Шоу семейных секретов - Галина Владимировна Романова

class="p1">– Пап, ты чего вообще звонишь? – перебил его смех Эдик.

Он выполз из кровати и с кряхтением поплелся в туалет.

– Просто… Обзваниваю вас – своих детей.

Эдик представил, как отец сейчас дергает плечами. Сидит в любимом кресле на открытой веранде второго этажа голым или одетым, с бутылкой в руке, дергает плечами и улыбается как слабоумный.

– В половине пятого утра, пап?

– Когда проснулся, тогда и позвонил, – беззлобно огрызнулся отец.

– Хочешь сказать, пока трезвый?

– Пока я трезвый, пока ты в разуме, – поддел его тот.

– Я завязал. Уже несколько дней ни-ни. И не тянет.

Эдик спустил воду в унитазе. Подошел к раковине вымыть руки. Засмотрелся на себя в зеркало. Гематомы исчезли. Катька взяла с собой какое-то бабкино снадобье. Воняло, как с помойки, но реально помогло. Опухоль прошла. Синяки поблекли. Еще пару дней, и он может являться на фирму. Руководить!

Если честно, он успел заскучать по рабочим будням. Суета, движуха, результат. Ему это нравилось.

– И тебе, пап, советую. Хорош бухать. Мать уже не вернешь.

Эдик вдруг понял, что сказал о ней как о покойнице, перепугался и за мать и за то, что отец его неправильно поймет. Он поспешил исправиться:

– Она не вернется к нам, пап. Не для того все затевала.

– Она не звонила тебе? – спросил отец, и в его голосе без труда угадывались злость и тоска.

– Нет. И на мои звонки не отвечает. То есть я хотел сказать, что ее телефон выключен.

– Да другой у нее давно телефон, это ясно. Только вот какой? Этот банковский говнюк ей помог. И телефоном снабдил, сволота… – отец отчетливо скрипнул зубами. – Я даже рад, что он сдох. А ты?

Эдик промолчал. В голову крохотным червячком заползла трусливая мыслишка: а что, если их телефоны прослушивают. Надо воздерживаться от всяких неосторожных замечаний. Ему что? У отца авторитет. А у Эдика пока с этим туговато.

– Молчишь, щенячья твоя душа! Молчишь… – Отец громко пару раз глотнул.

– Пьешь? – ахнул Эдик. – С четырех утра!

– С половины пятого, – поправил его тот. – Пью… Что еще мне остается делать, сын? Почему с нами все так? Моя жена шлюха. Сын наркоман. У дочери сахарный диабет.

– Чего-чего?

Эдик нахмурился и тут же вспомнил о дорогих шприцах в ящике тумбочки у Эльзы в комнате.

– И давно? – прослушав три продолжительных глотка, спросил он.

– Уже год. Ее сука мать знала, а мне не сказала. Это как? Я случайно узнал. Шарил у нее в шкафах и наткнулся на шприцы и лекарство. Допросил дуреху с пристрастием и… Кстати, я твой долг перед ней погасил.

Щеки Эдика зажгло румянцем. Нет, он не застыдился, а разозлился на сестру. Какого черта! Зачем впутывать отца?!

– И с ребятами, которые тебе лицо побили, уже пообщался. Больше не тронут. Но и в долг не дадут. Эдик… Вот скажи мне, сын, почему ты такой урод, а?

Язык у отца начал заплетаться. Видимо, глотки он делал большие. А если учесть, что пил он наверняка до глубокой ночи, то уже через полчаса снова будет в хлам.

– Почему урод? Я нормальный. – Эдик нехотя вступил с отцом в спор.

Он знал, что разговор надо завершить. Если он бросит трубку, не дослушав упреков и обвинений, отец разозлится и…

И случится что угодно! Он может фирму, где горбатится сын, Эльзе подарить. Оставить его без штанов и без гроша. Спорить нельзя. Надо было дослушать.

– Я просто еще молодой, пап, – с легким смешком продолжил Эдик. – Все будет нормально. Поверь.

– Стараюсь, – слабым голосом ответил отец.

– Поверь, – с нажимом повторил он. – Я исправлюсь.

– Хорошо. Пусть будет так. Но если я узнаю, что за моей спиной ты общаешься с матерью…

– Нет! – воскликнул Эдик. – Я бы рассказал тебе сразу! Она не объявлялась! И не пыталась со мной связаться! Клянусь!

– Хорошо. Верю. Да… Есть кое-что еще. – Отец странно захныкал, снова глотнул, поперхнулся и долго кашлял. – Эта сука развелась со мной перед самым своим бегством. Она развелась со мной! Я только вчера вечером об этом узнал! От ее адвоката!

– Только вчера? Почему он молчал? – возмутился сын.

– Он бы и дальше молчал, но пришлось покрутить ему яйца. Это сделало его разговорчивым. – Отец громко рассмеялся. – Ничто не сравнится с физической болью, малыш. Только этот аргумент играет без промаха. Да… Твоя мать развелась со мной. И теперь… Теперь я буду искать ее уже не как сбежавшую жену, а как мошенницу, которая обокрала меня. Она… Она сделала большую ошибку, сын… Я найду ее и посажу!

Отец еще минут пять нес пьяный бред, потом попросил к нему заехать в воскресенье вечером и, простившись, отключился. Эдуард застыл у зеркала, не узнавая свое перекошенное побитое лицо.

Что она наделала?! Зачем?! Все же было ровно у них в семье. Отец с матерью вместе выезжали. Улыбались друг другу. Часто спали в разных спальнях, да. Но после стольких лет супружества это норма. Зачем мать так со всеми ними поступила? Не хватало романтики? Так завела бы себе кого-нибудь. Просто для развлечения.

– Она и завела, милый, – проговорила Катя, когда он ее разбудил и рассказал о разговоре с отцом.

Ему просто надо было выговориться, а никого, кроме нее, рядом не было. Говорить сам с собой он мог только под дозой, но решил завязать. Не твердо пока, однако пообещал себе, что постарается хотя бы.

– Она завела не того мужика, понимаешь? – Он голым ходил по спальне коттеджа, который они сняли на выходные, и без конца ерошил темные волосы. – Он подставил ее. И сам подставился. Какая-то гнусная партия, в которой нет победителей. Все в итоге проиграют. Отец найдет мать и посадит ее. Ее любовник мертв. Деньги непонятно где. О чем вообще она думала? Как собиралась поступить с такими средствами? Не на горбу же нести через границу!

– Почему обязательно через границу? – Катя изумленно округлила глаза. – На такие деньги можно и здесь безбедно жить. Долгие годы. Затаиться и…

– Не мели чушь, женщина, – оборвал он ее с презрительной улыбкой. – Ее ищут. Она объявлена в розыск. Теперь у нее вообще нет шансов спрятаться. Она уже не сбежавшая жена, а преступница! Это серьезнее и опаснее. И любовник ее мертв. Возможно, она на него надеялась, а он вон как подвел!

В окно швырнуло дождевыми каплями, и Эдик от неожиданности вздрогнул. Обещанное солнечное воскресенье размажется ненастьем. Он его ненавидел, даже если сквозь грозовые тучи проглядывало солнце и превращало дождевые струи в хрусталь. Что значит солнечный дождь? Все равно дождь. Это как