Царица горы - Аркадий Арно

по дням, а по часам. А как известно, соотношение сил между любовниками всегда зыбко, все в любой день и час может перевернуться с ног на голову. У одного чувства могут ослабеть или исчезнуть вовсе, а у другого разгореться с новой силой. Победит всегда тот, кто позволяет себя любить, а не тот, кто любит – он летит в пропасть, и внизу его, как правило, ждут голые камни. Тело будет разбито, а душа… она станет блуждать в глубоком ущелье серой тенью среди подобных ей душ. Рита стояла на краю пропасти и смотрела, как ее старый любовник все еще судорожно цепляется пальцами за край обрыва. Но наступить на пальцы нелюбимому человеку – такое удовольствие!

Рита нашла слабое место Вершинина. Она расцветала, как весенний цветок, а любовник неизбежно старел. Глядя на нее, восхищаясь красотой и талантом яркой молодой женщины, да еще такой искушенной в науке сладострастия, влюбленный в нее до ожесточения, он желал обладать ею всякий час и превращался в дикого ревнивца. Лев Витальевич всячески старался не подать вида, что он чувствует и как переживает, но Рита видела его насквозь, предвидела все его действия и ход мыслей. Каждый ее поход за интервью к приезжающим певцам или артистам превращался для Льва Витальевича в сущую пытку. Ведь любой из этих проклятых певунов положит на нее глаз, а самый наглый постарается уложить в постель провинциальную красотку с амбициями античной богини. Лев Витальевич уже раз десять предлагал ей сделать второй шаг и узаконить отношения в загсе, даже обвенчаться в церкви, чтобы уж наверняка сам Бог благословил, хотя в Бога Вершинин не верил. Но Рита все время находила отговорки, и ее мягкие отказы еще больше раскачивали землю под его ногами.

Уж если он ревновал ее к своему ровеснику, что тут говорить о молодых заезжих артистах.

А звездный мачо Деревянко, даже не стесняясь своего знакомого Вершинина, который ради него и других певцов закатил этот банкет в лучшем ресторане города, подал Рите визитку и вкрадчиво сказал:

– Буду ждать, Маргарита. Я остановился в гостинице «Россия», пробуду у вас еще пару-тройку дней. Вы мне позвоните, только обязательно!

– Конечно, Марк Анатольевич, – пообещала она.

У седого льва Вершинина, по ходу их диалога, непроизвольно отваливалась челюсть – хоть подвязывай. Он встал из-за стола, натянуто улыбнулся певцу, обошел гиганта и нежно положил руку на голое плечо Риты.

– Мне нужно кое-что вам сказать, Маргарита Николаевна. – Он взял ее за руку и, сжимая что есть силы, вытянул девушку из-за стола. – Кое с кем познакомить. – Еще одна натянутая улыбка певцу. – Она здесь на работе, Марк Анатольевич, сейчас я ее верну.

– Разумеется, – откликнулся тот, провожая Риту многозначительным взглядом.

А Вершинин, цепко прихватив за локоть, уже тащил ее в сторону, подальше ото всех.

– Ты делаешь мне больно, – сказала она.

– Даже еще и не начинал!

– А что, можешь?

– Еще как! Если ты ведешь себя как шлюха.

– А это уже хамство, Лев Витальевич.

– Как скажете, Маргарита Николаевна. Но вы меня выслушаете.

«Что-то мне это напоминает, – думала Рита, – и «шлюху», и вежливые обзывательства именем-отчеством. После них, как правило, конфликтующие стороны вступают в непримиримый бой».

– Чтобы еще раз я пригласил этого старого подонка, – хрипел Вершинин, оттащив ее в дальний угол ресторана. И уже там, в укромном углу, пунцовый от гнева, спросил: – Что все это значит?! Какая подпевка? И какой еще гарем? Кажется, гарем, да, я не ошибся?!

Рита взяла из кармана его пиджака сигарету, зажигалку и прикурила.

– Выбрось сигарету, – приказал он. – Я с тобой разговариваю.

– Мы столько раз с тобой разговаривали с сигаретами в зубах, – выдыхая дым в сторону, ласково ответила она, – и не сосчитать. С чего вдруг?

– Выбрось сигарету, – зловеще потребовал он.

– Сейчас – разбежалась, – парировала она. Вторая струйка дыма прошла рядом с левым ухом Вершинина. – Может, ты меня еще и в клетку посадишь, как шимпанзе? И кормить с совочка будешь? Опыты надо мной устраивать?

– Хватит дерзить! – зарычал старый коротышка-лев.

На этот раз она выдохнула дым прямо ему в лицо.

– Хватит истерить, Лев. Ты ужасен.

Поддавшись порыву ярости, он выбил сигарету из ее пальцев.

– Ого, – только и сказала Рита, немного опешив, но быстро придя в себя. – Снайперский удар, Лев. – Она вновь полезла в его карман.

Он выдернул ее руку, повернул Риту к себе.

– Что ты там несла? Любимой женой? А, Рита? Как еще женой?!

«Пора заканчивать спектакль», – подумала она. Проходившие мимо оборачивались на них.

– Только что была Маргаритой Николаевной, а теперь просто Рита? – Она подняла брови, но тут же, сложив губы трубочкой, поцеловала воздух у самого его носа.

Благо его нос и ее губы были как раз на одном уровне.

– Какой же ты нервный, Лев. Право слово.

– Рита… – Как и недавно певец – с трудом глотая слюну, упавшим голосом повторил седой Вершинин. – Рита…

В такие минуты ей даже становилось немного его жалко. Обнимая любовника одной рукой, точно сдаваясь, она прижалась к его щеке. Другая ее рука забралась в карман модного пиджака Льва Витальевича и все-таки вытащила пачку сигарет.

– Рита, – врезаясь пальцами в ее голую спину, сейчас немного влажную, после танцев, духоты, утыкаясь лицом в грудь девушки, сбивчиво и хрипло лепетал он. – Риточка, не надо со мной так…

«Вот ведь, – думала она, – как ребенок!»

– Я на улице покурю, – примирительным тоном сказала она. – Там никто не будет выбивать у меня сигареты из рук. Если ты не против, конечно.

– Хорошо, иди, – отпустил он ее.

Рита вышла на улицу с пачкой сигарет и зажигалкой. Она спокойно закурила, наблюдая за бурлящей в этот поздний вечер толпой, которая искала кафе и рестораны, разбросанные вдоль тротуаров, просто гуляла. «Сколько же их будет, этих знаменитостей, – размышляла она. – И для каждого у нее найдется свой подход, особое слово». Ну что поделаешь, если она умеет вести светскую беседу так иронично и тонко, что ее седой лев начинает ерзать на стуле, словно у него чесотка. Все это было на редкость упоительно, и Рита чувствовала, что почти касается пальцами невидимого облака, имя которому – совершенство. Она была хозяйкой всего, что ее окружало. Видела, как на нее смотрят, и от этого мурашки бежали по спине. Такое сладкое ощущение вседозволенности и силы. И сколько еще она будет терпеть тиранию старого любовника и босса?

– Вершинин стал просто невыносим, – тихо и зло вырвалось у нее.

Рядом щелкнула зажигалка. Рита обернулась. Рядом стояла знакомая журналистка из другого издания, лет на десять старше.