Рауль, или Искатель приключений. Книга 1 - Ксавье Монтепен

— Вы принадлежите мне! — вмешался Рауль, обратившись к виконту. — И если моя шпага не обманет руки моей, то я думаю, что вам уже не удастся более убивать никого…

— Пойдемте же! — вскричал д'Обиньи. — Сначала вы, потом он.

И он указал на испанца. Тот холодно вынул часы.

— Половина двенадцатого, — сказал он, — еще раз прошу вас, подождите, пока пробьет полночь, потому что тогда будет уже не пятница, а суббота…

Ни Рауль, ни виконт не отвечали и, так как дон Реймон уже не загораживал им дороги, поспешно вышли из залы. Д'Обиньи обернулся.

— Я вас найду! — закричал он командору.

— Вам не нужно будет трудиться искать меня, — отвечал испанец. — Я не оставлю вас!

И в самом деле, он вышел вместе с двумя противниками. Проходя через переднюю, Рауль сделал Жаку знак, чтобы он шел за ним. Слуга бросил кости, которыми собирался играть, и последовал за своим господином. Дон Реймон шел позади.

— Возьми с собой факел, — сказал Рауль Жаку в ту минуту, как они проходили ворота.

Жак вырвал факел у одного из носильщиков и взамен бросил ему луидор. Все четверо пошли по улице Сент-Онорэ, по направлению к Пале-Рояльской площади. С площади Рауль и виконт, шедшие впереди, повернули направо, в узкий и темный переулок, находившийся на том самом месте, которое занимает ныне улица Риволи. Полупотухший фонарь едва-едва освещал переулок, и кавалер обрадовался, что ему пришло в голову велеть своему слуге взять факел. Рауль и виконт остановились и сбросили верхнее платье. Жака поставили под навес низких ворот.

— Держи выше факел! — закричал ему де ла Транблэ.

Виконт и кавалер взялись за шпаги. В десяти шагах от них дон Реймон, прислонившись к стене, приготовлялся смотреть на битву.

— Господа! — вскричал он. — Прошу вас в последний раз — берегитесь! Сегодня пятница!.. Пятница — день гибельный…

— Молчи, зловещая птица! — прошептал Рауль.

Дон Реймон услышал брань кавалера, два раза перекрестился и, сложив руки на груди, стал ждать конца.

Взволнованный этой сценой, Жак дрожащей рукой держал факел, который время от времени бросал яркий свет; потом пламя его утопало в дыму и темнота становилась густая. Бледные губы командора как будто шептали молитву.

Рауль и виконт бросились друг на друга с равным бешенством. Сначала невозможно было предвидеть, за кем останется победа. Искусство обоих было почти одинаково. Д'Обиньи превосходил Рауля силой своих мускулов, но кавалер сохранял хладнокровие, которого недоставало его противнику. По мере того, как шпаги сверкали в воздухе, отражая синеватыми молниями перемежающийся свет факела, командор приближался к месту битвы, как бы увлекаемый непреодолимым очарованием.

Дуэль продолжалась. Вдруг шпага виконта, столкнувшись со шпагой Рауля, переломилась в десяти дюймах от эфеса. Д'Обиньи отпрыгнул назад.

— Не бойтесь! — сказал ему кавалер презрительным тоном. — Я охотно убиваю людей, но не умерщвляю их!..

В то же время он прижал клинок своей шпаги к своему колену и разломал ее.

— Что начала шпага, — вскричал он тогда, — может окончить кинжал!..

И он пошел прямо на д'Обиньи. Борьба возобновилась еще ужаснее, чем прежде. Руки обоих противников переплетались, задыхающиеся груди касались одна другой. Это продолжалось с минуту. Потом послышался громкий крик, за которым последовал глухой стук. Виконт с проколотой грудью повалился на грязную мостовую. Факел выпал из рук Жака. В эту минуту полночь пробила на пале-рояльских часах. Командор глубоко вздохнул.

— Ах! — прошептал он едва внятным голосом, — как этот переулок похож на Страда-Сиретта!.. Боже мой, сжалься надо мною!..

Произнося эти странные слова, он тоже упал на землю, как будто бы был поражен невидимой рукой. Он был без чувств.

Между тем виконт еще дышал. Он приподнялся с земли и, захлебываясь в потоках крови, которая вырывалась у него из горла, сказал Раулю:

— Кажется, я умру; если же выздоровею, мы опять примемся за то же.

— Когда вы захотите, или, лучше сказать, когда вы будете в состоянии, — отвечал кавалер.

Виконт упал опять и не подавал более знака жизни. Рауль вложил в ножны разломанную шпагу, поднял свое платье и сказал Жаку:

— Пойдем. Нам больше нечего здесь делать.

Но едва он произнес эти слова, как чья-то рука дотронулась до его плеча и чей-то голос сказал ему:

— Вы мой пленник!.. Не угодно ли вам отдать мне вашу шпагу?..

Рауль обернулся с удивлением, которое легко понять. Его держал за руку полицейский комиссар; двенадцать человек дозорных преграждали ему путь.

— Откуда вы явились, господин комиссар? — спросил кавалер. — Я не видал и не слыхал, как вы подошли…

— Я думаю, — отвечал полицейский с улыбкой, — вы были слишком заняты, чтобы обратить на меня внимание…

— Ну! Если уж вы здесь, — продолжал Рауль, — то пусть ваше присутствие послужит к чему-нибудь полезному: прикажите вашим людям поднять несчастного, который валяется на мостовой, и отнести его в такое место, где ему окажут помощь…

Кавалер указал на д'Обиньи, кровь которого образовывала уже небольшой ручеек посреди переулка. Комиссар сделал знак, и двое дозорных тотчас подняли виконта. Полицейский подошел и взглянул ему в лицо.

— А! — вскричал он, — это д'Обиньи, королевский офицер… Дело плохо! Очень плохо!

— Теперь, когда вы исполнили долг человеколюбия, — продолжал Рауль, — ничто не мешает вам идти в вашу сторону, а мне в мою… Господин комиссар, желаю вам спокойной ночи…

И кавалер хотел удалиться.

— Позвольте, что вы хотите делать? — спросил полицейский.

— Вы видите, я ухожу.

— Вы шутите?

— Я не шучу никогда.

— Но, милостивый государь, я имел честь сказать вам, что вы мой пленник!

— Я слышал.

— Ну?

— А я имею честь доложить вам, что вы ошиблись, сказав мне это.

— Милостивый государь, ваша насмешка кажется мне совершенно неприличной…

— Милостивый государь, ваша настойчивость кажется мне вовсе неуместной!..

— Вы пойдете со мной, и сию же минуту! — вскричал полицейский, начиная сердиться.

— Не думаю.

— Не думаете?..

— Да, — отвечал Рауль, спокойствие которого не изменялось.

— Вы хотите принудить меня употребить силу?..

— Я просто докажу вам, что я вовсе не ваш пленник, как вы думаете…

— А! Вот как!.. Мне очень любопытно было бы узнать…

— Так знайте же…

И Рауль вынул из кармана известный нам бумажник, а оттуда — лист пергамента, уже игравший роль в нашем рассказе, и подал его полицейскому. Лист этот, как читатели, вероятно, помнят, начинался следующими словами:

«Божьей милостью, мы, Филипп Орлеанский, регент Франции, приказываем и повелеваем всем тем, кто увидит сию бумагу…»и проч. и проч.