Правда о твоей матери (СИ) - Смирнова Юлия

- Да я тебяужене бросил – больную на голову и психопатичную! Что мне до уродства твоей морды – когда у тебя уродливая душонка, а, Апраксина? И что, где я теперь? По-прежнему возле тебя!

Апраксина неожиданно уступает:

- Ладно. Я согласна – поженимся. А второе?

- Второе – ты завтра же отправишься со мной к врачу, которого мне порекомендовали. К нему запись за месяцы до приёма, но он кое-чем обязан моему коллеге – а потому согласился выкроить время в своём плотном графике и принять тебя завтра в девять тридцать утра. Опаздывать нельзя. Ты меня поняла?

- Это цена адреса сына, которого я, между прочим, родила и выучила?

- Родить и выучить – не штука, Апраксина. Попробуй сделать для него что-то поважнее этого.

- Сделаю, если дашь адрес.

- Дам, если дашь слово.

Наконец мы договариваемся: я завтра везу её в клинику, а сейчас она едет в Пасадину – без сопровождения, как сама настояла.

Вечером моё нервное взвинченное состояние несколько успокаивает отличная новость: Лёва с Катей мирятся, свадьба состоится. Эвелина прыгает и бурно хлопает в ладоши, кричит:

- Мамочка помирила мою Катеньку с Лёвой!

- И как же мамочке это удалось? – подхватывая неуёмно радующуюся дочь на руки, интересуюсь я в крайнем удивлении. – Лёва что – пустил тебя?

- Не пустил. Я разговаривала с ним через дверь. Два часа.

- И что сказала? Если тезисно?

- Если тезисно - рекомендовала не отталкивать тех, кто его любит, из-за надуманной ерунды, - особенно если сам влюблён. Иначе рискует кончить, как я. Спросила его: а представь, что Кати нет? Что она уехала в Сорбонну, вышла за другого, умерла? Если легко представить, уверен, что сможешь жить с этим - тогда хорошо, лелей дальше свои принципы. Если нет - засунь себе принципы в задницу и строй то, что не получилось выстроить у меня. У меня не было счастья, потому что я сама его у себя всегда отнимала, научившись этому в собственной семье. Но если мне причиталась хоть какая-то доля - я готова отдать эту долю ему, пусть берёт и пользуется, раз я не смогла. Сказала, что я искала далеко то, что было близко; у меня могло быть счастье, могли быть вы все трое - но я не верила в любовь, не чувствовала, что создана для этого, и искала что-то более надёжное, менее хрупкое. Наверное, до сих пор продолжаю искать. Если он хочет поступить так же - то вперёд, мешать не стану. Только пусть сперва поразмыслит, точно ли он готов Катю отпустить.

- А Лёва что?

- Ну, по истечении второго часа он мне всё-таки открыл.

- Откры-ыл? - изумляюсь я. - Даже не знаю. Я думал, не откроет.

- Открыл и сказал: "Я только сейчас впервые за двадцать лет почувствовал, что у меня есть мать. А не учительница и не воспитательница". Но мне пришлось сразу уйти - не хотела, чтобы он видел мои слёзы.

Я помолчал. Будет ли у них с Лёвой шанс? Время покажет. Но много ли его у Апраксиной - этого времени?

- А Катя? Ей ты что сказала? Тоже два часа разговаривала?

- Нет. Только две минуты.

- И чем же ты убедила её за две минуты?

Апраксина пожала плечами:

- Она тоже не желала меня слушать, но я сказала, что я как богиня Харити в буддизме: изначально была демоницей, которая уничтожала детей, но потом раскаялась и поклялась отныне всем детям помогать. Как Будда наставил на путь истинный Харити – так Грачёв наставил меня, ха-ха-ха. Да?.. И если она не хочет кончить как я, отказавшись от настоящей любви из-за какой-то глупости, – то надо не дурить, а возвращаться к Лёве. Но если она хочет поиграть в меня, в мою принципиальность и жестокость – то я в общем-то не против; но пусть уж тогда дружит не с Лёвой, а со мной, я её всему обучу и расскажу ей о преимуществах моей жизни. Только вот конец у этой жизни немного печален – но это ведь мелочи, правда?

- Значит, Катя выбрала Лёву, - иронично замечаю я. – Надо же, Апраксина: твой путь не прельщает умных людей.

- Да. Нет у меня единомышленников. Приходится идти одинокой дорогой. Это жаль, - лаконично соглашается Юлия.

Завтра я везу её, голодную и злую, к врачу на диагностику. Прискорбный диагноз подтверждается – но с желудком всё не так зловеще: злокачественная опухоль, первая стадия, никакого распространённого процесса и затронутых лимфоузлов, оперировать и наблюдаться бы, но… С пищеводом всё сложнее, и выглядит он неважно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- Изнутри на меня лучше не смотреть. Я только снаружи хорошенькая, - нервно шутит Апраксина. Мы ждём результатов почти до вечера – я успеваю сводить отошедшую от процедур Апраксину в ресторан и пообедать, и поужинать. Наконец мы возвращаемся в клинику – где уставший после рабочего дня доктор готов предъявить нам заключение после консилиума с коллегами:

- Ваш кашель – это не метастазы, дорогая вы моя. Не знаю, с чего вы так решили: лёгкие чистые… Это следствие осложнённого рефлюкс-эзофагита. У вас эрозивно-язвенный эзофагит и предраковое состояние – пищевод Барретта, кишечная метаплазия слизистой пищевода. Состояние тяжёлое – но злокачественных клеток нет, как мы ни смотрели; уж вертели по-всякому, стёкла с биопсией в трёх лабораториях проверяли. Посмотрим, конечно, ещё гистологию всех ваших образований после операции. А операция-то нужна, и не только желудку, это да…

- И какой же будет операция? - охрипшим от волнения голосом спросил я. Апраксина сидела ни жива ни мертва, вся обратившись в слух.

- Опухоль из желудка удалим, придётся сделать небольшую резекцию. Затем фундопликация – верхнюю часть желудка обернём вокруг нижнего конца пищевода и сошьем, чтобы усилить функцию закрытия нижнего пищеводного сфинктера. Вот и всё. Никакой химиотерапии; рецидивов с вашей морфологией опухоли не ожидаем, будете как новенькая. А французские коллеги-то наши ошиблись, вот как бывает, м-да... Рака пищевода-то и нет. Предраковое состояние – есть, да притом прескверное. Но всё ещё можно остановить. Ещё не поздно. Только действовать нужно быстро. Как можно скорее оперируем вас – и будете как новенькая!

«Всё ещё можно остановить. Ещё не поздно. Ещё будет, как новенькая!» - повторяю я про себя, не веря, что это происходит не во сне, и понимая, что эти слова врача можно было бы отнести ко всей теперешней Юлиной жизни.

Когда ошеломлённую Апраксину, в соответствии со своим характером проклинающую парижских гастроэнтерологов и онкологов на чём свет стоит, уже госпитализировали, врач как-то сказал мне один на один, видя моё состояние:

- Ваша супруга ещё всех нас переживёт, поверьте. Знаете, я за десятилетия практики обратил внимание, что такого рода эрозивные и воспалительные недуги желудочно-кишечного тракта возникают чаще всего у людей нервных, напряжённых, желчных, обиженно-озлобленных. Но ваша супруга… такая милая, ласковая, обаятельная женщина. Прямо не знаю – она в мою статистику никак не вписывается.

Вписывается, ещё как вписывается, - хотелось мне сказать. Но я лишь пожал руку этому замечательному врачу… и попросил успокоительного.

Даниил. Эпилог.

- Раз я не умираю, тогда… вроде как и жениться незачем, - нерешительно молвит Апраксина вскоре после успешно проведённой операции. Я тут же считываю, что сомневается она вовсе не в собственном желании выходить замуж. А нерешительность её направлена на меня: как я отреагирую? Откажусь? Снова меня испытывает... Мне хочется её отшлёпать, раз ведёт себя, как девчонка, - но нельзя: она ещё слишком слаба, морщится, когда шевелится.

- Есть зачем жениться, Юлька. В наказание. Будешь отбывать у меня приговор в пожизненном плену.

Мы женимся почти сразу после того, как её окончательно выписывают, - даже раньше, чем Лёва с Катериной; Эвелина вне себя от восторга - с её ликованием сравнится только моё. На старости лет получил-таки, что хотел, – надо же… Уж и не чаял. Эвелинка страшно гордится: не каждый ребёнок может похвастаться тем, что побывал на бракосочетании родителей, где свидетели - брат и его невеста.

Кстати говоря, Ольга стала встречаться с одним небесным механиком с соседнего отделения - и, как я слышал, они собираются пожениться, даже думают об усыновлении. Я мельком видел этого мужика с ней - и сразу узнал взгляд влюблённого... сам я, наверное, смотрю на Юлию такими же глазами. Так что этим двоим определённо повезло. А вот правильность моего выбора можно было бы обсуждать - и это имело бы смысл, будь я моложе; а теперь уж поздно, так что я погиб окончательно и бесповоротно. Утонул в глубоком болоте в глухом, далёком и заколдованном месте под названием "Апраксино", куда не ведут человеческие тропы, потому что разумные люди предпочитают туда не соваться.