На другом берегу - Ирина Верехтина

жить без этих песен…).

Всё это Дима узнал не спрашивая – по одному вырвавшемуся у Марины слову – «завёлся, как радио». Взбалмошная, сумасшедшая девчонка, – с нежностью думал Дима. – Катается одна, на ночь глядя… Норовистая лошадка! Мужа тебе надо хорошего, чтобы в узде держал.

Дима заметил сломанное лыжное крепление и понял, что случилось. О том, как всё было на самом деле, Марина рассказывать е стала. И не отвечая на его настойчивые вопросы, молчала, завернувшись в плед и прихлёбывая из большой кружки горячий чай – с сахаром, как она мечтала.

– Скажи хоть что–нибудь! – взмолился Дима («Да, с ней, пожалуй, будет непросто»). – Я тебя чуть живую нашёл, почти километр на себе тащил – с лыжами и с рюкзаком! Ты мне все плечи… отлежала! Как у тебя сил хватает такой рюкзак таскать? У тебя там что, кирпичи?

– Один.

– Что – один?

– Кирпич один. Ты не бойся, я не сумасшедшая. А кирпич – это для тренировки, я забыла про него совсем…

– Ну вот! Полтора километра тебя нёс, ещё и с кирпичом, а ты мне даже спасибо не сказала.

– Спасибо. Эфхаристо.

Что это с ней? Лежит на диване в чужом доме, из всей одежды на ней осталась только клетчатая мужская рубашка (единственное, что осталось у Марины сухим), всё остальное неизвестно где, а она пьёт чай и препирается с хозяином дома, которого видит впервые в жизни.

Марина поймала себя на мысли, что ей нравится их дурацкий разговор, нравится этот гостеприимный дом. И чай (в который Дима щедро плеснул коньяку). Хозяин дома ей, кажется, тоже нравится…

«Хозяин» тем временем вытащил из её рюкзака кирпич и, вертя его в руках, с интересом смотрел на Марину. Их глаза встретились. «С кирпичом катается! Она точно – сумасшедшая. И я её, кажется, люблю» – сказал себе Дима.

«Стоп!» – скомандовала себе Марина. Это простое гостеприимство. Так сказать, издержки воспитания. И не надо придумывать то, чего нет. Она не позволит, она дала себе слово – больше никогда и ни с кем! И вообще ей давно пора уйти. Загостилась…

– Ты… как тебя зовут–то? Проводи меня на станцию. Или хоть дорогу покажи. Мне пора уже – домой (а так хотелось остаться…)

– Меня Дима зовут, – сообщил Марине хозяин коттеджа. А сестру – Ника, Никея. Она тебя проводит и дорогу покажет…

– На станцию? – уточнила Марина.

«…На станцию. Ночью. В промокшей насквозь одежде и с кирпичом в рюкзаке. Интересно, сколько ей? Тридцати, наверно, нет. Упрямая какая! И красивая. Даже такая – замёрзшая и измученная до предела. Как здорово, что я её нашёл!! – думал Дима. – Мне просто сказочно повезло! Эльфы не обманули и станцевали под луной…».

Марина нехотя вылезла из–под мохнатого пледа и спустила ноги с дивана. Дима с трудом заставил себя не глазеть: ноги были красивые. В доходившей ей до бёдер длинной мужской рубашке, Марина стояла – на этих невозможно красивых ногах, беспомощно озираясь. Нет, он не мог не смотреть, это было выше его сил!

– А где мои джинсы?

– Джинсы завтра высохнут. Ника их в машинку бросила, стирать. На них грязи вагон. Где ж ты так изгваздалась? (Марина вспомнила речку Яхрому, мокрое и грязное бревно, по которому она ползла сидя верхом – под беспощадный комментарий Игоря Софроновича, – и не ответила). – А свитер выбросила, – мстительно продолжил Дима. – Он дымом пахнет и прожженный в двух местах. Где прожгла–то?

– Это искры от костра, – пояснила Марина. – А в чём же мне ехать?

– Наденешь другой, у Ники много, выберешь. Ну давай уже, иди… Ника! Проводи нашу гостью в ванную.

– Как это – в ванную?

– А ты куда собралась? На станцию? А знаешь, который час? У тебя, наверное, мозги ещё не разморозились, – выдал Марине вежливый Дима.

Глава XVIII. Веселая компания

Ванная комната в этом странном доме превосходила все ожидания. Серо–золотые стены бесконечно повторяли её отражение (зеркальный кафель, догадалась Марина). В круглой джакузи размером с детскую песочницу пенилась вода, пахнущая сосновой смолой и кедровыми орехами. Марина с наслаждением погрузилась в горячую воду и закрыла глаза. Господи, что она делает!

Из ванной Марина вышла в голубом халатике, с кокетливым пояском с забавными кисточками (кисточки Марине нравились). Высушенные феном волосы бронзовой волной стекали по голубому шёлку (заколок в ванной не оказалось).

Ванная комната находилась в подвальном этаже, здесь же размещалась сауна. Она никогда не бывала в сауне (а было бы интересно…). Марина поднялась наверх – и оказалась в пустом тёмном холле. Где же хозяева?

Марина отправилась искать хозяев этого необыкновенного дома (в сравнении с Марининой малогабаритной трёшкой дом, казалось, существовал в четвёртом измерении) – и, поплутав немного, оказалась в маленькой уютной гостиной, словно сошедшей со страниц Диккенса: со старинными креслами на гнутых ножках, картинами в тяжёлых рамах и пузатым, красиво инкрустированным буфетом. В гостиной ярко пылал камин и было тепло.

Камин был настоящий, с настоящими березовыми дровами. На каминной полке стояли миниатюрные копии древнегреческих статуй. У Марины захватило дух – Ника Самофракийская в развевающихся от ветра одеждах… «Победительница в беге», отлитая из бронзы неведомым мастером так, словно она только что остановилась, задыхаясь от стремительного бега – и всё ещё оставаясь в нём… И Маринина любимая Афродита Анадиомена, выполненная из мраморной крошки так искусно, словно из цельного куска паросского древнего мрамора!

В гостиной хлопотала Ника, накрывая на стол. Они что, есть собираются? В одиннадцать вечера?! А было бы неплохо…

– Это Димка привёз. Тяжесть такую пёр! – перехватив взгляд Марины, сказала Ника. – Носится с ними как с писаной торбой, пыль даже вытирать не разрешает! – пожаловалась Ника Марине. – Ну, что ты на них уставилась? Насмотришься ещё, успеешь.

– Как что? Это же Скопас! Пракситель! Фидий! На них можно смотреть вечно…

– Ты знаешь Фидия? – удивлённо воззрилась на Марину девятнадцатилетняя Ника (сам–то откуда знает?)

– Конечно, знаю, я ведь искусствовед, – объяснила марина, и Ника, улыбнувшись, закончила за неё фразу:

– Искусствовед кирпичом в рюкзаке! А кирпич, наверное, из раскопок? Четырнадцатый век?

– Кирпич со стройки, – призналась Марина.

– Ах, со стройки… Ворованный? Теперь понятно, почему у нас самое дорогое в мире жильё.

Нет, всё-таки они с братом два сапога пара…

– Сейчас кофе пить будем, – буднично сообщила Марине Ника, как будто они всегда пили (на ночь глядя) кофе. Втроём. – Ты переоденешься? У нас не принято ужинать в халате, даже если он тебе идёт! – улыбнулась Ника. – Подожди, я сейчас…

– А Дима – это Деметриос? – спросила