколько шагов по перрону, пожирая взглядом окружающее. Бесчисленные механические диковинки окружали меня, непонятные сооружения чередовались с еще более непонятными механизмами, в сумраке поблескивали металл и стекло. Далеко над головой висела на тросах большая птица – аэроплан непривычного вида, со скошенными крыльями и длинным хвостом. И что-то там еще было, в подкупольном сумраке, много всякого, только сейчас не разглядеть, темно. А по сторонам от перрона сколько всего стоит! Грандиознейшая картина предстанет взгляду при свете дня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});