Книгоиздатель Николай Новиков - И. Мартынов

Трудно сказать с полной уверенностью, имел ли Новиков заранее продуманную программу приобщения к моральным и общественным проблемам малоподготовленных читателей с помощью авантюрных романов, песенников и сказок, либо этот раздел новиковского репертуара складывался стихийно. Ясно одно: массовая литература не была для него простым «типографским продуктом» и являлась первой, пусть еще очень шаткой и ненадежной ступенькой к истинному знанию, к настоящим, в его понимании, книгам.

Дифференцированный подход к разным категориям читателей, отвергающий барское пренебрежение к «неучам» и беспринципное заигрывание с толпой, Новиков завещал своим ученикам. Самый талантливый из них — Н. М. Карамзин — сумел емко и лаконично сформулировать то, что на практике много лет осуществлял его наставник и друг. «Надо всякому что-нибудь поближе, — писал он, — одному Жан Жака (Руссо), другому Никанора (роман неизвестного русского писателя XVIII в.)… И кто начинает (Никанором), нередко доходит до Грандисона (роман С. Ричардсона)»[101], т. е. до чтения действительно полезных книг.

Рано поняв, как трудно приохотить к чтению малообразованного человека, предлагая ему сочинения древних классиков, философские трактаты и диссертации академиков, Новиков обращал особое внимание на издание и рекомендацию книг, в которых развлечение органично соединялось бы с пользою. «Искусство соединять нравоучение с повествованием приключений, — писал он в отзыве о „Новых восточных сказках“, собранных А. Келюсом, — и вывести из худого дела великую истину, которая всем видна, составляет одну важнейшую приятность, сопряженную с чтением сих сказок… Читатель восхищен бывает, находя достойное примечания дело между множеством невероятных рассказов»[102].

Стремясь содействовать воспитанию у читателей хорошего литературного вкуса, Новиков издал в 1783 г. филологическое сочинение П. Д. Гюэ «Историческое рассуждение о начале романов» с приложением «Разговора о том, какую можно получить пользу от чтения романов» Ж. Б. Бельгарда. «Чтение романов, — говорилось в рекламном объявлении о выходе в свет этой книги, — таким же и в любезном нашем отечестве сделалось поветрием, каким оно есть во Франции, Германии, Англии и других землях; и многие из почтенных наших соотчичей, не говоря уже о прекрасном поле, столько заражены им, что и совсем не читают никаких книг, кроме оных; других же, водимы будучи таковым же пристрастием, читают их, не зная сами, какую от чтения оных можно получить пользу. Всем таковым надеемся мы услужить сею предлагаемою книжкою, в которой… находится весьма нужное и полезное наставление о том, как чтением оных можно и воспользоваться. Трудившиеся в переводе оной и издатель довольно награждены будут, ежели все любители романов примут на себя труд прочесть сие сочинение, посвященное очищению их вкуса»[103]. Эти мысли были очень близки Н. М. Карамзину, его соратникам и последователям — провозвестникам эпохи сентиментализма в русской литературе, и не утратили своей актуальности вплоть до пушкинских времен.

Среди тысячи книг, напечатанных Новиковым, можно найти полтора-два десятка легковесных романов. Своим появлением в свет они были обязаны недосмотру издателя, алчности заказчиков и другим подобного рода причинам, которые неизбежны в любом предприятии таких масштабов. И все-таки подавляющее большинство повестей, романбв, драматических и поэтических сочинений с книжной маркой Новикова и, в первую очередь, его собственные издания наглядно демонстрировали принцип соединения развлечения с нравоучением в самых разнообразных формате: от элементарных моральных наставлений до высокой философской и политической публицистики.

Характерно, что среди первых новиковских изданий, напечатанных в Университетской типографии, были две фундаментальные антологии лучшей европейской прозы: «Библиотека немецких романов» в трех частях (1780) и 12-томный журнал «Городская и деревенская библиотека» (1782–1786), распространявшийся по подписке вместе с газетами. Многообразие эстетических и идейных устремлений просветителей 1780-х гг. ярко проявилось при отборе материалов для очень похожих, но далеко не одинаковых по составу сборников. Если внимание переводчика берлинской «Bibliotek der Romane»[104] В. А. Левшина привлекли полные мистических аллегорий легенды о рыцарях Круглого стола, история чернокнижника Фауста и фантастический роман писателя-масона Ж. Казотта «Влюбленный дьявол», то центральное место в литературных приложениях к «Московским ведомостям» заняли остросатирические «Пословицы российские» и вольнодумная повесть Вольтера «Энни, или Мудрец и Атеист».

В 1784 г. Новиков напечатал «Сатирические и философские сочинения» фернейского патриарха (в том числе знаменитую «Похвалу разуму»), а несколько лет спустя переиздал одну из его самых дерзких антиклерикальных сказок «Принцесса Вавилонская» (1788). Можно не сомневаться, что многие богобоязненные и благонамеренные читатели сурово осудили этот поступок. Повальная мода на Вольтера в России отходила в прошлое, и былые вольтерьянцы спешили уличить автора «Кандида» и «Орлеанской девственницы» в цинизме, атеистической безнравственности и политическом авантюризме. Многое из того, что говорил и писал Вольтер, было глубоко чуждо и Новикову, поэтому он не рекомендовал читать юношеству его «острозамысловатые» книги, напечатал антипросветительский трактат И. В. Лопухина «Рассуждение о злоупотреблении разума некоторыми новыми писателями и опровержение их вредных правил» (1780), активно пропагандировал ненавистный великому скептику мистицизм. Все это так, однако в отличие от большинства собратьев по ордену, московский книгоиздатель сохранял терпимость к инакомыслящим и стремление к свободе, и справедливости. «Кто бы ни был Вольтер, — писал летом 1784 г. неизвестный корреспондент новиковского журнала, скрывшийся под псевдонимом Ханженелюбов, — хотя впрочем и он в некоторых случаях неизвинителен, при всем том он один гораздо был полезнее для общества, нежели все полчища пустосвятов»[105].

Апология мудрого уединения, культ искренних чувств и глубокое отвращение к любым проявлениям фанатизма и нетерпимости составляли основу нравственного учения великого современника и антагониста Вольтера — Руссо. Не удивительно, что изданный Новиковым в прекрасном переводе П. И. Страхова отрывок из знаменитого философского романа Руссо «Емиль и София» (1779) встретил восторженный прием в самых разных слоях русского общества. Московские масоны, петербургские вольнодумцы и прагматичный А. Т. Болотов проявили удивительное единодушие, высоко оценив литературные и педагогические достоинства этого выдающегося памятника просветительной мысли XVIII в.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});