Мой (СИ) - Пырченкова Анастасия

Ну вот… Теперь можно и покорять!

Ох, какое же у него лицо!!!

Вот так вот, Артём Николаевич!

Не один вы можете издеваться над другими!

Я тоже умею!

А Артём, надо сказать, при виде меня буквально на ровном месте споткнулся, застыв в удивлении, когда я на следующий день прошла мимо него в окружении парней из класса.

Вот только чего не ожидала, так это встретить маму. Из дома-то я выходила в обычной одежде. Переоделась уже в школе, в туалете. Вот только и мама собиралась сегодня в больницу сходить на плановый осмотр, как она пояснила. Хотя что-то зачастила она с ними. В общем, не ждала я встречи с родительницей. Естественно, та, при виде меня, схватилась за сердце. На мгновение стало совестно, но ведь я же не делаю ничего плохого! Просто иду по коридору! Зачем так реагировать-то?!

— Д-добровольская, — заикаясь, обратилась она ко мне. — Это что за вид?!

— А что не так, Инесса Николаевна? — искренне удивилась я. — Праздник у меня, может. День свободы и независимости, — ляпнула, что первое в голову пришло. — В конце концов, многие ещё хуже моего одеваются. Лучше за ними последите, — перевела стрелки и направилась дальше с высоко поднятой головой, мило улыбнувшись мрачному Акимову.

Вот так-то!

А позже ещё и позволила поцеловать себя одному идиоту из параллельного класса на глазах у заметно взбешённого мужчины.

О да!

Так вам и надо, Артём Николаевич!

Сами сказали, чтобы обратила внимание на других!

Вот!

Получите, распишитесь!

Всё, как говорили!

Эй, а куда это вы меня, простите, тащите, Артём Николаевич?!

Ах, к себе в кабинет, чтоб никто не увидел и не подслушал!

Ну, ладно, так и быть, согласная я побеседовать с вами наедине!

И вот, наверное, хорошо, что всё это было озвучено мной лишь мысленно, а то б мужика точно ещё удар хватил. Вон как тяжело дышит и пальцы не выпрямляются полностью, скрючиваясь обратно в кулак.

Ну, а что я?

Я ничего!

Хорошая и послушная!

Прелесть что за сладкая медовая девочка!

— Чёрт! — зашипел Акимов, ударив кулаком по двери, когда понял, что я нисколечко не раскаиваюсь из-за своего наглого и дерзкого поведения.

Да было бы из-за чего!

— Вам плохо, Артём Николаевич? — поинтересовалась деланно вежливо, старательно сохраняя на лице маску невозмутимости. — Может, водички? — предложила наигранно взволнованно.

Еще и приблизилась к нему почти вплотную, положив ладошку на грудь, поверх белой футболки. И в глаза ему так преданно-преданно посмотрела. И ресничками невинно-невинно хлоп-хлоп. Не проникся. Или наоборот. Слишком проникся. Не поняла толком, если честно. Но взгляд вдруг напугал. Стал каким-то волчьим, диким, злым. Губы поджал, и зубами скрипнул.

Упс…

Кажется, переборщила…

И что-то как-то весь Азарт происходящего истаял, предательски сбежав за спину Здравомыслия, которое уже растягивало плакат с надписью: "Ты попала, девочка Галя!".

— А-артём, — чуть заикаясь, позвала мужчину.

Но тот даже не шелохнулся. Только стоял у входа, сжимая и разжимая кулаки, пристально следя за мной тёмным взором с яркой золотистой радужкой по краю.

Здравомыслие сменило плакат на новый: "Беги, Галя, беги!"!

И так мне захотелось последовать его совету, да только бежать-то некуда!

А значит, что?!

Правильно, в ход вступает всеми любимый Пофигизм с его неизменным: "Пофиг, пляшем, девки, пляшем!".

Наверное, поэтому я развернулась и отошла от Акимова к его столу, нагло усевшись на него. И ножками ещё принялась болтать.

— Добровольская, ты… — начал было хозяин кабинета и, болезненно скривившись, замолчал, прикрыв глаза.

— Я, Артём Николаевич, я, — усмехнулась холодно.

Такая злость неожиданно разобрала!

Знает же, что влюблена в него, и намеренно надо мной издевается. Эта его выходка с историчкой прям наизнанку вывернула. Больно, обидно, неприятно, унизительно. А ему хоть бы что!

Тело ему моё подавай!

Как же…

— Вы мне, кажется, хотели что-то сообщить, — напомнила по-прежнему молчавшему мужчине. — Передумали? Впрочем, если это никак не связано с учёбой, то я, пожалуй, лучше пойду, — спрыгнула со стола, поправляя юбку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В тот же миг Артём оказался рядом, прижав меня обратно к столу и взяв в своеобразный капкан из выставленных по обе стороны от меня рук. Невольно упёрлась ладонями в широкую накаченную грудь, чтобы сохранить хотя бы видимость дистанции. Посмотрела в лицо Акимову и вздрогнула, заметив на его губах холодную и в чём-то даже жестокую усмешку.

— А я предупреждал тебя, медовая…

— О чём именно? — уточнила я невинным тоном. — Вы меня тогда о многом предупреждали, что я прям теряюсь в догадках, — сделала вид, что задумалась.

— О провокациях, Добровольская, — одарили меня тяжёлым взором.

Тёмный взгляд скользил по телу и ощущался самыми настоящими прикосновениями, пока не остановился на моих раздвинутых ногах, между которых удобно пристроился мужчина. У меня во рту аж пересохло от той жажды, что отражалась в карих глазах.

— А я вас провоцирую? — деланно изумилась я, облизнув губы, чтобы хоть немного их смочить. — Чем? Вы же сами просили меня обратить внимание на одноклассников и других парней, Артём Николаевич, — припомнила его слова. — Сказали, что мне лучше общаться с ровесниками. Я общаюсь. Что снова не так?

Нет, конечно, я прекрасно понимала, что его бесит. И, да, откровенно этим пользовалась сейчас, давила на больное. Наверное, это неправильно, но меня эти хождения вокруг да около банально достали. Уж либо пусть отпустит, либо примет. Впрочем, разве я лучше? Сама ведь держусь за него и держу.

— Всё… так, — отозвался с заминкой Артём, уставившись на мои губы.

Не знаю, что он такого увидел, но уже через минуту, болезненно поморщившись, выпрямился. Правда, так и не отошёл. Прикрыл глаза и принялся тяжело вдыхать и выдыхать. И так его обнять захотелось, поцеловать в бьющуюся жилку на шее, что виднелась в расстёгнутом вороте серой олимпийки. Но только не поймёт же. И не примет.

— В таком случае не мешайте мне строить отношения с моими ровесниками. Уж им мой возраст не помеха. Ни для чего, — усмехнулась я горько, толкнув от себя Акимова.

— Не помеха для чего? — уточнил мужчина напряжённым тоном.

Посмотрела на него в искреннем недоумении.

— Ну как же, — протянула я с усмешкой. — Для них я ведь вполне себе уже достаточно взрослая девушка. Для взрослых отношений, — пояснила снисходительно. — Не всё же вам развлекаться по ночам, — съехидничала.

— Добровольская, ты хоть понимаешь, что несёшь?

Тяжёлый взор сканировал насквозь, буквально пригвоздив к месту. Но при всём при этом мне хотелось бежать из кабинета Акимова как можно дальше.

— Вполне, — пожала я плечами. — А вас что-то не устраивает? — деланно удивилась в очередной раз. — Вы же сами сказали, что не подходите мне. Буду искать подходящего. Вам не нравлюсь, другие оценят. А если не они, то найду ещё кого-нибудь. Опыта наберусь. Глядишь, придёт время и до ваших дам дорасту, — уже не скрывала горечи.

Соскочила со стола, подхватила сумку и направилась на выход, пока некоторые переваривали мои слова. Правда, не успела сделать и пары шагов, как меня схватили за руку, резко притянув к себе, а на губы обрушился алчный поцелуй. Я снова оказалась сидящей на столе в самой бесстыдной позе. При этом во мне переключился какой-то тумблер, отвечающий за здравомыслие, оставив лишь желание тела. То желание, которое пробуждал лишь один-единственный мужчина. Тот, который сейчас сжимал меня в своих объятиях, пьяня собой и своим желанием, которое я ощущала через тонкую ткань одежды. Никогда не испытывала ничего подобного ранее. Стало неожиданно жарко и вместе с тем холодно до дрожи. Будто я пребывала в горячке, когда мир вокруг становится абсолютно не важен, только объятое огнём собственное тело. И в этот раз мне совсем не хотелось, чтобы становилось легче. Наоборот, пусть то длится вечно. Пусть становится жарче и горячее. Ещё бы от одежды избавиться, а то у меня было ощущение, что мне кожу наждачкой трут.