Город и ветер - Анастасия Парфёнова

— По крайней мере у нас ещё сохранилась способность относиться к самим себе с некоторой долей иронии, — проворчал он.

— Надолго ли?

— До следующего покушения. Или того, которое будет за ним. Тогда лично я намерен всерьёз озвереть.

— В случае такого развития событий я постараюсь спешно покинуть город, — сдержанно ответила Таш. И ирония умерла, оставив две пары смертельно серьёзных глаз: одни — жёлтые и хищные глаза сокола. Другие — наполненные тьмой и тонущими звёздами.

— Моя лэри, я полностью одобряю то, что Вы прикрывали свою жизнь моим именем, несмотря на то, что это вызвало столь разрушительные последствия. Вы — моя супруга, старейшина клана сокола, и имеете право требовать защиты и помощи в любой форме, которую находите необходимой. Я буду рад оказать любое содействие, и не только потому, что таковы требования долга или халиссийского кланового этикета. Но дальше использовать себя не понимая, что происходит, я не позволю. И Вы должны чётко уяснить это.

Таш поклонилась. Опустила корпус на несколько градусов, держа спину и шею очень прямо, ни на минуту не выпуская его взгляда.

— Мне это предельно ясно, мой господин. Повисло выжидательное молчание, но, судя по всему, адмирал д’Алория уже сказала всё, что хотела сказать этим вечером.

Тэйон со вздохом поднял кресло.

— Что ж, похоже, разговор исчерпан. Моя госпожа, предлагаю удалиться на отдых. Сегодня был трудный день, но последующие обещают быть ещё труднее. Надо пользоваться моментом, пока у нас есть такая возможность.

— И в самом деле. — Лицо женщины было абсолютно непроницаемым. — Нужно пользоваться моментом.

И она направилась к двери. Но не к той, которая вела к выходу из личных владений мага и к её собственным покоям. А к той, за которой скрывалась спальня Тэйона.

Так.

Маг на мгновение опустил кресло на пол.

Такого поворота он не ожидал.

Вновь поднял кресло в воздух и бесшумно влетел вслед за женщиной под тёмные спальные своды.

Эта комната была обставлена в халиссийском стиле: оружие и гобелены на каменных стенах, тяжёлая резная мебель, брошенная на пол шкура гигантского горного медведя. Таш уже успела снять обувь и теперь вышагивала босиком, зажигая оплавленные магические свечи и наслаждаясь прикосновением густого меха к обнажённым ступням. Тэйон несколько скептически посмотрел на «прабабушку», явно находящую ситуацию весьма и весьма забавной, и, качая головой, отправился в ванную.

Когда он появился оттуда, одетый лишь в лёгкую пижаму и с влажными волосами, Таш уже почти избавилась от одежды. Её китель висел на зеркале, чёрные брюки валялись на полу, широкий металлический пояс, наручи, поножи и прочие предметы туалета были разбросаны по всей комнате. Только оружие аккуратно разложено у широкой кровати так, чтобы в случае чего до него можно было без труда дотянуться. Тэйон не сомневался, что хотя бы один кинжал успел перекочевать под подушки — в дополнение к тому, который уже хранился там.

На самой Таш остался только гибкий и тонкий корсет, идеально облегавший тело начиная от горла и спускаясь до бёдер. Работа лерсийских эльфов, откованная из какого-то незнакомого материала, обладавшего одновременно и странной пластичностью, и удивительной способностью держать даже самые мощные удары. Сделано на заказ за полвека до рождения Тэйона и стоило, должно быть, дороже, чем родовой замок клана Алория. Такая защита, совершенно незаметная под одеждой и почти не стеснявшая движений, была непробиваема даже для пущенного в упор арбалетного болта. Когда предстоял бой, Таш надевала ещё и выкованные в Лаэссэ верхние доспехи или хотя бы кольчугу, а голову защищала остроконечным шлемом, и тогда достать её можно было только очень серьёзно заколдованным оружием. В повседневной же жизни адмирал д’Алория не без сожаления вынуждена была ограничиваться одним лишь корсетом, который снимала только на ночь, да и то не всегда.

Тэйон, взглянув на перетянутую тускло поблёскивающим чёрным металлом фигуру, сжал губы. На доспехах было несколько царапин, которые он видел впервые. Одна из едва обозначенных вмятин наводила на смутные подозрения об ударе копьём в спину. Последние три года явно не были спокойными даже по меркам госпожи адмирала. Заклинания, вплетённые в стены этих покоев, были направлены не только на защиту от любых возможных форм нападения. Помимо почти полной непроницаемости, личные комнаты Тэйона были едва ли не единственным местом, где он мог передвигаться без помощи кресла. Тонкие магические струны, опутывавшие всё пространство, позволяли опереться на твердеющий под прикосновениями воздух и двигаться так естественно, что наблюдавший со стороны человек мог бы и не догадаться, что тело мага наполовину парализовано. Магистр Алория поднялся, мысленным приказом отсылая кресло в соседнюю комнату, подлетел к кровати, откинулся на подушки (А! Три лишних кинжала!) и, подперев голову рукой, стал наблюдать за сражавшейся с доспехами Таш.

Адмирал д’Алория не признавала личных слуг. У неё никогда не было ни дневального, ни горничной. Никому не было позволено помогать ей одеваться, никому не дозволялось видеть её даже полуобнажённой.

Корсет ковали для неё так, чтобы его можно было надеть или снять без посторонней помощи. Спереди и чуть слева шла начинавшаяся от горла и спускавшаяся до самых бёдер линия хитро сконструированных металлических застёжек, которые в закрытом состоянии превращали её корпус в затянутый в непробиваемый металл монолит. Несколько точных, ставших за долгие годы автоматическими движений, и корсет ослаб, а затем и раскрылся, позволяя Таш ужом вывернуться из уютного, как вторая кожа, панциря.

Теперь на ней оставалась лишь тонкая белоснежная рубашка. Женщина, всё так же стоя лицом к стене, подхватила батистовую ткань и стянула её через голову.

У неё было прекрасное тело истинной шарсу. Гладкая бронзовая кожа и мускулы, которые в своё время разрабатывали настоящие художники боевого искусства. Очень длинные и сильные ноги, смертоносные в бою, генетически предназначенные совершать мощные толчки и выбрасывать тело в прыжке. Умелые руки мечницы, налитые стальными мускулами плечи, быть может, чуть более широкие, чем у человека.

Чёрные, с рыжевато-красными отблесками волосы были забраны вверх, открывая безупречную линию шеи. На затылке вились выбившиеся из причёски короткие тёмно-красные пряди. Мягкий, тонкий пушок, который спускался к основанию шеи, постепенно переходил в нежные рыжеватые пёрышки. Они разделялись на две полосы, разбегаясь к лопаткам. Сменялись более жесткими. угольно-чёрными с красным отливом маховыми перьями.

Шрамы шли от плеч, наискосок, через всю спину до самых ягодиц. Широкие. Длинные. Рваные. Уродующие. Отвратительные шрамы, память о страшной боли и ещё более страшном предательстве.

В районе лопаток они были особенно жуткими — там, где топор вгрызался в хрупкие кости, зарубцевавшиеся ткани теперь собрались в складки. Тэйон знал, что в этих местах нервные окончания вросли глубоко внутрь, временами вызывая у неё сводящие с ума, доводящие до слёз, до животного воя фантомные боли, с которыми не мог справиться ни один целитель.

Ближе к позвоночнику вдоль кривых и неровных шрамов всё ещё росли редкие чёрные перья — жалкие и неуместные здесь, на изуродованной бронзовой коже. С внешней стороны, там, где должна была бы находиться мягкая ткань подкрыльев, рыжеватые пёрышки были тонкими и мягкими, точно совиный пух.

Шарсу, свободная женщина-птица. Женщина, которую насильно лишили крыльев. Женщина, которую научили ненавидеть.

Белоснежная рубашка упала к стройным ногам. Она подошла к кровати, обеими руками ожесточённо терзая причёску, вытаскивая из неё заколки и боевые шпильки. Со стоном облегчения и усталости рухнула на подушки рядом с Тэйоном, зарылась лицом в пахнущую вереском ткань.

Магистр Алория в насмешливом отчаянии поднял глаза к небу, призывая стихии в свидетели того, с чем ему приходится иметь дело. Протянул свободную руку, чтобы вытащить из чёрных волос два забытых гребня. И зарылся пальцами в тяжёлые локоны, наслаждаясь ощущением прохладных жёстких прядей в своей ладони. У Таш были совершенно потрясающие волосы — густые, вьющиеся, спускающиеся, когда она их расплетала, до самых ягодиц.

Тэйон ещё немного приподнялся на локте, осторожно завёл тяжёлые пряди за её плечо. Провёл рукой по нежной коже спускаясь вдоль позвоночника. Накрыл ладонью область между лопаток. Затем осторожно, самыми кончикам пальцев, пробежал вдоль одного из шрамов.

Таш дёрнулась, мускулы на плече напряглись, подсказывая, что рука под подушкой рефлекторно сжала кинжал. Тэйон не обиделся. Он почти так же реагировал, когда кто-то дотрагивался до потерявших способность ощущать боль ног. Всё ещё.