Кавалер ордена Улыбки - Луиза Гладышева

Гавриил Абрамович неузнаваем: против своего обыкновения невыразительно бубнить, читая написанное, он в радостном, нетерпеливом возбуждении. Держится раскованно, легко жонглируя микрофоном, манипулятором света, массой карточек с тезисами, расшифровкой проектируемых на экран слайдов.

Зал не шелохнется, слушает на едином дыхании, будто единой рукой делает торопливые записи в блокноты. Только легкий щелчок автоматической смены слайдов в диапроекторе, да чей-нибудь еле сдерживаемый возглас восхищения.

Но главный сюрприз впереди, во второй день конференции. Нетерпение усиливается настолько, что президиум конференции, опасаясь, как бы не «перегорел» интерес, переносит доклад с послеобеденного времени по программе на утреннее заседание. Послушать его приходят члены бюро областного комитета партии.

Председательствующий объявляет:

— Возможности управления регенерационным и формообразовательным процессами в костной и мягких тканях.

Так называется доклад. Вот так курганский сюрприз!

Всего три года назад академик И. И. Артоболевский и создатель «биоруки» и протеза с биоэлектрическим управлением доктор наук А. Е. Кобринскии в книге для юношества «Знакомьтесь — роботы!» авторитетно заявили, что никто не знает, каков механизм, управляющий процессом постройки костной ткани и обеспечивающий нужные направления роста кости в местах поломки.

Какими же фантастическими темпами развивается наука, что так скоро недосягаемое становится известным и возможным.

Недавно на ВДНХ в Москве проходила выставка, посвященная развитию здравоохранения. В одном из ее залов стоял веселый зеленый человек из пенопласта. Он был очень похож на закованного в латы рыцаря в блестящих доспехах. Но стоило подойти поближе и присмотреться, как сразу обнаруживалось, что «доспехи» — аппараты Илизарова различных модификаций. Аппараты находились на каждом сегменте скелета, на каждой кости. Даже на черепе «рыцаря» смонтирован шлем.

Не шутки ради предстал такой экспонат на выставке. Он означал, что с помощью илизаровских методов лечения можно исправить самые тяжелые деформации — врожденные и возникшие в результате заболевания — рук и ног, позвоночника и стоп, возможно изменить формы и увеличить размеры узкого таза, помочь в замещении костей черепа и тел позвонков.

Об этом в конечном итоге и был доклад Гавриила Абрамовича во второй день конференции — о возможности управлять процессами восстановления костной и мягких тканей.

Участники конференции не ждали ничего подобного. В полной тишине Илизаров закончил доклад и стал собирать рассыпанные по трибуне карточки. Зал взорвался аплодисментами. Какие чувства выражали они? Восхищение? Благодарность? Признательность?

Профессор Александр Васильевич Воронцов из Ленинграда, председательствующий на заседании, встал и, когда аплодисменты наконец смолкли, волнуясь, сказал:

— Товарищи! То, что мы видим и слышим, труды профессора Илизарова и возглавляемого им института — не явление, а эпоха в ортопедии и травматологии.

Снова вспыхнули аплодисменты. Гавриил Абрамович сидел в первом ряду и, казалось, не слышал ничего. Он вдруг почувствовал, что очень устал.

Устал не от нервного напряжения, не от работы, он устал от того, что на всех конференциях приходится слышать одну и ту же статистику: методом Илизарова вылечено столько-то и столько-то. Почему все еще некоторые ученые беспокоятся не о развитии проблем чрескостного остеосинтеза, а о том, как называть аппарат — аппаратом Илизарова или аппаратом с перекрещивающимися спицами? Что это? Стремление умалить значение открытия, когда уже сотни тысяч больных выздоровели? Этим ли надо заниматься настоящим ученым?

Объявили перерыв. Илизаров сразу оказался в плотном окружении участников конференции. Отвечал на вопросы, объяснял непонятное. А когда добрался до комнаты, где заседала комиссия по выработке рекомендаций, понял, что накал страстей здесь достиг предела.

Заместитель по науке Виктор Михайлович Дякин нервно закуривает сигарету:

— Давайте смотреть на вещи, как они существуют.

— Я и предлагаю записать в резолюции: «Созданное в Советском Союзе новое направление в ортопедии и травматологии не имеет аналогов в мировой практике», — стоит на своем профессор из Ленинграда.

— Вопрос весь в том, как сдвинуть дело в лучшую сторону. Для этого нам нужно выработать для координации научных исследований организационные формы.

— Вы правы, — едва закрыв за собой дверь, бросается в спор Илизаров, — но какие организационные формы? Проблемная комиссия на общественных началах? Скажите откровенно, какой из институтов способен сегодня вести фундаментальные исследования?

— Никто, кроме курганского! — профессор К. Г. Ниренбург из Кузбасса грохочет, как разбушевавшийся вулкан. — Давайте решать сейчас и не стесняться в формулировках.

— Что-то я не пойму, о чем речь? — подает голос дама, руководитель одного из научно-исследовательских институтов на юге страны. На торжественном собрании в честь десятилетнего юбилея института два дня назад она вручала Гавриилу Абрамовичу сувенир — корабль под надутыми парусами и желала «Большому кораблю большого плавания», а сейчас и следа умиления не осталось на ее лице.

— А чего не понять-то? — живо откликается Ниренбург. — Раз уж не можем заниматься крупными исследованиями, не готовы, не оснащены, — будем служить филиалами!

— Вот чего вы хотите, Гавриил Абрамович, — уже взяв себя в руки и снова обретя сладкий голос, тянет дама.

— Мы для себя ничего не хотим! — Илизаров резок и еле сдерживается. — Необходимо расширять научные исследования во всех институтах… Немного толку науке и людям от того, что одни дублируют друг друга, а кто-то упорно изобретает велосипед.

— Не слишком ли? — гневно восклицает дама.

— Нет, — поворачивается к ней Илизаров, — если помните слова Ленина о том, что любое, даже фундаментальное открытие — веха, а не финиш на пути научного прогресса.

После долгих дебатов комиссия предложила конференции резолюцию просить Министерство здравоохранения о создании в Кургане головного института — центра ортопедии и травматологии.

Но удовлетворения на душе у курганских ученых не было. Спустя несколько дней после конференции поздним вечером в кабинете у Илизарова, где за длинным столом сидели его коллеги — заместители, руководители ведущих лабораторий, раздался телефонный звонок. Вызывала Москва.

— Да, да, Николай Тимофеевич, слушаю, — обрадовался Гавриил Абрамович и, прикрыв трубку рукой, весело известил: — Трубилин!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});