Амнезия - Ти Джей Бриртон

* * *

Майкл улыбнулся, заметив, что я направилась к нему. Когда я подошла достаточно близко, его улыбка исчезла; должно быть, он разглядел встревоженное выражение моего лица. Подняв палец, сказал в трубку:

– Ладно, спасибо за сообщение и все остальное. Мне пора. Скоро еще свяжемся. Договорились.

Я не сочла важным то, что, похоже, ради меня он произнес свой монолог явно более громко, чем требовалось, и несколько наигранно. Подойдя к Майклу, остановилась и сказала:

– Мне кажется, я тебя уже давно знаю. По-моему, пятнадцать лет назад ты посещал мои сеансы.

Мои слова прозвучали скорее как признание, чем обвинение. Я внимательно наблюдала за его реакцией, хотя сумерки затрудняли мою задачу.

Я ждала ответной реакции.

Майкл выглядел ошеломленным.

– Даже не знаю что сказать… Вы думаете, что я посещал ваши сеансы?

– Да. Я проводила сеансы с Томом Бишопом, восьмилетним мальчиком.

– Сеансы психотерапии?

– Да.

Теперь я откровенно изучала выражение его лица, выискивая любые невольные свидетельства обмана. Майкл удивленно поглядывал на меня. Потом нахмурился.

– Кто такой Том Бишоп?

Я оглянулась на дом, почувствовав, что за нами наблюдают. Действительно, за сеткой маячил стройный силуэт. Джони. Я взяла Майкла за руку – мягко, чтобы не напугать – и повела его дальше по дорожке. Проходя мимо гаража, мы попали в поле датчика движения, и тот включил свет. Из открытых ворот доносился резкий запах лака и скипидара. Мы остановились подальше от света, вернувшись в сумерки.

– Мне не хочется тебя расстраивать, – спокойно произнесла я. Пусть мне удалось немного выпустить пар, однако меня по-прежнему переполняла решимость. Правда, я решила сделать шаг назад и применить новый подход, поэтому добавила: – У меня возникла дилемма, и мне нужна твоя помощь.

– Хм, ладно… Конечно. Чем я могу помочь?

– Ты ведь знаешь, что я психотерапевт.

– Разумеется. Да.

Я сглотнула, вспомнив вкус ужина – мы ели лосося с рисом и спаржей – и белого вина. Неужели я все-таки слегка опьянела? Ведь ограничилась двумя бокалами…

– Работая психотерапевтом, я изредка сотрудничала с полицией, чего уже давно не делаю. Ты, Майкл, выглядишь точно как выросшая копия мальчика, психическое состояние которого меня попросили оценить в ходе расследования одной смерти. Убийства.

Умолкнув, я оценила его реакцию. Но увидела лишь то же самое открытое и любознательное выражение лица, лишенное какого-либо страха или раздражения.

– Того мальчика звали Томом Бишопом, – я повторила его имя, – и он мог стать главным свидетелем в том деле. – Делая паузы после каждой фразы, я продолжала искать в Майкле признаки какого-то узнавания или обмана. Любые проявления тайного умысла. – Жертвой был его отец. Подозреваемой, в конце концов осужденной, стала его мать. Мои слова не вызывают у тебя никаких ассоциаций?

Около моего уха запищал комар. Отмахнувшись от него, я продолжала пристально наблюдать за Майклом. Он смотрел на меня с совершенно бесхитростным выражением, но потом на лицо его словно набежала тень. И он вдруг опустил голову.

– Майкл? В чем дело?

Он медленно, словно с неохотой, взглянул на меня. Половина его лица освещалась загоревшимся в гараже светом, хотя мы отошли оттуда ярдов на двадцать.

– Я солгал, – признался он.

Я невольно похолодела. Другой комар впился в мою голую руку, но я едва обратила внимание на его укус.

– Понятно, – сказала я. – Можешь сказать мне правду.

– Мои родители умерли не тогда, когда я учился в старшей школе.

– Ясно, – произнесла я с невольным оттенком смирения. И облегчения.

– Когда это случилось, я был гораздо младше.

– Уже хорошо, – одобрила я.

Он глубоко вздохнул. Его признание чревато всевозможными изменениями. Но если он признается еще и Джони, то я избавлюсь от своего бремени. Именно Майкл может завести разговор о семье и задать ему тот или иной тон в зависимости от того, насколько полно ему захочется поделиться своим реальным прошлым. Я предпочла бы полное признание Джони, его будущей жене, но, с другой стороны, все зависит от его желаний.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Все это чертово дерьмо… – с горечью бросил Майкл. – Извините за выражение.

– Я слышу такое постоянно. – Едва я взяла его за руку, свет в гараже мигнул и погас, погрузив нас в полную темноту. Насекомые безумно активизировались. Может, нам лучше закончить разговор в доме…

– Мои тетя и дядя… – запинаясь, продолжил Майкл, – они… они сделали неправильный выбор.

Я ждала.

– Они потратили наследство. Взяли и промотали. И все это возымело своего рода обратный эффект. Сами они жили небогато. А когда я приехал жить к ним, они в итоге купили дорогущий большой дом – говоря, что мне же будет лучше, когда я вырасту. Лучше для нас как для семьи. Но у них скопилась куча долгов. Они сидели по уши в долгах, хотя на бумаге – знаете, когда заполняются все эти формы финансовой помощи – казалось, что у них имелось много денег. Я не получал никаких выплат, и они едва ли могли мне чем-то помочь. То есть мне оставалось либо получить стипендию, либо забросить мечты об учебе. Я как раз только что говорил на эту тему. С другом из Колгейта. Мне нужно вернуться туда. Необходимо закончить курс.

У меня голова пошла кругом. Я ожидала не совсем такого признания. Пора разобраться во всем по порядку.

– Ты говорил, что оба твоих родителя умерли?

– Да, в автокатастрофе.

Пришло время действовать, как сказал бы мой покойный отец. Я не могу продолжать ходить вокруг да около. Если я собираюсь оставить прошлое позади, надо идти до конца. Я должна хотя бы попытаться.

– Майкл, твоего отца убили.

– Нет. Его не убивали, – он с вежливым видом отрицательно покачал головой.

– И за это убийство твою мать посадили в тюрьму.

– Доктор Линдман… – он опять покачал головой, – вы меня с кем-то путаете.

– Ты все помнишь? Их аварию? Весь тот период жизни? Майкл, я не уверена в реальности твоих воспоминаний.

Сначала он ничего не ответил. Я услышала, как завибрировал у него в кармане смартфон; оживший экран просвечивал сквозь ткань.

– Честно говоря, мне трудно вспомнить то время, – помолчав, признался Майкл, – но это не значит, что все было не так. Со мной же говорили об этом всю мою жизнь. Тетя и дядя. Кузина. Друзья семьи. Это же моя жизнь. Так все и случилось.

– А что, если… Пожалуйста, поверь, я не пытаюсь тебя расстроить; как я уже говорила, мне просто нужна твоя помощь. Что, если все случилось так, как помню я? Давай попробуем рассмотреть это как альтернативную версию. Возможно, из-за ужасных и болезненных воспоминаний некоторые люди взяли на себя заботу о создании для тебя новой реальности? Менее болезненной реальности, как-то объясняющей потерю родителей, но…

Я умолкла, не договорив. Во-первых, лицо Майкла внезапно побелело, и он маячил передо мной как призрак. Я делала именно то, чего психотерапевтам делать нельзя: просто ставила пациента перед тяжелыми, роковыми фактами. Это могло перегрузить его организм. Выдержит ли он осознание того, что ложной была вся его реальность, сама его личность? Некоторые люди не в силах справиться с этим. Большинство людей не в силах справиться. Особенно если неправильно подведены к такому открытию.

– Ладно, давай передохнем. Позволь мне предложить следующее – допустим, у тебя есть прошлое, которое немного неопределенно, даже для тебя самого. Оставим в стороне то, что тебе говорили другие; ты чуть раньше упомянул, что твоя память затуманена. По моему мнению – причем оно с каждым проведенным с тобой мгновением становится все тверже, как бы я ни пыталась объяснить его или выкинуть из головы, – ты тот самый мальчик, которого я знала. И позволь мне доказать это. У Тома Бишопа имелся шрам в верхней части бедра. Когда ему было шесть лет, он шел по ограде и, потеряв равновесие, упал. Острый край железного прута пропорол ему кожу на ноге. Ему наложили пятнадцать швов.