Деспот (СИ) - Арина Арская

слова выходят хриплыми и томными. Я могла таким тоном признаться ему в любви. — Подлец. Как вам не стыдно?

— Страшно? — изгибает бровь и проникновенно шепчет. — Боишься познакомиться со мной поближе?

Целует. Ноги подкашиваются, и Мирон Львович вновь давит на плечи. Ослабев от его подлой нежности, опускаюсь на колени. Медленно расстегивает молнию и являет моему обескураженному взору то, чем лишил меня невинности.

Я видела члены только на фотографиях в сети, и вживую мужское достоинство меня в первый момент очень пугает. В обхвате с мое запястье. Жилистый в переплетении вздутых вен и с розоватой и гладкой, будто отполированной, головкой. Глядя на восставшую плоть, забываю даже, как меня зовут.

— Порадуй меня.

Мир на несколько секунд перестает существовать, настолько я изумлена. И что мне с ним делать? И как он в меня поместился?

— А… Но… Мирон Львович… — поднимаю взгляд. — Как… Я не могу…

— Губами, Софушка, языком. Импровизируй, — поглаживает пальцами мою щеку. — Я все утро только о твоих губах и думал.

Да что он со мной делает? Дыхание перехватывает от его улыбки и взгляда с темной поволокой. Соблазняет, бессовестно совращает и увлекает в глубины порока и греха.

Осознаю желание коснуться Мирона Львовича и познать его с иной стороны и испробовать на вкус. И самой открыться ему и выпустить на волю топкую нежность, подчинившись его прав владеть мной.

Под шумный выдох целую упругую головку, а затем робко касаюсь языком нежной уздечки. Действую по наитию, как и было приказано. Член едва заметно вздрагивает от моей несмелой ласки. Удивлена его требовательной отзывчивостью.

— Смелее, — шепчет Мирон Львович, и от его голоса по телу пробегает мелкая дрожь.

Открываю рот и смыкаю губы. Поддаюсь головой чуть вперед, скользнув ртом по твердому, как камень, члену, обхватив пальцами его основание. Несколько несмелых и неглубоких движений, и тщательно смачиваю ствол мужской гордости языком.

Я увлечена процессом, как отъявленная блудница. Мне нравятся прерывистое дыхание Мирона Львовича, ощущение нежной кожи под пальцами и слабое, едва заметное подрагивание во рту. С каждым неумелым и неловким покачиванием головы, я продвигаюсь чуть глубже и ближе к крепко сжатому кулаку.

На меня накатывает новая волна желания, и в темном помешательстве жадно обсасываю головку. На выдохе губы вновь скользят по члену. Мирон Львович пропускает мои волосы сквозь пальцы, и я ускоряюсь в стремлении подчинить и обуздать его удовольствием.

На языке растворяется солоноватая и терпкая капелька. Через мгновение Мирон Львович фиксирует мою голову и под удивленное мычание несдержанно дергает тазом. Рот заполняет теплая пульсация мужского естества. Хочу отшатнуться, но слышу сиплое и строгое:

— Глотай.

Давит на затылок, проскальзывая к корню языка, и по мягкому небу слабыми толчками растекается вязкое и теплое семя. Испуганно сглатываю под глухой и протяжный стон. Убираю руку с влажного скользкого члена, и Мирон Львович, игнорируя мое сопротивление, рывком проталкивается в спазмирующую глотку с последними каплями удовольствия.

Рефлекторно вздрагиваю от секундного испуга, сжимая интимные мышцы. Болезненная вспышка растекается жгучим и внезапным оргазмом по чреву. Когда хватка Мирона Львовича ослабевает, я с кашлем и хриплыми стонами утыкаюсь лицом ему в бедро, сотрясаясь в сладких всхлипах.

— Софушка, я правильно понял… ты…

— Да, — жалобно и смущенно бубню ему в бедро.

— Неожиданно, — в тихом изумлении отвечает и перебирает мои локоны.

— Я не виновата, — обиженно отпрянув, поднимаю взгляд. — Честно. Это все вы.

— Я? — опешив, вскидывает бровь, а потом хрипло смеется.

Подскакиваю, одергиваю юбку и спешно семеню к двери. Я настолько падшая женщина, что ремни в мужских руках заводят меня до помешательства и непроизвольных оргазмов?

Открываю дверь и оглядываюсь. Ну, скажите, Мирон Львович, что я не развратная потаскуха. Успокойте добрым словом, что не случилось ничего необычного. Я ведь раньше не испытывала ничего подобного. И да, мне страшно! И страшусь я в первую очередь себя.

Смотрит пронизвыющим взглядом, застегивая ширинку, и молчит. Затем делает глоток кофе и вздыхает:

— Остыл.

Обиженно поджав губы, выбегаю из кабинета и скрываюсь в уборной. Бессердечный эгоист. Кофе, видишь ли, остыл! Я переживаю глубокие эмоциональные всплески: тело меня предает, а он только и думает, что о себе. Мне же больше не у кого узнать, все ли со мной в порядке. Вдруг это отклонение, и мне надо пропить витаминчиков, чтобы успокоить расшалившиеся гормоны?

Умываюсь холодной водой, промакиваю лицо бумажной салфеткой. Ситуация аховая, конечно. Мой босс — похотливый тиран, а я под стать ему — разнузданная секретарша у него на содержании. И я бы могла смириться со своей участью, если не эта чертова обида, что опять во мне проснулась: я вспомнила об Анжеле.

Проверяю длину юбки и замечаю две стрелки на колготках в области покрасневших коленей. С досадой вздыхаю и скидываю туфли, чтобы затем, задрав юбку, снять тонкую и капроновую броню. Иррационально злиться, что я у Мирона Львовича не первая и не единственная, но меня распирает гневом, поэтому я в ярости и с треском разрываю колготы.

Глава 19. В голове хищника

Наивные девочки, не знавшие мужчин, умиляют. Их с потрохами сдают испуганные глаза, когда прямо и открыто смотришь в их бледные лица. Они теряются, нервничают и сводят вместе колени, словно боятся, что я их отымею на расстоянии.

Вот и Софья была из таких. На вопросы отвечала тихо, почти шепотом, и отводила глаза. Хрупкая девица с очаровательным вздернутым носиком и тугим пучком на макушке. Глухой ворот белой блузки подчеркивал изящную шею