Тайная война в Лукоморске - Сергей Синякин

– Врешь, - пробормотал Медник. - Я его, суку, добью! И продолжал стрелять, целясь в красноватые глаза.

– Назад! Все назад! - заорал Кумок. - Ходу, ребятки, ходу!

За ним послышался грохот. Голем вышел на свободу, похоронив под обломками стены и щепой сломанной двери незадачливого стрелка.

– Атаман, - крикнул Сережа Африка. - Леньку придавило.

– Тикай, тикай! - крикнул атаман, отбегая к тачанке, с которой по Голему вели пулеметный огонь. - Тикай, тебе говорят, ему уже ничем не поможешь!

– Вот так, - довольно сказал Гнатюк. - Сейчас он им сани поправит! Ну что, пора?

Он взвел наган, сочувственно посмотрел на Кторова.

– Ты бы посидел здесь, товарищ Кторов. Картина-то не та, что в зеркальце была, но все равно…

– Картина другая, потому что мы неучтенный фактор ввели, - сказал Кторов, прислушиваясь к воплям людей и отчаянному ржанию лошадей на улице. - В картинке Голема не было. А теперь все изменилось, понимаешь, Паша, все изменилось.

– И все равно посидел бы ты в стороне, - с сомнением сказал Гнатюк.

В комнату вбежал чекист.

– Ну, ребята, - заорал он восторженно. - Я такого на германской не видел. Пушек не надо, он их так, ручищами своими метров на десять в воздух подкидывает. Силища-то какая! Павел Борисыч, откуда такая хрень?

Столкнулся взглядом с Кторовым и смутился.

– Потери есть? - спросил Гнатюк.

– Любишина осколком бомбы убило, - сказал чекист. - Краснова и Кислюка легко ранило.

– Как по нотам, - заключил начоперотдела. - Как по нотам!

А дальше должна была последовать неизбежная развязка. Пользуясь атакой бандитов, группа чекистов, вооруженных пулеметами гномов, заняла опустевшую Разбойную слободу и ждала своего часа, чтобы покончить с отступающим противником.

– Слушай, Паша, - сказал Кторов. - Не дадим атаману вывернуться. Где его ждет фелюга, знаешь?

***

При луне фелюга белела приспущенным, лишенным ветра парусом на темной поверхности воды. Где-то позади еще сухо потрескивали выстрелы, пару раз увесисто и смертельно громыхнули разрывы ручных бомб.

– Сейчас, - сказал Кторов. - Сейчас мы с тобой, Оська, купим пару билетов на лодку. Нам главное - до фелюги добраться. А там мы их подождем.

– Зря вы все это затеяли, Антон Георгиевич, - баском сказал Котик. - Ну, побили бы мы их и без того. А остальные бы все равно в бега подались.

– А атаману ты пролитую кровь готов простить? - спросил Кторов. - Пусть бежит за границу, пусть доживает свои дни в спокойствии и довольстве, так что ли?

– Так шо кровь, товарищ Кторов, - сказал юноша. - Можно подумать, мы ее меньше льем.

– Разница есть, Оська. Мы кровь льем во имя высшей справедливости, а он, бандит этот, чтобы пограбить да пожить в свое удовольствие. - Кторов взглядом выискивал шлюпку, ждущую атамана, среди прибрежных камней. Он никогда бы не сумел ее обнаружить - все сливалось в один сумрачный фон, но на лодке кто-то закурил. Вспыхнувший огонек стал путеводной звездой. - Пошли, - толкнул Кторов юношу. - Пока он курит, мы на огонек и подберемся.

Они стали пробираться среди камней, старясь шуметь как можно меньше. Перестрелка медленно приближалась - бандиты отступали к морю.

Куривший бандит не успел даже затянуться в последний раз. Метать ножи Кторов умел не хуже цирковых артистов. Второй вскинул винтовку. Но выстрелить не успел. Кторов выстрелил раньше.

– На весла! - приказал он Котику.

До фелюги было метров восемьсот, но юноша греб неумело, поэтому, когда они достигли фелюги, стрельба уже шла на побережье.

Четверо греков подняли руки сразу же, не желая оказывать какого-либо сопротивления.

Кторов загнал их в трюм, приказав юноше стать у штурвала.

И тут раздался выстрел.

Пуля обожгла грудь, и Кторов вдруг подумал, что судьбу не обмануть. Уже падая на деревянную палубу, он сумел обернуться и выстрелить в человека, который его ранил. Уже потом он увидел, что в негр стреляла женщина. Смазливенькая бабенка в дорожном платье и маленькой шляпке, которая после ответного выстрела отлетела в сторону, открывая рассыпающиеся черные волосы. Любовница атамана Мария Семенова, по прозвищу Паучиха, закончила свое существование на земле.

Левый бок жгло.

Кторов подполз к мачте и сел, стараясь не смотреть на мертвую женщину, рядом с которой поблескивал небольшой никелированный револьвер. Луна надолго вышла из-за туч. Огромная, жирная, истекающая лучами, она освещала побережье, где метались люди и вспыхивали выстрелы.

– Позови грека, - сказал Антон подбежавшему юноше. Носатый грек встал, закрывая луну. В таком положении лица его не было видно, но этого и не требовалось.

– Заводи мотор, - приказал Кторов. - Иди к берегу.

С вооруженными людьми не спорят, грек усвоил это очень хорошо.

Метрах в двадцати от берега Кторов приказал греку заглушить мотор и поставить парус.

– Оська, - уже с некоторым усилием сказал он, чувствуя, что немеющие губы перестают повиноваться его воле. - Поди сюда!

– Здесь я, Антон Георгиевич, - белое большеглазое лицо склонилось над Кторовым.

– Достань из кармана на груди, - сказал Кторов. Мальчишка повозился и выпрямился, держа в руках небольшую тонкую дудочку.

– Играй, - велел Кторов.

– Я не умею, товарищ Кторов, - сказал Котик. - Честное слово, я не умею!

– Тебе и не надо уметь, - Антон пошевелился и застонал от пронизывающей грудь боли. Ладонь попала во что-то липкое, теплое, и Кторов не сразу сообразил, что это его кровь, которая натекла на палубу. - Дуй, словно наигрываешь какую-то мелодию. Играй, Ося, играй!

Юноша растерянно поднес дудочку к губам. И все изменилось на берегу.

***

Все изменилось на берегу.

Прекратилась стрельба. Люди, уже не обращая друг на друга внимания, толпились ближе к воде, вглядываясь в темное водное пространство, на котором белым грубым куском, как незакрашенный на картине участок, белел парус фелюги. Стоял Александр Кумок, а рядом с ним раненый в руку Леня Медник, и уцелевшие бандиты, прорывавшиеся к берегу, чтобы уйти за кордон. Стояли чекисты и местная милиция, составлявшие отряд под командованием Гервасия Бонифатьевича Добужинского, и сам Гервасий Бонифатьевич, равный среди равных, ну, может быть, чуточку равнее других, стоял, задумчиво вглядываясь в ночную морскую гладь.

А дудочка играла странную мелодию, ошеломляя самого музыканта, не подозревавшего до того в себе музыкального дара, которого, собственно, и не было. В руках у Остапа Котика была не простая дудочка, в руках у него был знаменитый инструмент из легенд. В руках у Остапа Котика была дудочка гаммельнского крысолова. Именно она помогала Никите Африкановичу Мохову удерживать свою могущественную власть в преступном мире. Ведь кто по своей сути бандит, как не крыса, жиреющая на чужом несчастье и благоденствующая благодаря отобранному у других? Бандит, подобно крысе, любит жить в полутьме, невидимо для других, и появляется на свет лишь в двух случаях - когда есть возможность пограбить людей или проявить живущий в каждой бандитской душе кураж. Бандит, как и крыса, существо стайное и склонно поиздеваться над слабым, раболепствуя и пресмыкаясь перед сильным. Удивительно ли, что преступный мир подчинялся мелодии дудочки, как подчинились этому однажды крысы города Гаммельна?

И Кумок со своей бандой вслушивались в мелодию с вожделением и страхом, потому что они уже были послушны Зову. Один за другим они бросались в море и плыли, плыли к покачивающейся на малых волнах фелюге. Плыли и скрывались по одному в морских глубинах. Дольше других держался на воде атаман. Но в один прекрасный момент он вскинул голову, разглядел приближающуюся фелюгу и увидел, что его на ней никто не ждет. Оттого и дальнейшие усилия показались ему напрасными и нелепыми, как черные звезды на дневном небе, которые он увидел, погружаясь в холодные морские глубины, где его, деловито пощелкивая клешнями, с нетерпением ждали местные привратники ада.

А тут и Гервасий Бонифатьевич вдруг махнул рукой, сел на песок и принялся стягивать непослушные сапоги. Зашел в воду, плеснул ею себе в лицо и поплыл в неизвестность, загребая по-собачьи и глядя перед собой. Вслед за ним последовали и некоторые чекисты с милиционерами из числа его особо доверенных сотрудников.

А следом за ними в слепом раже преследования в воду вошел Толем. Медленный и огромный, он уходил все дальше в море, взметая фонтаны искрящейся в лунном свете воды, море поглотило чудовище, и только всплески показывали его путь - частые вначале, они становились все реже и наконец исчезли вовсе, а морские воды, сомкнувшиеся над ним, не давали сделать однозначного вывода - то ли надпись, сделанная у чудовища на лбу, была смыта морской водой, то ли Голем ушел на такую глубину, что поверхность больше не хранила следов его передвижения.

Павел Борисович Гнатюк, закурив папиросу «Зефир», сел на камень и задумчиво спросил оказавшегося поблизости бойца: