Руигат. Рождение - Роман Злотников

Ители рассмеялась:

— Прости. – Я не поняла, что ты желаешь оставить

это личной тайной.

— А что еще ты можешь узнать обо мне из этого «окна»? — мягко спросил адмирал.

— А, ты заметил? — снова рассмеялась Ители. И на этот раз смех звучал шаловливо. — Ну да, в моем профиле написано, что я — профессиональный поисковик. И это правда Я уже двадцать лет этим занимаюсь и создала себе имя в среде поисковиков. — Она с недоверием воззрилась на него: — Нежели ты ни разу не слышал обо мне?

Ямамото улыбнулся и обнял ее.

— Ах ты обманщик! — снова рассмеялась Ители. Она вообще смеялась много и с удовольствием, как, впрочем, и все киольцы. А Ямамото начал лихорадочно прикидывать, как ему потихоньку, не вызывая удивления у новой подруги, овладеть открывшимися возможностями. Подумать только, целых двадцать дней он живет на этой планете, где никто никогда и не думал ничего от него скрывать, и только сегодня — совершенно случайно! — обнаружил, что многие ответы на мучившие его вопросы лежали буквально на расстоянии вытянутой руки…

Доступ в Сеть большинство киольцев получали через небольшой терминал, который носили либо на руке, в виде браслета, либо на груди, в виде кулона. Хотя были и более экзотические варианты — серьги, кольцо, продетое в нижнюю губу,: ноздрю или пупок. Место расположения личного терминала могло быть произвольным, потому что изображение каким-то образом проецировалось прямо в глаз, а звук приходил во: внутреннее ухо. Фантазию пользователей ограничивало лишь то, что информацией, которую человек считал закрытой, самостоятельно решая, что именно признать таковой, личные терминалы обменивались с «окном» по специальному каналу, требующему физического контакта терминала и «окна». Потому приспособления в виде серег или колец, вставленных в нос или губу, были не слишком распространены — их носили в основном те, кто принципиально отрицал в отношении себя любую закрытость…

У Ители, конечно, был личный терминал, но поскольку она занималась сетевым поиском, ей удобнее было работать с большим стационарным «окном», оснащенным полноразмерным блоком программирования. Все-таки и по набору функциональных возможностей, и по удобству обращения личные терминалы заметно уступали «окнам», благо таковые встречались ничуть не реже тех же «кубов». Отсутствие у Исороку личного терминала Ители расценила как его желание «отстраниться»; этот вывод в ее глазах подтверждался и недавним сроком его регистрации в Сети. Среди киольцев встречались такие, кто в какой-то момент решал разорвать все прежние связи и совершенно изменить свою жизнь, вплоть до переезда куда-нибудь подальше. Чаще всего это случалось после серьезной неудачи в каком-нибудь проекте, которым они были сильно увлечены, или в любви, которая не нашла отклика. Даже в этом раю личные трагедии были не такой уж редкостью…

Следующие три дня Ямамото провел с Ители у «окна», осваивая не слишком хитрое, но имеющее множество характерных особенностей искусство поиска информации в Сети. Вернее, с Ители они провели только два дня, в течение которых она с удовольствием демонстрировала ему свое мастерство. Но на третий день ей это немного наскучило, и, к удивлению Ямамото, подруга заявила ему, что собирается смотаться на Ставис, другой континент. И что он может поехать с ней. А если нет, то ему пора бы обзавестись новым личным терминалом, чтобы она в любой момент могла обратиться к своему «постоянному партнеру» с предложением о ночи любви. Именно тогда и выясни* лось, что отказ от старого личного терминала и новая регистрация в Сети среди решивших «отстраниться» были не редкостью. Японец несколько по иному представлял себе постоянное партнерство, в особенности со стороны женщины, но… Короче, он дошел до «шара», полчаса поколдовал над внешним видом личного терминала и его дополнительными функциями, сделав прибор максимально похожим на те наручные часы, что он носил в период работы заместителем министра военно-морского флота, после чего прижал свой терминал к терминалу-кулону Ители, обменявшись с ней личными регистрационными номерами, и… попрощался с подругой. А сам вернулся к привычному «окну» и начал искать информацию о взаимоотношениях мужчин и женщин на Киоле.

Как выяснилось, эти взаимоотношения были совершенно свободными. Подавляющее большинство людей жили здесь обособленно и независимо. Длительные устойчивые связи между мужчиной и женщиной, которые можно было бы считать аналогом семьи, составляли на Киоле ничтожные доли процента. Статус же постоянного партнера был чистой формальностью, он всего лишь позволял отвечать отказом на предложение ночи любви со стороны незнакомцев, не теряя лица и не обижая обратившегося. Ибо отвергать такие предложения во всех остальных случаях считалось невежливым, Киольцы полагали, что любовь — великое и святое чувство… поэтому заниматься любовью как можно чаще и с кем угодно — значит множить ее в мире, что есть священная обязанность жителей Киолы перед самими собой, природой и богами.

Последний день адмирал провел, собирая сведения об Алом Беноле, а также о Потере, как здесь именовалась утрата их цивилизацией прародины и Острова. А потом он отправился на Остров.

Остров оказался диким и необустроенным по сравнению с теми местами на Киоле, которые успел повидать Ямамото. Впрочем, повидать он успел пока лишь ничтожную часть ее территории. Но там, где он побы– з вал, все было устроено невообразимо красиво, удобно и уютно. Люди на Киоле действительно жили, а не ютились в своих жилищах, все равно, роскошных или убогих, как это было на Земле. По его ощущениям, подтвержденным рассказами Ители — уж она-то за свою жизнь объездила все континенты, предпочитая, впрочем, морские побережья, — планета представляла собой огромный обустроенный парк. Люди ели* спали, занимались любовью, смеялись, знакомились и расставались под сенью цветущих деревьев и кустарников, на коврах из цветов или каменных ложах, на пляжах, лугах или под сенью тенистых беседок, образованных вьющимися растениями, и лишь изредка заходили под крыши очаровательных бунгало, домов и дворцов. Потому что здесь, на Киоле, можно было, устав, опуститься на траву и уснуть, установив вокруг себя полог тишины и не обращая внимания на окружающих, а потом, проснувшись, подняться и, пройдя сто ярдов, омыться в ближайшем фонтане или под небольшим водопадом, живописно низвергающимся со скалы, либо пройти чуть дальше и устроить себе водную феерию в купальне вроде той, что была предоставлена в распоряжение Ямамото в доме ученого Беноля. Для того же, чтобы получить доступ к «кубу», «цилиндру» или «шару», которые обеспечивали жителей Киолы всем необходимым, достаточно было преодолеть еще сотню-другую ярдов до ближайшей террасы… И похоже, это сделано было в первую очередь для того, чтобы киольцы не разучились ходить.

На Острове же все было грубее, проще и ближе к природе. Только здесь Ямамото повстречал обычные горные тропинки, пляжи без фонтанов и водопады] в которых можно было смыть с кожи морскую соль Здесь в живописных местах не было вырубленных в скалах либо как-то иначе обустроенных роскошных террас с полным набором «кубов», «цилиндров» и «шаров», А «окна» на Острове он видел только в терминале прибытия, когда сошел на берег с борта удивительной яхты, похоже, приводившейся в движение энергией ветра, но при этом развивавшей скорость торпедного катера.

Короче, как адмирал теперь понимал, именно Остров был настоящей Киолой, а не ухоженный садик размером с целую планету. И если он желал хоть как-то продвинуться в решении той задачи, что возложила на его плечи Аматэрасу, искать соратников ему предстояло именно здесь. Остальные киольцы были юны, прекрасны, наивны и непосредственны, как дети или, скорее, домашние животные, и так же, как и они, неспособны существовать вдали от мягкой подстилки и регулярного корма. Да, они радовали глаз и вызывали множество положительных эмоций, но более ни на что не годились.

Первые четыре дня Ямамото просто путешествовал, за день иногда проходя до десяти миль. Стоянок «ковшей» — самого распространенного на Киоле средства индивидуального скоростного передвижения, являвшего собой нечто вроде летающего с огромной скоростью сиденья, при этом обеспечивающего пассажиру надежную защиту от любых неудобств типа сильного встречного ветра или яркого солнца, — он на Острове не встретил. Ну, за исключением одной, все в том же морском терминале. Людей, впрочем, адмирал тоже встречал не часто; все они заметно отличались поведением от киольцев и даже напомнили ему землян: во-первых, многие островитяне жили семьями, и во-вторых, у большинства отсутствовала привычка постоянно улыбаться. Да и на контакт они шли очень неохотно. Впрочем; пока Ямамото особенно не навязывался. Он изучал Остров…

На пятый день адмирал остановился на ночлег у ручья, впадающего в залив. Роща, в которой он решил заночевать, чем-то напомнила ему общественный парк в его родной Нагаоке, разбитый на месте главной башни цитадели. В парке продавались пастила-ёкан из красных бобов и прочие сладости. Его семья была, однако, настолько бедна, что юный Такано Исороку2,1 Исороку получил фамилию Ямамото, когда был усыновлен другой семьей своего клана, не имевшей наследника. Такое усыновление было обычной практикой в Японии тех времен: {Примеч. авт.)