Одиссея Петера Прингсхайма - Евгений Беркович

К этому времени Томас и Катя перебрались из Принстона в Калифорнию. Пятого июля они въехали в снятый до осени дом в городке Брентвуд (Brentwood) недалеко от Лос-Анжелеса. Здесь и собрались 28 июля 1940 года три десятка специально приглашенных гостей, журналистов, актеров Голливуда, продюсеров… На встрече выступил сам хозяин дома, а также председатель

Чрезвычайного комитета спасения Франк Кингдон [171]. В результате удалось собрать 4500 долларов, о чем пунктуальный писатель в тот же день сделал запись в дневнике [172].

В письме Агнес Майер от 9 августа 1940 года Катя жалуется: « Наш дом сейчас превратился в настоящее бюро, занятое операциями спасения, Эрика выбивается из сил, и у меня голова идет кругом» [173].

В тесном контакте с ERC помогал беженцам Унитарианский исполнительный комитет (Unitarian Service Committee, сокращенно USC). Он был задуман руководством Унитарианской церкви США сразу после подписания печально известного Мюнхенского соглашения 1938 года, отдавшего Гитлеру часть Чехословакии. Первоочередной задачей USC было спасение евреев и антифашистов, оказавшихся на территориях, контролируемых нацистами. Томас Манн иногда выступал как представитель USC, так в письме от 23 июня 1940 года некой мисс Диварт (Elizabeth Dewart) он благодарит ее за помощь Унитарианскому исполнительному комитету в размере 10 долларов, « которые пойдут на освобождение чешских детей» [174].

Вскоре Унитарианский исполнительный комитет распространил свою деятельность и на другие страны, оккупированные немцами, в частности, на Францию.

Судьба родственников, застрявших в республике Виши, не давала покоя Томасу и Кате. Стало известно, что сына Голо полицейские схватили на улице во время облавы и отправили в концлагерь в местечке Сан Николя под Нимом, в другом лагере Сен-Сиприен томился несчастный Петер Прингсхайм.

Чтобы вырвать человека из концентрационного лагеря, нужно было представить французским властям визу, выданную заключенному для въезда в Америку. Необходимым условием для выдачи визы было наличие работы в США или гарантия ее получения сразу по приезде. Кроме того, какой-то гражданин Америки должен был дать нотариально заверенное обязательство взять на себя все расходы, связанные с пребыванием беженца в США.

Госдеп оговорил доступ в страну беженцам из Европы таким количеством бюрократических ограничений, что только немногим счастливцам удалось добраться до спасительного американского берега. Нужны были нечеловеческие усилия и помощь влиятельных американцев, чтобы преодолеть бумажные барьеры, выстроенные правительством США с целью не пустить в страну тех, для кого вопрос эмиграции был вопросом жизни или смерти.

Существенные ограничения на въезд в Америку новых иммигрантов были введены в 1924 году, когда приняли федеральный закон, определявший ежегодные квоты въезжавших в страну из различных стран (Immigration Restriction Act). Наиболее жесткий заслон был поставлен беженцам из Польши и России, львиную долю которых составляли евреи. Под действием этого закона количество иммигрантов в США резко сократилось: если в год принятия закона число въехавших в страну превышало 805 тысяч человек, то в 1925 году их стало уже менее 295 тысяч. Из них только девятнадцать тысяч беженцев приехали из Восточной Европы. Для сравнения можно отметить, что в 1914 году в страну въехали более 550 тысяч эмигрантов из этой части континента.

Последовавший в конце двадцатых, начале тридцатых годов экономический кризис еще более затруднил получение американской визы. В 1933 году Америка приняла только 23 тысячи иммигрантов, из них 12 тысяч – из Европы. Наибольшую этническую группу составляли итальянцы – их было почти три с половиной тысячи человек [175].

Помимо жестких квот на въезд иностранцев в США, жалкий ручеек иммиграции перекрывался сотнями бюрократических уловок, осложнявшими получение въездных виз людям, которым в оккупированной нацистами Европе грозила неминуемая гибель. В 1940 году квоты на въезд в США были использованы менее, чем наполовину: 47,5 %. В следующем году эта доля сократилась более, чем вдвое – 19,2 %. В 1942 году доля использования квот стала и того меньше – 9,8 %. А в последний год мировой войны в Америку смогли въехать только 7,9 % от того числа, которое разрешалось законом об ограничении иммиграции [176].

В середине сентября 1940 года Агнес Майер предложила еще один путь, как спасти Голо из лагеря во Франции. В письме от 16 сентября, адресованном Кате Манн, Агнес сообщает:

« …думается, что самым лучшим для меня было бы получить для Голо реальный контракт преподавателя истории в американском университете. Так как в качестве единственного места, где я, возможно, могу это сделать, выступает мой собственный колледж, я буду в среду консультироваться с нашими университетскими властями, чтобы понять, готовы ли они обойти формальности, давая Голо работу в такое позднее время, чтобы вытащить его из Франции. Если я буду настаивать на контракте, то, думаю, они сделают это для меня, и неважно, полностью ли выполнит Голо контракт, когда окажется тут, или нет. Как только контракт будет подписан, Государственный департамент вступит в это дело еще раз» [177].

Идея Агнес очень понравилась Кате, и она в тот же день, 16 сентября 1940 года, отправила госпоже Майер телеграмму с последним адресом Голо во Франции. Более подробно Катя высказалась в письме Агнес от 18 сентября:

« Это хорошая мысль, организовать для Голо вызов от одного из университетов. Правда, доктор Джонсон из Нью-Йоркской школы социальных исследований уже пригласил Голо стать доцентом в его институте, но я не уверена, что это зачтется как настоящее назначение, и подобное в Вашем колледже могло бы, в конце концов, стать более действенным, так как Вы же связаны с Государственным департаментом, который, если он сочтет назначение серьезным, будет содействовать в выдаче французской выездной визы. Получение такой визы кажется вещью совершенно невозможной. Всем беженцам, которые до сего дня оттуда вырвались, среди которых, например, Фриц фон Унру [178] , Леопольд Шварцшильд [179], издатель «Нового дневника», и различные другие наши знакомые, удалось нелегально перейти французскую границу, и мы все время думали, что Голо тоже попытается это сделать. Но до сего дня у нас нет никакой информации ни о нем, ни о Генрихе Манне. Так и мой брат Петер Прингсхайм, бывший ранее профессором физики в Берлине, а потом в Брюсселе, находится все еще в Южной Франции, где он интернирован в каком-то концентрационном лагере, куда его заключили из Бельгии как немца. У него есть вызов в Беркли, блестящие рекомендации американских коллег, Эйнштейна и Джеймса Франка, но вытащить его оттуда представляется совершенно безнадежным делом» [180].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});