Нулевой цикл. Научно-фантастические рассказы - Борис Фрадкин

Горелик возвратился к машине. Вдвоем с Байдиным они поволокли аппарат к тележке.

— Осторожно, черт белобрысый! — ругался Горелик. — Куда, куда тебя заносит? Смотри, урони его у меня!

Когда аппарат установили на тележку и присоединили к нему достаточно длинный шланг от колонки, Горелик, шумно дыша, снял кепку-блин и долго вытирал ею вспотевшие шею, лицо, лысину. Сердечко-то у главного инженера было не ахти какое крепкое.

Солнце давно взошло, и стройка за забором ожила. Рыкали моторами самосвалы, ухала где-то машина, забивавшая сваи, слышался скрежет металла о металл.

До предела вымотанная, Антонида Дмитриевна забилась в уголок на заднем сидении «газика» и закрыла глаза, мечтая только об одном: уснуть! Горелик сел за руль и подозвал Байдина.

— Значит, так, — словно сквозь вату, закрывавшую уши, донесся до Зенцовой голос Горелика, — нулевой цикл Дворца считай в кармане. Сегодня выберем грунт, а завтра начнем кладку стен. На сколько график перекрываешь?

— Еще бы, сэр! — хохотнул Байдин. — Неделькой пахнет!

— Поболе того, Байдин, поболе, не скромничай. Ну, ладно. Мы с тобой еще потолкуем. А сейчас так; мы с Антонидой Дмитриевной прокатимся до института, заберем ее помощников и обратно. В нашем распоряжении еще сутки.

— Берегитесь, мадам, — Байдин изобразил на своем лице неподдельное участие, — этот человек уморит вас и глазом не моргнет.

Антонида Дмитриевна только вяло отмахнулась, а на лице ее появилась вполне счастливая улыбка.

— Сумеем ли мы до завтра довести глубину коробки до двадцати метров? — повернулся к ней Горелик. — Мне нужны двадцать метров, Антонида Дмитриевна. На первое время, конечно. Двадцать — и ни метром меньше.

Женщина окончательно открыла глаза и прямо перед собой увидела очки Горелика, а за толстыми стеклами непомерно увеличенные, окруженные светлой и чистой голубизной зрачки.

«Такое впечатление, будто мы с ним уже сто лет знакомы, снова мелькнуло в ее голове. — Что за наваждение?»

— Послушайте, Лев Кириллович, — сказала Зенцова, — я, разумеется, мало смыслю в строительном деле, однако мне ясно, что под трехэтажный Дворец культуры вовсе не требуется фундамент двадцатиметровой глубины. Да еще такой сверхпрочности.

— Математичка, а до чего догадлива! — весело изумился Байдин.

— Ладно, ладно, — проворчал Горелик. — Смотри, чтобы выемка грунта до вечера была закончена. Не успеешь — голову сниму! И посторонних на площадку никого. Понял? А теперь открывай ворота, черт белобрысый!

* * *

Пока выбирались со стройки, лавируя между попутными и встречными самосвалами, Горелик тяжело пыхтел, а иногда в такт своим мыслям покачивал головой.

— Так зачем же вам двадцатиметровая глубина коробки? повторила свой вопрос Зенцова.

Главный инженер отозвался не сразу.

— А ведь мы с вами уже когда-то встречались, — его глаза улыбались Зенцовой в зеркале заднего вида. — И только сегодня ночью я наконец вспомнил, где и когда. Это случилось в Ярославле почти десять лет тому назад. В одном строительном НИИ перечеркнули мое творение, проект, которым я предполагал открыть новую эру в градостроительстве. Мне показалось тогда, что рухнуло все, жизнь потеряла для меня всякий смысл. Всю ночь я слонялся по улицам города. А под утро встретил одиноко бредущую молодую женщину. Заглянув в ее лицо, я убедился, что могут быть дела и похуже моих.

Зенцова грустно улыбнулась — да, именно почти десять лет тому назад в ее жизни была такая страшная ночь. Она провалила защиту кандидатской диссертации. Один из этапов борьбы за признание изотопной воды закончился жесточайшим провалом.

— Что же это был за проект, Лев Кириллович? — заинтересовалась Антонида Дмитриевна.

Ворошить прошлое было не в характере главного инженера, но тут, к собственному удивлению, он почувствовал потребность выговориться перед этой женщиной, которая становилась ему все ближе и понятней.

— Видите ли, Антонида Дмитриевна, — вздохнул Горелик, началось-то это давным-давно. А когда именно, теперь и сам не припомню. Видимо, где-то на пороге юности, в пору внезапных откровений. Короче говоря, влезла в мою голову странная мысль: до каких пор будет расти число этажей в домах? Когда-то город был сплошь одноэтажным, и всех это устраивало. Потом люди сообразили, что два этажа под одной крышей строить куда выгоднее, чем два отдельных одноэтажных дома. Так и пошло-поехало — пять этажей… десять… двадцать… сто… А что будет завтра? Через десять, сто лет?

— Действительно, — опешила Зенцова, — мне как-то и в голову не приходило. Не могут же дома расти до бесконечности.

— То-то и оно! — Горелик удовлетворенно мотнул головой. Теперь вы должны понимать, почему я избрал стезю строителя. Стройфак — ничего боле! А в институте, штудируя диалектический материализм, я почерпнул убежденность в своем предвидении: количество не может расти, не приводя к качественным изменениям. Я этот закон повторял про себя, как гимн.

Горелик помолчал, отдуваясь. Солнце начинало припекать и заглядывало в кабину сбоку, так что загородиться от него было нечем.

— И я утвердился в мысли: придет время, когда дальнейший рост количества этажей станет невозможен. Уже и сегодня построить небоскреб в сто этажей — проблема. Но развитие города не остановишь, как и развитие вообще. Известно ли вам, что такое урбанизация городов? Так, население Мехико скоро перевалит за тридцать пять миллионов. Тридцать пять миллионов в одном городе! Это же население приличного государства, — глаза Горелика улыбались в зеркале заднего вида. — А жить-то этим людям где? Значит, этажи все-таки должны расти, и никуда тут не денешься. Чувствуете, какое возникает противоречие? Рост невозможен, но должен продолжаться. Ох, сколько лет оно терзало меня, будь оно неладно! И только когда я стал прорабом нулевого цикла, на меня снизошло откровение. Ну, как вам это нравится?

Антонида Дмитриевна откинулась на спинку сидения, чтобы лучше видеть Горелика. Ей и верилось и не верилось. Сейчас перед ней сидел совсем другой человек — и ближе и понятней. Его слова находили странный отзвук в ее сердце. В тех прошлых терзаниях Горелика проглядывало что-то сходное с пережитым ею самой.

— Какой же выход нашли вы из этого противоречия? — спросила Антонида Дмитриевна.

— Я коммунист, Антонида Дмитриевна. Я коммунист до мозга костей своих, — голос Горелика звучал жестко и, пожалуй, торжественно. — Я безоговорочно верю в законы диалектики. И именно эта вера привела меня к разгадке качественного скачка в грядущем градостроительстве. Наступит день, когда человечество вынуждено будет отказаться от дальнейшего увеличения высотности зданий. И тогда…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});