Средневековый Понт - Сергей Павлович Карпов

и определило поражение в ней Трапезундской империи.

Вместе с тем, и для Никеи выход иконийцев к морю в исторической перспективе был стратегическим поражением, а распад малоазийского эллинизма на два отдаленных анклава привел к потере византийцами Северо-Западной Анатолии и решающим успехам тюркизации[566]. Кроме того, завоевание Ласкарем Пафлагонии, на которую претендовали и сельджуки, почти немедленно обострило отношения между Никеей и Иконием. Месарит отмечал, что после таких приобретений Никейский василевс стал весьма опасен для соседей[567]. Той же зимой иконийские турки совершили набег на никейские земли, вплоть до р. Сангарий, но были остановлены греческими воинами[568].

Итак, после 1215 г. Трапезундская империя простиралась с запада на восток от Термодонта до Чороха. Она была отделена от никейской территории сельджукскими владениями, локализовалась в собственно понтийской области и вышла из борьбы за восстановление Византии, став самостоятельным греческим государством, что не означало, однако, отказа от идеологических претензий Великих Комнинов на роль общевизантийских василевсов[569]. Ресурсы империи и роль ее городов в международной торговле обеспечили ей устойчивое развитие и важное место среди стран региона. Внутренние факторы, консолидирующие государство и дававшие ему социальную опору, должны были найти подкрепление и в устойчивой и привлекательной государственной идеологии. Она основывалась, естественно, на византийских традициях, черпала арсенал понятий и знаковых символов из комниновской и докомниновской практики, опиралась на общие религиозные основы и атрибуты и на культ местных святых. Она должна была закрепить легитимность императорской власти рода Комнинов на Понте, а временами и во всей византийской ойкумене. Этого не могло не произойти без острой конфронтации с другими претендентами на византийское наследие, прежде всего Никеей, а затем — Палеологовской Византией.

Представления о власти в Византийской империи черпались из обширного арсенала политико-правовых идей античности и христианства. В сформированном, общепризнанном и юридически оформленном виде они составили государственную идеологию империи (термин, на наш взгляд более точный, чем распространившийся в последние десятилетия «политическая идеология»). Ее важными компонентами были представления о вселенском, универсальном характере богоизбранной империи ромеев, воплощении в ней божественного порядка, таксиса, о сакральности власти императора-самодержца (автократора), о неограниченности его полномочий и, вместе с тем, их строгом соответствии законам. В числе этих представлений была и тесная неразрывная связь государя с Царственным градом, Константинополем. Только тот, кто владел столицей, владел ойкуменой. Постепенно, несмотря на существовавшую в теории идею выборности государя синклитом и народом, укореняются представления о необходимой знатности монарха, его связи с правящей династией, наличии у него царственных предков. В теории были свои обязательные и лишь желательные составляющие. Так например, если принадлежность к царственной династии была лишь желательной для воцарявшегося, мысль о возможности двух независимых василевсов ромеев, если они только не были соправителями не допускалось. Представление о единстве империи было одним из наиболее устойчивым, и претензии на самодержавное правление в отдельных частях ромейской державы не могло рассматриваться иначе, чем узурпация любого, правившего вне Константинополя[570]. Так было до 1204 г. Великая катастрофа, падение столицы империи породила и глубочайший кризис государственной идеологии.

Борясь за византийское наследие, трапезундские Комнины, как и их никейские или эпирские соперники, поначалу исходили из прежних универсалистских представлений, опирались на единую идейную традицию и решали одну и ту же задачу: каким образом оформить императорскую власть, не обладая «театром ойкумены», царственным градом, захваченным вообще неромейским правителем? Они выбрали в целом один и тот же вариант: создания «вторых» Константинополей в Никее, Трапезунде или даже в Тырново (ибо и болгарский царь принял участие в возможной «реконкисте»)[571]. И здесь они были в невыгодно равных условиях. Никейские правители вскоре смогли опереться на авторитет вселенского патриарха, что значительно усилило их позиции. Для трапезундских Комнинов один из аргументов в борьбе за симпатии греческого населения Малой Азии был ясен и они сделали ставку на него: только они были прямыми потомками и наследниками по мужской линии константинопольских Комнинов, притом незапятнавшими себя связями с непопулярной и ответственной за катастрофу династией Ангелов, как Ласкари или Дуки. Принимая такой же титул, как и византийские государи («NN во Христе Боге верный царь и авгокрагор ромеев»), Алексей и Давид добавили к эпониму Комнин слово «Великий», для обозначения старшинства своего рода, своей генеалогической линии среди других претендентов[572]. В полемике с ними противники апеллировали к тому, что их непосредственным прародителем был тиран Андроник I, называя трапезундских Комнинов «ехидниным исчадьем»[573]. Но этот аргумент не снимал легитимной правоты династических притязаний Алексея и Давида.

И если возврат к идеям старой императорской идеологии был простым и естественным, то поиск «своего» культа, объединяющей идеи был сложен. Мы знаем об этом по немногим отрывочным и косвенным данным, в первую очередь — по печатям и монетам первых Великих Комнинов.

Печати Алексея I до недавнего времени не были известны. В 1963 г. на трапезундском акрополе был найден моливдовул с изображением на лицевой стороны полководца в воинских доспехах и островерхом шлеме, которого за руку ведет св. Георгий. Надпись над изображением полководца гласит: «Алексей Комнин». На обратной стороне мы видим сцену Воскресения, сошествия Христа во ад, более традиционную для печатей архииереев[574]. Такой же (этот же?) моливдовул из коллекции известного ученого и собирателя Георгия Закоса был продан в 1998 г. на аукционе Спинк в Лондоне[575]. Образы печати выбраны, безусловно, не случайно и отражают как официальную «идею», так и памятные или важные для владельца события или обстоятельства. События эти связаны с военной кампанией или походом — св. Георгий как бы вводит одержавшего победу государя в крепость или в город, жестом левой руки открывая ворога или представляя владельца печати небесному покровительству. Из текста «Трапезундской хроники» Михаила Панарета нам известна самая выдающаяся победа Алексея — его вход в Трапезунд в апреле 6712 (1204) г.[576] Более точную дату он не сообщает. В апреле 1204 г. Пасха — праздник Воскресенья — приходилась на 25 апреля, а день памяти великомученика Георгия Победоносца — 23 апреля. Не связаны ли с двумя этими датами главные события в жизни Алексея и в истории Трапезундской империи: его вступление в город и провозглашение императором? В конце апреля он уже мог знать о захвате 12–13 апреля крестоносцами Константинополя и бегстве Алексея V Мурзуфла, что давало ему основание для прямых претензий на византийский трон. Появление на печати св. Георгия могло быть связано и с его особым почитанием как византийскими Комнинами, так и грузинскими Багратидами, игравшими немалую роль в утверждении Алексея на престоле. Примечательно в этой связи,