Алюминиевое лицо. Замковый камень (сборник) - Александр Проханов

Зал дворянского собрания превратился в голубой кристалл, и сквозь его прозрачную грань понеслись световые лучи и звуковые волны. Зеркальцев превратился в крохотный спектр там, где луч погружался в синеватую плоскость, выпорхнул перламутровой радугой там, где луч излетал из плоскости.

– Где собор цветком чертополоха, под снежной шапкой, в голубых сосульках, невнятной надписью, как золотым пером, писца безвестного на черной бахроме, там топоры уставшие на плахах, там кружево душистого корсета, там пятипалая багровая звезда среди могил бездонной глубины.

Зеркальцев невероятным усилием вырвал себя из голубой преисподней, как вырывают иглу из сердца. И снова было дворянское собрание, ионические колонны, близкое, напудренное серебром лицо Голосевича.

– А теперь, братья и сестры, начнем обряд посвящения.

Степов покинул Зеркальцева и через минуту возник возле Лагунца, облаченный в голубой шелковый плащ. К нему присоединился Макарцев в таком же струящемся голубом плаще. В руках у них оказались старинные мечи, которые вдруг оделись прозрачно-голубым пламенем, словно политые спиртом. Пламя не гасло, и казалось, мечи излучают мистическую лазурь. Оба меча скрестились над головой Лагунца. Его сухощавое лицо с куршавельским загаром казалось сосредоточенным и жестоким. Клубни под белой кожей лосин, казалось, набухли и дышали неукротимой силой. Он придерживал короткую серебряную шпагу, чувствуя над головой священную лазурь.

Рядом появился верный соратник, агент по особым поручениям Корней, с костяным лошадиным лицом и голым черепом. Он был в длинном бархатном пиджаке, из-под которого извлек молоток, хромированный, блестящий, на длинной ручке из красного дерева. Он дохнул на блестящий металл молотка, как это делает человек, протирающий очки, и несколько раз провел по инструменту бархатным пологом пиджака. Передал молоток Лагунцу.

– У живота подушка, в мыслях молоток, – произнес Корней загадочную фразу, которая отозвалась в Зеркальцеве беспокойством и больным предчувствием.

Отец Антон взмахнул рукавами облачения, похожими на широкие черные крылья.

– Пусть разобьются вдребезги замыслы врагов, умышляющих зло против царства, как кувшин разбивается от удара пресветлого князя!

Появился глиняный кувшин, который поднесли Лагунцу, и он решительным ударом сокрушил глину кувшина, рассыпал ее на мелкие осколки, как рассыплет в прах все заговоры и козни врагов трона.

– Пусть незыблемы будут скрепы, соединяющие в нашем царстве все сословия, вся звания, все народности. Пусть крепкая длань пресветлого князя удерживает в целостности великое царство!

Лагунцу поднесли две доски и большой кованый гвоздь. Несколькими точными сильными ударами он вогнал гвоздь, сколотив наглухо обе доски.

– Пусть вдохновит на подвиги сердца подданных государя нашего и высечет из их сердец искры любви и служения!

Лагунцу поднесли большой кусок кремня, и тот стал бить в него молотком, высекая искры. Было видно, как напрягаются под военным сюртуком мускулы, и клубни трепещут и сотрясаются при каждом ударе.

Все отступили, и вперед вышел Голосевич, царь с серебряным лицом. Он был торжественно красив, голубые глаза навыкате смотрели милостиво и слегка печально. Он держал в руках алую, в шелковых разводах, ленту, которую надел на Лагунца, когда тот верноподданно склонил перед царем голову. Расправил ленту и нацепил на нее осьмиконечную золотую звезду, усыпанную алмазами. В центре звезды, среди лучей и блесков, виднелось изображение старца Тимофея, каким увидел его Зеркальцев во время полета в ноосферу.

– Тебе, светлейший князь, даруем мы высшую награду Империи, Звезду Тимофея первой степени, – произнес Голосевич.

И тогда на сухощавом аскетическом лице Лагунца появилась ослепительная улыбка, но не та, что очаровала Зеркальцева при их первом знакомстве. Теперь эта улыбка напоминала грозный оскал, беспощадную непреклонность, фанатичную веру, отчего Зеркальцеву стало худо. И в нем проснулся реликтовый ужас, унаследованный от изнасилованных и истребленных предков.

Церемония между тем продолжалась. Мечи, охваченные голубым огнем, исчезли. На огромном серебряном блюде слуги внесли испеченную румяную звезду, подобную той, что красовалась на ленте Лагунца.

Тесто звезды было поделено на множество ломтей, и каждый из присутствующих брал ломтик и жевал, запивая из чаши с вином, которую ему подносил слуга. Звезда была осьмиконечной просфорой, из которой брали частицы, сочетаясь в мистическое братство. Зеркальцев тоже отведал звезды. Сжевал остроконечный зажаренный ломтик. Тесто было нежное, пресное, чуть сладковатое. Вино из золотой чаши было похоже на теплый церковный кагор.

Сердцевина звезды с изображением старца досталась князю, и Лагунец тщательно пережевал тесто с тисненым образом святого, погружая этот образ в самую свою сердцевину.

– Господа. – Лагунец перестал жевать и некоторое время еще молчал, прислушиваясь к тому, как материальный, запечатленный на тесте образ превращается у него под сердцем в чистую духовность. – Господа, воцарение государя императора на престол, как предсказывал святой праведник и пророк, – это дело Божье, и ничто не может ему воспрепятствовать. Но удержать государя на троне, начать работу по воссозданию великой русской Империи – это дело рук людских, наших с вами рук, господа. – Он вытянул и показал свои сильные напряженные ладони. – Я обещаю, господа, что посвящу имперскому делу всю свою энергию, отдам этому делу всю мою ненависть и любовь.

Верный помощник, исполнитель ответственных поручений достал из бархатного пиджака молоток и поцеловал блестящий набалдашник.

– Предупреждаю господ либералов и социалистов всех мастей, сторонников парламентаризма и так называемого социального равенства – или вы присягнете престолу, или вас ждут работы по сооружению второй очереди Беломоро-Балтийского канала. Даю слово князя!

Корней благоговейно поцеловал молоток, как целуют крест.

– Сразу же, в день воцарения, мы начнем воссоединять былые имперские земли на западе, юге и востоке. Уже отработаны имперские технологии на нашем городском рынке, и этот драгоценный опыт мы распространим на другие рынки, которые станут поставлять проверенные кадры имперских строителей. Слово князя!

Корней поцеловал молоток, и Зеркальцеву послышалось, как он пробормотал: «У живота подушка, в мыслях молоток».

– Наш извечный враг Европа, особенно англосаксы, станут противодействовать нашему возрождению. Мы предвосхитили их коварные планы. Во всех европейских столицах, особенно в Лондоне, созданы колонии русских людей, состоящие из наших жен и детей. Мы организуем в глубоком тылу противника центры нашего сопротивления и внесем хаос в их экономическую и культурную жизнь. Уж поверьте, мы это сделаем!

Корней нежно поцеловал молоток, как если бы это был душистый цветок.

– Нам предстоит провести модернизацию страны, и пусть нас не уверяют, что монархия предполагает архаические формы хозяйствования. Посетите высокотехнологичное предприятие «Оазис», построенное нашим собратом Василием Егоровичем Макарцевым, и вы поймете, что такое модернизация в сочетании с православной монархией.

Корней что-то нашептывал в молоток, какой-то языческий заговор или молитву фетишиста, и Зеркальцеву показалось, что у молотка открылись глаза, растворился небольшой алый рот, и Корней поцеловал молоток в губы.

– Нам не нужно будет содержать сильной армии, мы не станем тратить национальные богатства на разработку новых типов вооружения, изнывать на переговорах по сокращению ракет и боеголовок. Мы располагаем оружием, недоступным противнику. Мы разработали технологию управления истории в интересах государства Российского. Бог даровал России сокровище – святого старца Тимофея и его пророчества. Создавая духовную академию толкователей на базе Тимофеевой пустыни, собирая в стены обители девственниц с мистическим даром толкования, мы сможем истолковывать пророчества и притчи старца в интересах России. Без войн и дорогостоящих подрывных операций поворачивать ход истории в нашу пользу.

Все взоры устремились на Алевтину Первую и Алевтину Вторую. Обе женщины разрумянились от выпитого шампанского и с легким отвращением посмотрели на Корнея, который продолжал тупо целовать молоток.

– Но есть еще один величайший проект по объединению вокруг православного престола всего христианского мира, что наконец положит предел богопротивной усобице братьев во Христе. Но об этом проекте вам расскажет отец Антон, главный богослов и догматик, когда все мы отправимся на святой источник, чтобы совершить обряд омовения.

Князь завершил свою речь, и Корней последний раз поцеловал молоток и спрятал под полой бархатного пиджака.

Когда церемония уже завершалась, в зал вбежал запыхавшийся, неряшливо одетый коротышка со съехавшим набок галстуком, с нестираным воротником. Он сунулся к одному, другому столу в поисках бутербродов. Схватил оставшийся огрызок колбасы, слил в один бокал остатки вина из трех соседних, стал жадно жевать, запивая.