Чайки за кормой (сборник) - Сергей Шапурко

В зале зашумели – рыбаков среди слушателей было много и эти пассажи лектора вызвали в них волнение.

– Но… Но лучше использовать перемолотые жаренные семечки подсолнечника или тыквы. А также отруби, растительное масло…

– Сушеный укроп еще можно!

– Сушеный укроп, – кивнул головой Тормашкин, – А что делать, если клева все же нет?

Тормашкин сделал театральную паузу и, надменно улыбнувшись, громко сказал:

– Чеснок!

Аудитория ошеломленно притихла. Григорий Петрович, наслаждаясь эффектом, вразвалочку прошелся по сцене.

– Товарищ лектор, а леску какую лучше брать? – донеслось из пришедшего в себя зала.

Тормашкин уже приоткрыл рот, чтобы ответить зрителю, как тут из-за занавеса показался лысый череп Гагарина.

– Дядя, Красносеева взяли!

Глава 14

Глаза Григория Петровича после полученного известия радостно блеснули. Он поднял обе руки вверх и счастливым голосом сказал:

– Все, лекция закончена. Спасибо за внимание, товарищи!

В зале захлопали откидные сидения кресел – народ потянулся к выходу.

– Вот ведь как бывает: и нормальные лекторы попадаются, – сказал Никифор, потирая занемевшую ягодицу.

– Сразу видно: дельный мужик, – поддержал его мнение помощник машиниста Тройкин.

На сцену, сильно смущаясь, поднялась рябая девушка, по фамилии Буфетчикова. Она работала воспитательницей в детском саду и очень интересовалась китами. Но в этом случае ее внимание больше привлек хоть и пожилой, но весьма подтянутый строгий мужчина-лектор. На нем был несколько помятый, но дорогой костюм, что еще усилило женский интерес.

Не отрывая глаз от красного с диагональными синими полосами галстука, Буфетчикова преградила путь Тормашкину и, откашлявшись в платочек, спросила:

– Товарищ лектор, а как же голубые киты? Вы же не дорассказали. А мне так вначале понравилось…

Мужчина может все. Ему вполне по силам победить льва, слетать в космос и выпить на спор бутылку водки из горла. Он может плюнуть в лицо своему начальнику и сохранить разваливающуюся семью, даже если в этом нет никакой необходимости. Он может с одной гранатой полезть на вражеский танк и с одним презервативом зайти в бордель. Но ни один мужчина в мире не сможет уклониться от общения с девушкой, которая по каким-либо причинам выбрала его своим кумиром.

Первый секретарь расправил плечи и широко улыбнулся – разговор с молодой девушкой был для него приятен.

– Видите ли… простите, как вас?.. Катя, узкие рамки отведенного времени не позволили мне в полной мере поведать о загадочной и удивительной жизни голубых китов. Их, к сожалению, остается все меньше и меньше. Так что, надо спешить!

Девушка испуганно всплеснула руками – уменьшение популяции морских гигантов она восприняла как личную трагедию. Она подошла к Григорию Петровичу так близко, что у того онемела левая нога.

– Если надо спешить, то я готова, – с придыханием произнесла Буфетчикова.

– Хорошо. Я сейчас немного занят, – сказал Тормашкин, краем глаза наблюдая за таинственными знаками, подаваемыми Гагариным, – а вот завтра…

Лицо девушки от последнего слова потеряло здоровую лунообразную форму и вытянулось в неприличный овал. Тормашкин, заметив это, тут же поправился:

– Точнее, сегодня в полночь, я буду ждать вас… ну, допустим, здесь же в клубе.

Буфетчикова улыбнулась, скромно опустила глаза и очень тихо сказала: «Приду». Затем она удалилась, сильно покачивая бедрами.

Тормашкин, с трудом оторвав взгляд от заманчивой картины, поспешил к своим помощникам. Он быстрым шагом зашел в небольшую комнату, которая, видимо, когда-то была гримерной.

В центре помещения, привязанный к стулу, сидел незнакомый худой человек с грустными глазами. Его рот был перекошен от страха. Верхняя губа была сильно припухшей.

– Кто это? – удивленно спросил первый секретарь.

– Красносеев, – довольно ухмыляясь, ответил Гагарин.

Тормашкин произвел горлом глотательное движение, нехорошо посмотрел на Юру и смачно плюнул на пол. Потом он повернулся к водителю Вове и, сурово сдвинув свои кавказские брови, спросил:

– Ну, ладно, этот идиот три года никого, кроме зеков и вертухаев не видел, но ты куда смотрел?! Какой же это, на хрен, Красносеев?!

У человека на стуле еще больше погрустнели глаза и появились серьезные позывы к справлению малой нужды. Он, чтобы сильно не раздражать своих мучителей, легонечко заерзал на стуле. Пленником был Иннокентий Сидорович Перемогин, исполняющий обязанности начальника отдела ЦК. Еще вчера он, полный радужных надежд, вызванных неожиданным звонком с юга, не стал дразнить судьбу, дающую ему хороший шанс, и тут же устремился в аэропорт. На следующий день, добравшись с превеликим трудом и немалыми финансовыми затратами до станции Жаловка, он, как и было оговорено с южным партийным фанатиком, пошел к секретарю местной парторганизации. Того на месте не оказалось.

Как выяснилось впоследствии, на месте не оказалось никого – днем конторы всех организаций были закрыты, вечером же все население собралось в клубе на лекции. Найти очаг культуры для Перемогина не составило труда – это было единственное не одноэтажное здание в поселке. Возле входа стоял лысый человек, за спиной у которого висел небольшой баул. Перемогин подошел к мужчине и, для начала разговора, попросил закурить. Тот дал.

– А вы, случайно, никого из Прибреженска не знаете? – не совсем чтобы издалека, начал Иннокентий Сидорович.

– Я сам из Прибреженска.

– Инте-е-ересно… А вы просто так… или по заданию?

– По заданию.

– Я-я-ясненько… А деньги при вас?

– Да, – не стал скрывать Гагарин. Правда, он имел ввиду деньги, полученные при освобождении из мест не столь отдаленных.

– Ну, так давай!

Гагарин легко развернулся и нанес москвичу такой сильный удар, что Перемогин не только отлетел на несколько метров, потерял два передних зуба и на некоторое время сознание, но и в дальнейшем приобрел устойчивую фобию к слову «давай» и лысым субъектам с рюкзаками.

Когда Иннокентий Сидорович очнулся, Гагарин взял его за шиворот, немного приподнял и спросил:

– Красносеев?

Перемогин обвел мутным взглядом окружающее пространство и, поняв, что еще одного такого удара он не снесет, сказал:

– Да…

Тормашкин подошел к связанному человеку. Первый секретарь был очень зол. Еще минуту назад он был уверен, что деньги у него уже в кармане и вот…

– Ты кто такой?

– Я… я… я – Перемогин. Я – из Москвы. Меня будут искать. Если вы меня не отпустите и не принесете извинений…

– Все! Заткнись! Отвечай на мои вопросы. Откуда ты знаешь Красносеева?

– Я его совсем не знаю…

– Плохо дело, товарищ. Придется вас пытать. Мы – не звери, но сведения о вышеназванном товарище очень нам нужны. Вова, иди сюда!

– Григорий Петрович, все, что угодно, но только не это! Я крови боюсь.

– Гагарин!

– Нет.

– Почему?

– Зашибить могу. А на зону опять неохота. Не погулял еще на воле совсем.

– Та-а-ак! Хорошо. Там где-то возле клуба идиот этот местный шлялся. Приведите его сюда.

Через минуту Пончик предстал перед первым секретарем. В руках у того был железнодорожный молоток с длинной ручкой.

– Тебя, хлопчик, как зовут?

– Кашпировский и Чумак!

– «Пончиком» его местные кличут, – сказал Гагарин.

– Хорошо. Вот что, Пончик… Этот дядя украл твою кувалду… – начал Тормашкин, указывая на Иннокентия Сидоровича, но договорить он не успел. У Пончика налились кровью глаза, он резко взмахнул молотком и, без тени сомнения, опустил его на ногу несчастному Перемогину.

От истошного крика Иннокентия Сидоровича с потолка оторвался приличный кусок штукатурки и громко хлопнулся об пол. Бросившиеся на перехват Вова и Гагарин, еле успели уберечь пленника от повторных ударов. Пончик бился в цепких объятьях помощников Тормашкина и кричал:

– Вывод войск из Афганистана!

На Перемогина было страшно смотреть – помимо моральных страданий, неожиданно добавились и физические. Он затравленно смотрел на Пончика, мычал от боли и умоляюще причитал:

– Вызовите врача! Вызовите врача! Он мне ногу сломал!

К нему наклонился Тормашкин и сказал:

– Ничего, до свадьбы заживет – перелома нет. Итак, я повторяю вопрос: откуда вы знаете Красносеева?

– Не знаю я никакого… – начал было Перемогин, но еще раз посмотрел на рвущегося в бой Пончика, размяк и сказал: – Красносеев мне вчера позвонил в Москву…

– И?..

– И все.

– Как все?! Деньги где?!

– Я… я не знаю.

– Пончик!!

– Стойте! Я вспомнил. Только не надо этого…

– Где деньги?

– Я… я их спрятал.

– Где?

– Далеко.

Тормашкин грозно посмотрел на исполняющего обязанности начальника отдела ЦК, и тот испуганно продолжил:

– Но могу показать.

– Собираемся. Пончик поедет с нами.

Глава 15

Когда солнце стало клониться к закату, Красносеев и Потапыч, пройдя насквозь редкий лесок, достигли околицы небольшой деревни. Покосившиеся заборы и потрескавшиеся печные трубы говорили о том, что дела жителей не особо хороши. Дворовые собаки, худые, как фотомодели, вертелись под ногами и заискивающе заглядывали в глаза. Воздух отчаянно пах навозом. Где-то вдалеке жалобно мычала недоенная корова.