Караван к Наташке - Илья Бриз

— Вот это уже факт на все сто, — совершенно спокойно подтвердил капитан.

— Исходя из этого, тридцатипроцентная вероятность прорыва меня совершенно не устраивает, — заявил Джастин. — Посему будем работать несколько иначе. Держите мои файлики, робяты. Бить баклуши три недели подряд как‑то не по–нашенски. Я, Паша, это время, как и ты, зря не терял.

«Робяты… Ему всегда нравилось это древнее слово» — вспомнил Затонов, запуская полученные данные в виртуалку.

Уже через пяток минут анализа Павел ещё раз убедился, что с талантами Зальцберга в планировании боя ему никогда не сравниться. Даже в худшем из вариантов Джастина вероятность успешного прорыва к аномалии превышала целых семьдесят процентов. В лучшем — почти девяносто пять! У всех наработок друга был только один весьма существенный с точки зрения Затонова недостаток — в фарватер целым мог зайти только один «Волкодав». Выбор, чья конкретно должна быть эта машина, не предусматривался. Долететь почти гарантированно до Наташки могли только Павел с Сюзанной. Следовательно, задуманное Затоновым, Джастин уже давно предположил. У него во все времена были великолепные аналитические таланты. Не учёл, конечно, подполковник Зальцберг наличия на борту одной маленькой коробочки в личном сейфе Павла. А если бы узнал? Без всякого сомнения, немедленно открыл бы огонь по «Волкодаву» командира. Ма–а-аленькая такая коробочка. Тьфу, тьфу, тьфу! Об этом даже думать нельзя!

***

Фломастеры у Кирилла через несколько дней все‑таки появились. Воодушевлённый Сашка — интерес, проявленный им к новым знаниям, скорее можно было назвать жадностью — попытался нависнуть у герцога над плечом, когда тот следующим утром сел переписывать учебники из файл–сервера. Чтобы избавить слугу от чрезмерного любопытства, Кирилл посадил его расшифровывать вчерашнюю скоропись и заносить её в другую тетрадь набело. Это решение оказалось очень большой ошибкой — мало того, что из‑за дикого количества клякс Сашкина работа никуда не годилась, так ещё сам горе–переписчик уже через десять минут был густо измазан чернилами. Синие с постепенным переходом в черно–бурый цвет пятна — железо, бывшее в составе чернил, окислялось на воздухе довольно быстро — усеивали обе руки, щеки, нос, лоб, губы и даже кончик языка. Вероятно, Сашка, когда писал, высовывал его от усердия и облизывался, не замечая, что губы уже заляпаны. Герцог со смехом подвёл парня к маленькому зеркалу из полированной бронзы. Смущению слуги не было предела. Вот тогда‑то, помогая Сашке отмыться, и поделился идеей. Разукрашенный разводами парень — полностью удалить пятна с лица не удалось, и ежевечерняя прогулка к многочисленным подружкам все равно на сегодня отменялась — с энтузиазмом принялся за дело. Как он протянул скатанный из козьего пуха фитилёк в тонкую трубочку окаменевшей стрел–травы, Кирилл вначале не понял.

— Так сперва самую тонкую нитку, что у тётки Джулианы нашлась, просунул. Затем уже сухой фитиль втянул. Когда чернилами пропитался и набух — хрен выдернешь. А потом только очень точно обрезать фитилёк надобно.

Хватало Сашкиных самоделок ненадолго — полчаса, сорок минут писанины максимум — затем приходилось брать следующий. Но писалось ими легко и, главное, кляксы как таковые исчезли полностью. После обязательной теперь ежедневной трёх–четырехчасовой переписки герцогской скорописи — слуга каким‑то образом умудрялся довольно аккуратно и притом быстро выводить буквы и цифры на бумаге, одновременно практически с первого раза запоминая все правила и формулы — Александр, сняв затычки с тыльной стороны фломастеров, заново пропитывал фитили чернилами. При этом, что было уже совсем странно, совершенно не пачкался.

Лавочник, у которого все учащиеся академии покупали писчие принадлежности, однажды поинтересовался у Сашки, почему тот, беря каждый раз несколько новых тетрадей из драгоценного папируса, плюс обычные из желтовато–серой бумаги и большой глиняный бутылек чернил, совершенно не покупает гусиные перья. Неужели его работники недостаточно качественно их делают? Или сырьё плохо высушено? В ответ герцогский слуга показал последнюю страничку своего блокнота, в который всегда записывал расходы, до половины заполненную его теперь уже почти каллиграфическим почерком. Лавочник настолько впечатлился ровными достаточно тонкими линиями письма, что как с ножом к горлу пристал, требуя открыть секрет нового пера. Сашка, явно не будучи дураком, перед тем, как показать образец и раскрыть технологию изготовления, оговорил себе половину прибыли от продажи фломастеров.

Новое средство для письма вызвало фурор у студентов, преподавателей и, в первую очередь, штатных писцов академии, занимавшихся тиражированием книг. Лавочник, чтобы удовлетворить резко возросший спрос, открыл небольшую мастерскую по изготовлению фломастеров, наняв трёх новых работников. И даже немного усовершенствовал конструкцию, вставив на клею короткую тонкую трубочку с фитилём в чуть более толстую, наполненную чернилами. Новых фломастеров хватало на значительно больший срок.

Попытка другого торговца, снабжавшего канцелярскими принадлежностями королевский дворец и управление столичного градоначальника, повторить технологию без разрешения, вызвало разбирательство в городском суде Санкт–Михаэля. С треском проиграв дело, торговец, впрочем, как и все другие желающие изготавливать и продавать фломастеры на территории королевства — увы, лицензионные законы пока на всю территорию Европы не распространялись — отныне обязан был отдавать большую часть прибыли Сашке, который вовремя обеспокоился получить привилегию.

Кирилл, узнав об этой истории и отказавшись забирать у Сашки честно заработанные им золотые, только расхохотался — в его представлении между новой информацией и деньгами уже давно стоял знак равенства. Во всяком случае, теперь не требовалось вообще тратиться на хозяйство и текущие расходы — внезапно получивший небольшой, но устойчивый доход слуга взял все на себя, мотивировав появление первоначальной идеи никак не у него, а у герцога.

Как‑то, после разучивания новых приёмов мечевого боя в большой келье сэра Алексия, друг детства граф Кристиан Ризенштайн как с ножом к горлу пристал к герцогу:

— Кирюха, давай колись, почему на лекции перестал ходить? Ну, никак не похож ты на больного, — граф демонстративно потёр шею. Вчера на тренировке Кирилл, не рассчитав силу удара деревянного меча, хорошо вмазал своему товарищу по детским забавам. Конечно, посмеялись и забыли — уже через несколько часов от синяка и следа не осталось. А вот сейчас граф припомнил — ну не может хворый так махаться. Да и вообще на Наташке болеют очень редко. Как правило — старики, которым за пару сотен лет давно перевалило.

Герцог огляделся — на лицах всех парней, допущенных к изучению новой школы мечевого боя, был заметён явный интерес. Долго не раздумывая — все равно когда‑нибудь придётся сказать — выложил:

— Знания Создателей изучаю.

— О–о-откуда взял?! — удивлённо протянул Кристиан.

Мгновенно посыпались бесчисленные вопросы. Сэр Алексий, сначала призвав к тишине, обвёл грозным взглядом молодёжь, а затем долго и упорно объяснял, почему необходимо держать доступ к драгоценной информации в тайне. Доводы барона были чёткими и предельно понятными. Тут же была принесена клятва, хранить доступ герцога к неоценимым знаниям в строжайшем секрете. И только после этого Кирилл ответил на часть вопросов:

— Круглая Наташка, круглая. Мы действительно сделаны по образу и подобию Создателей. Звёзд на самом деле бесчисленное количество, просто с нашей планеты видно только три, включая наше солнце Инти [10]. Откуда у меня доступ? Не скажу — сам ещё полностью не разобрался. Когда? Хоть сегодня. Заходите через двадцать минут, как раз успею пот после тренировки смыть. Только ещё раз предупреждаю — ни одной живой душе!

Возбуждение и энтузиазм у парней, когда они услышали о возможности приобщиться к знаниям Создателей, были неимоверными. Ввалились в герцогскую келью заметно раньше во главе с бароном Стоджером. И опять посыпались вопросы. Кирилл, в конце концов, сунул в руки товарищей курс математики с первыми двумя тетрадями физики — герцог уже строчил её — и выгнал весьма падкую на знания компанию в соседнюю келью графа Ризенштайна, заодно возложив обязанности по переписыванию и оформлению скорописи теперь уже на молодых дворян.

Сашка возликовал — от надоевшей до генайчиков писанины его освободили, оставив право изучать рукописи. Теперь, обеспечив благородных подёнщиков всем необходимым для работы, он взялся за переплётное дело. За пару дней одиннадцать тетрадей превратились во внушительный толстый том начального курса математики. Парни переписывали, одновременно старательно изучая новые знания.