Конвейер смерти - Николай Прокудин

Глава 7. Имитация вывода войск

Ранним утром комбат вернулся из женского модуля. Включил греться электрический чайник, побрился, подстриг у зеркала торчащие усы, сделал зарядку. Эти действия сопровождались украинскими народными песнями в его исполнении. Ох, достал, любитель самодеятельности! Шесть утра, и так хочется выспаться после рейда, а он о «калине», «вишне», «дивчине». Утомил своим песнопением, половой гигант…

– Комиссар, вставай! Чай готов! Утро восхитительное, воздух упоительный! Жизнь чудесна! Зарядку сделай, что ли! Я с утречка пробежку совершил после ночных физических упражнений. Подъем – и марш на кросс! Радуйся окружающему миру!

– Товарищ подполковник! Спать хочу, сил нет! – взмолился я, прося пощады.

– Ну хорошо, просто вставай и пей чай. Составишь мне компанию, лентяй! – сжалился комбат.

Делать нечего, придется подниматься, определенно не отвяжется, черт усатый! Прощай сладкий сон.

– Никифор, в принципе, я даже рад, что тебя назначили моим заместителем, – внезапно и без повода произнес Подорожник, разгрызая карамельку и прихлебывая чай из стакана. – Среди моих предыдущих убогих замполитов ты – самый боевой. Одни сачки попадались, в рейд не выгонишь! Подумать только! Четвертого замполита за год получаю. Меняют вашего брата очень часто. Ты надолго?

– Надеюсь, до замены. Если не снимут с должности. Убить – не убьют, не дождетесь! Мне девяносто семь лет жизни предназначено, – вздохнул я.

– Ого! Однако срок ты себе отхватил. А почему не сто?

– Все задают этот вопрос. Даже я переспрашивал. Гадалка сказала, что в круглую цифру веры мало. Девяносто семь лет – срок более убедительный. В самый раз.

– Ну что ж, молодец, живи. Ты меня в зеленке удивил. Зачем-то полез в самое пекло. Не геройствуй! Все делать по моему разрешению! Не хочу менять тебя на пятого зама! Решил я сегодня собственноручно написать наградной, представить тебя за Баграмку к ордену Красной Звезды. Молодец! Растешь в моих глазах!

– Может, не надо? Разговоры пойдут нехорошие. Героя из меня делают, один орден уже есть, теперь второй хотите дать? – усмехнулся я.

– Плевать на мнения штабных! Пусть вначале влезут с разведкой в кишлак, побегают под шрапнелью, а потом шепчутся за спиной. Пройди по ротам, поторопи с наградными на сержантов, солдат. Да и командиры пусть себя не обделяют. Железа не жалеть! Ну давай одевайся и шагай управлять батальоном. Я пока посплю. Не забудь разбудить к совещанию! А то на Наташке умаялся, могу проспать.

Офицеры полка сидели в клубе, травили анекдоты и ожидали нашего Героя. В помещение ворвался подполковник Ошуев. Он недавно вернулся с окружной комсомольской конференции из Ташкента и был заметно посвежевшим. Там Султан Рустамович пребывал в роли свадебного генерала, почетным делегатом. Мужик неплохо, видимо, развеялся. Погулял, отдохнул, получил погоны подполковника лично из рук главкома Ставки Южного направления. Теперь он с новыми силами и страстью взялся за полк. Все аж взвыли. Мы так надеялись, что он не вернется из Союза, пойдет на повышение. Эх, не вышло. Жаль…

– Товарищи офицеры, – махнул рукой начальник штаба, давая разрешение сесть. – Полку предстоит серьезное, чрезвычайно ответственное политическое задание. Партия и правительство выражают уверенность в успешном выполнении операции по частичному выводу войск из Афганистана. Задача: встать на блоки вдоль Баграмской зеленой зоны, провести огневую обработку окрестностей дороги, а затем выдвинуться на Саланг. Можно погибнуть, но операция по выводу полков не должна сорваться. Проверим подготовку первого батальона. Раскрыть карты с нанесенной кодировкой. Лейтенант Ветишин, ко мне! Покажите, что у вас нанесено на карту!

Кодировка была готова с вечера. Район боевых действий, без уточнения конкретики, Чухвастов сразу перенес на карту комбата. Ночью командирам рот писаря обстановку перерисовали на карты. Утром взводные в ленкомнате под диктовку рисовали, подписывали, чертили.

Сережка прибежал на совещание прямо из женского модуля. Проспал. Наверное, вчера ночь напролет кутил и развлекался. Кудрявые волосы торчали во все стороны, будто он в стогу ночевал. Лицо заспанное, опухшее, одежда помятая, сам растерянный.

Сергей уныло подошел к столу начальника штаба, развернул на столе карту и сделал пару шагов в сторону. Ошуев удивленно уставился на карту, затем посмотрел на взводного. Вновь взглянул на карту и на лейтенанта и злобно зашевелил усами:

– Ветишин! Что это? Где кодировка? Почему нет ничего? Не нанесено ни черточки, ни штриха! Вы ее открывали или нет?

– Нет, не успел, некогда было, – растерянно ответил Сергей замогильным голосом.

Офицеры давились от смеха, глядя на лейтенанта.

– Ветишин! Из-за таких, как ты, Подорожник потом говорит, что мы окончили Орджоникидзевскую школу сержантов. Я прав, Василий Иванович? – обратился Герой к комбату.

– Так точно! – громко ответил комбат. – Истинно так! Школа младшего комсостава.

Начальник штаба застонал, поскрипел зубами, испепелил злобным взглядом комбата, влепил Сережке строгий выговор и продолжил постановку задач.

В этот же день в полк приехала делегация из дивизии проконтролировать, что мы сделали к прибытию высокой правительственной комиссии.

Баринов (он же Барин) и его заместители перемещались из казармы в казарму, из модуля в модуль, от объекта к объекту. Вначале посетили казармы. Общий вывод: бардак и беспорядок. Полковник был абсолютно всем недоволен. Здания покрашены плохо, дорожки не подметены, порядка нет.

Наш батальон готовил две казармы, первой и второй рот. Подорожник и я встречали начальство у входа. Подорожник подал команду: «Смирно!» – и доложил. Комдив, махнув рукой, ответил: «Вольно!» – и двинулся по проходу. Свита семенила за ним. Замыкающими шли я, Сбитнев и старшина. Вдруг Барин наткнулся на дыру в линолеуме и простонал:

– О боже! Какой ужас! Что это?

– Дирка, маленький дирка, – пискнул, выглядывая из-за спины комбата, старшина Халитов.

– Старшина, бегом ко мне! – рявкнул Баринов. – Почему в полу дыра? Почему линолеум не поменяли?

Прапорщик принялся испуганно озираться по сторонам, а затем пролепетал:

– Как так, поменять? У меня нэт линолеум!

– А что у вас есть? – разозлился полковник. – Мозги у вас есть? Совесть есть? Чувство долга?

– У меня все это есть! – всхлипнул прапорщик. – Нэт только краска, обоев, линолеум, фанера и гвоздь. И в полку нэт ничего!

– Для каких целей вам гвоздь? Привязать веревку и повеситься? – вскипел командир дивизии.

– Нэт, я в смысле много гвозди. Прибивать стены.

– А что, они у вас в роте падают? Зачем их прибивать?

Халитов окончательно растерялся, пожал плечами и замолчал.

Комдив огляделся по сторонам, сковырнул с балки подтек краски, взялся за уголок отклеившихся обоев и оторвал их. Оглядел нас презрительно и произнес:

– Деревенщина! В какой же зачуханной деревне вы все росли? Кто вас воспитывал? Э-эх!

Я отвел в сторонку старшину и укоризненно произнес:

– Резван! С тобой как в анекдоте: «Кацо! Пачэмуу рюссских такой трудный язык? Нэ пойму! Вилька, тарелька – пишутся бэз мягкого знака, а сол и фасол с мягким?» – «Э-э, Гиви! Это нэльзя понять! Это надо запомнить!»

– Э, зачем обижаешь? Если по-азербайджански скажу, он поймет? А вы мой язык знаешь? Не знаешь, так не смейся!

– Все, больше не шучу, извини и не обижайся, – похлопал я по плечу возмущенного прапорщика, а сам отправился догонять начальство для получения очередной порции спесивого неудовольствия.

В конце дня Барин собрал офицеров и прапорщиков в полковом клубе и устроил разнос.

– И это лучший полк дивизии? Здесь какое-то сборище диверсантов и саботажников. Худшее положение дел трудно себе представить! Я обошел казармы, столовые, территорию. Везде беспорядок и запустение. Даже мусорные баки не покрашены! Мусоросборники выкрасить в черный цвет! Канализационные люки покрыть ярко-красной краской и нанести по спирали семь белых кругов диаметром пять сантиметров! Траву подрезать, колючки выдрать! Казармы перекрасить, обои заменить, линолеум перестелить! К каждому объекту приставить старшим майора или подполковника из штаба дивизии! Вызвать сюда тыловых бездельников! Ответственным назначаю заместителя командира дивизии полковника Рузских! На устранение недостатков даю три дня! – прокричал на одном дыхании командир дивизии.

Трое суток дневной и ночной работы завершились новым осмотром. Барин и в этот раз остался недоволен, но ни времени, ни материалов больше не было. Утром прибытие комиссии. Эх, не дали душе развернуться! Баринов ходил по полку, вздыхал и морщился. Да, это не Таманская дивизия! Нет!

Вечером под открытым небом, в летнем клубе части, давал сольный концерт Кавзонский. Народный артист республики был частым гостем в войсках. За год приехал в третий раз. Его первый концерт мне очень понравился, но в этот раз артист откровенно халтурил. Или большие дозы спиртного мешали гастролям, или уже петь надоело. Пыль, песок, полк за полком, банкет за банкетом. Одно и то же. Певец в финале выступления вручил батальону именную гитару, за которой я послал Бугрима. Витек был сильно смущен, пожал руки певцу и, вернувшись на лавочку, попытался всучить мне инструмент.