Я беременна, профессор! - Амелия Борн

свою собственную.

– Я не знаю, – ответил, принимая из рук Даши чашку кофе – крепкого и чуть горьковатого, как я и любил. Жена очень быстро изучила все мои привычки и пристрастия, и я все чаще удивлялся тому, как вообще жил без нее прежде.

Переглянувшись с Дашей, я уловил в ее взгляде беспокойство. Ребенок был нам абсолютно чужим, но как можно оставаться равнодушным, когда смотришь в эти глубокие серые глаза?

– Без полиции не обойтись в любом случае, – констатировал я и без того очевидную вещь. – Но тогда девочку определят в дом малютки.

Воцарилась тишина. Наконец Ольшанский нарушил молчание первым.

– Слушайте, у меня есть знакомый в полиции. Кстати, Алик, его жена была твоей пациенткой. Можем замутить неофициальное расследование. Кстати! – Тим вдруг резко подскочил на столешнице и торопливо заговорил:

– Есть ведь какие-то частные детские дома. Можно с ними как-то договориться, чтобы они оформили девочку у себя, а вы оставили ее себе на гостевой режим. При желании, конечно, – добавил он, кинув взгляд на нас с Дашей.

Жена только молча кивнула, а я хмыкнул и пробормотал:

– Небольшая репетиция нам не повредит, пожалуй.

На время расследования всей этой ситуации мужской отряд так и остался в нашем с Дашей доме. К нему вскоре добавился и женский батальон, в виде подруг моей жены, срочно вызванных на подмогу. Глядя на то, как вся эта пестрая компания кружит вокруг малышки, я лишь посмеивался про себя. Должно быть, кроха думала, что эти взрослые самые настоящие идиоты, которые таращатся на нее, как на музейный экспонат.

Впрочем, это внимание ей, кажется, даже нравилось. Глядя на то, как все водят вокруг нее хороводы, я заранее ужаснулся тому, что будет твориться, когда родится наш с Дашей собственный ребенок. Думать об этом плоде, как о клоне, мне сейчас совсем не хотелось. Я все чаще предпочитал считать, что все у нас как у нормальных людей. Хотя ничего нормального во всей этой ситуации не было.

Хотя… мне было хорошо с Дашей, а ей, кажется, со мной. Так имело ли значение что-то еще?

Резкий звук отвлек меня от размышлений. «Пррравда, покорила меня, сука, твоя прррравда», – заорал телефон Ольшанского и мы все, как по команде, уставились на Тима в ожидании.

Накануне мы успели побывать в полиции, где знакомый нам с Тимом следователь Караваев взял это дело на себя. И он же посоветовал частный детдом, где мы быстро смогли оформить все необходимые бумажки для того, чтобы малышка пока осталась у нас.

– Да, Кир, слушаю, – ответил на звонок Ольшанский, и все замерли. Даже кроха затихла в люльке, словно чувствовала важность момента. И так оно и было – раз Караваев звонил, значит, появились какие-то новости.

– Ага, – проговорил Тим и машинально кивнул. – Хорошо, мы скоро будем.

– Что там? – вопросили мы все разом, едва Ольшанский успел завершить разговор.

– Кир говорит, есть свидетель по делу. Остальное сообщит в отделении.

Мы все, как по команде, дружно ломанулись к двери. Но Тим окрикнул:

– Эй, куда собрались-то? Кто-то должен остаться с ребенком дома.

Послышался дружный разочарованный коллективный вздох. Тогда в дело вступил я:

– Мы с Ольшанским поедем. Остальные ждут дома.

– Я тоже поеду! – возразила Даша. – Альберт, пожалуйста, я хочу знать.

Ее пальцы крепко вцепились в мой рукав. Когда жена вот так, как сейчас, смотрела на меня, я не мог ей, кажется, ни в чем отказать.

– Хорошо, – ответил я. – Но только Даша!

Поспешно надевая ботинки, я наказал оставшимся:

– Следите за малышкой. Мы скоро.

– Ну что там у тебя? – спросил у Караваева Ольшанский, едва мы вошли в отделение полиции.

– Кое-что интересное, – сообщил тот с видимым удовольствием. Выглядел он при этом как довольная гончая, напавшая на след из сосисок.

– Не томите, – попросила Даша.

– Да вы присаживайтесь, не маячьте, – хмыкнул следователь.

Мы дружно сели, лишь бы только тот скорее приступил к делу.

– В общем, мы вчера опросили ваших соседей, Альберт Венедиктович, – начал Кирилл издалека.

– И? – не выдержал на этот раз я.

– И одна женщина – Любовь Никифоровна – сообщила нам кое-что интересное. Знаете такую?

Я едва не застонал. Кто ж не знал бабу Любу! Она была местной сплетницей. Мне порой казалось, что эта женщина вообще не спит, потому что она всегда и все обо всех знала. Кажется, ее любопытный нос вообще не отрывался от окна, в которое она зорко наблюдала за каждой мимо проезжавшей машиной, мимо проходящим человеком и мимо пробегавшей собакой. А любимым занятием Любови Никифоровны была игра «найди шлюху». Очень уж ей нравилось вычислять, к кому из соседок в отсутствие мужей кто приходил. Почетное звание самой-самой шлюхи досталось соседке, жившей справа от нас. К той, на ее несчастье, часто приезжали курьеры из интернет-магазинов. Что однозначно обличало ее как женщину древнейшей профессии в глазах Любови Никифоровны. О чем та умудрилась сообщить уже всем соседям, включая меня.

Черт возьми! Я ведь мог бы и сам догадаться поговорить с ней! Это было настолько очевидно, что захотелось влепить себе фейспалм.

– Знаю, – подтвердил я в итоге.

– В общем, эта женщина видела, как тем вечером к вашему дому подъехал розовый Шевроле. Весьма приметная машина, – издал смешок Караваев. – Может быть, у вас есть догадки о том, кому она может принадлежать?

Мы с Дашей дружно отрицательно помотали головой. Ольшанский же сказал всего лишь одно, но весьма весомое слово:

– Бл*дь!

Домой мы вернулись в молчании. Тим был задумчив, как и Альберт. А я… я испытывала жалость от того, что родители малышки все же нашлись. Ими, как вы уже поняли, оказались сам Ольшанский и его бывшая дама сердца. Хотя, скорее, не сердца, а совсем другого органа.

– Ты грустишь, – констатировал очевидное муж, когда мы вернулись домой и рассказали обо всем родственникам и друзьям, ожидающим наших известий.

– Есть немного, – призналась я, стоило оказаться в кольце рук Поклонского.

– Из-за того, что не хочешь отдавать этого ребенка?

– Да. Я ей уже имя придумала. Мила. Потому что она такая миленькая.

Я не удержалась и всхлипнула, Альберт прижал меня к себе. За это короткое время я очень успела привязаться к малышке, но и понимала, что с родителями ей будет лучше.

– Тим сейчас поедет к маме Милы. А потом будем решать, что с этим делать.

Голос мужа меня успокоил. Уверенный и дающий надежду на то, что с малышкой я так быстро не расстанусь. С другой стороны, она ведь дочь Ольшанского, а это значит, что я смогу с ней видеться.

– Я