Галактическая баллада - Эмил Манов

Мне показалось, что я ослышался. Что может быть общего между самым большим моим удовольствием и тем, о чем говорил Бан Имаян, а также их экспериментом. Ртэслри повторил свой вопрос.

Вмешалась Лала Ки: - Ртэслри, ваш вопрос не имеет связи с ...

- Потерпите, Лала Ки, - прервал ее Бан Имаян, - Ртэслри никогда не говорит напрасно... Дружочек Гиле, желаете ли вы ответить на вопрос Ртэслри?

Желал ли я? Естественно. Но вопрос казался мне очень несерьезным, даже смешным - такие вопросы задавались во Франции только в газетных анкетах. Или, когда выставляли перед объективом телекамеры какого-нибудь усатого папашу Мишеля, продавца сидра или жареных каштанов, заставляя его потеть до тех пор, пока ловкому журналисту не удавалось выдавить из него признание, что наибольшим удовольствием для него является - раз в год, 14 июля, лицезреть своего любимого Президента, проезжающего по Шан-з-Элизе в открытом лимузине; особенное же наслаждение ему, дескать, доставляло наблюдение трехкилометрового вооруженного эскорта и лазерных орудий, направленных на всякий случай на очарованную толпу...

Да, но я не был папашей Мишелем и в тот момент Тиберий III находился достаточно далеко - значит мне незачем было лгать. Я задумался. Действительно, какое же самое большое удовольствие в жизни я испытал? Выходило, что ответ - непрост. Жизнь во Франции, несмотря на все старания Патриотической лиги лишить ее вкуса и запаха, все-таки предлагала достаточно удовольствий.

Но какое из них самое большое? Вечерняя прогулка по берегам Сены, когда вы можете поболтать с каким-нибудь старым букинистом, перелистать несколько книг начала 18 века с роскошными цветными виньетками на обложке? Разговор с друзьями за рюмочкой мартеля, когда голова становится легкой, а язык тяжелым, что не мешает ему отпускать соленые словечки и анекдоты назло всем живым и автоматическим подслушивателям. Или удовольствие от футбольного матча - два часа кипения страстей, чуждых политике, два часа свободного рева, которые превращают вас в счастливого охрипшего осла? Или, быть может, денежная награда за брошюру, в которой вы доказываете, что вся прежняя история человечества является лишь жалкой прелюдией к величественному появлению ныне живущего Президента - и вот вы возвращаетесь домой, нагруженный подарками, шепотом объясняете жене, как полезен мелкий компромисс с наукой и совестью, радуетесь детишкам, которые визжат от счастья, когда заводят ключиком механическую куклу, которая так похожа на вас самого в своем поведении лояльного гражданина?.. Или, или, или... Ну-ка, попробуй, выбери что-нибудь среди такого изобилия удовольствий, не роняя чести землян в глазах этих превениан!

Ах, забыл самое главное! Любовь! Любовь, черт ее подери! Не ту, конечно, домашнюю, обязательную, неизбежную, как газета или утренний кофе, - а другую, запрещенную, осужденную всеми (громким голосом) и всеми восхваляемую (шепотом), гедонистическую, вдохновляющую, ту, которая, отметая все прочее, доставляет вам наслаждение почувствовать себя героем, вором, преступником - но только не примерным гражданином порядочной Франции. Да, в этой любви есть почти все: и дрожь опьянения, и чувство счастливого осла, и подарок, который тихомолком вы преподносите себе самому, и, наконец, - нарушение одной из божьих заповедей...Я более или менее был уже готов сообщить Ртэслри свой ответ, но Бан Имаян, не знаю почему, вдруг поднял руку:

- Подумайте еще, Луи, есть время. Речь идет о самом большом, непреходящем удовольствии. О том, что не подвластно времени...

Ртэслри посмотрел на Бан Имаяна и вздохнул. Мне показалось, что Бан Имаян был немного смущен.

Отбросил я и любовь - она совсем не принадлежала к удовольствиям, которые не подвластны времени... Тогда? Взгляд мой случайно упал на пальцы моей правой руки - на них остались несмытые пятнышки лиловых чернил, какими я любил отмечать в рукописи наиболее важные мысли... Господи, как я мог забыть свою рабоТу!

Удовольствие задумчиво грызть карандаш и калякать глупые фигурки на листе бумаги, в то время как твоя мысль комбинирует факты, воображение лепит лица, картины, события, а сердце переливает свою теплоту в холодную, блаженную лихорадку мозга. Как я мог забыть те минуты, когда, отбрасывая все заботы, развлечения, боли, радости, амбиции, ощущал в себе духа-созидателя, духа-творца того мира, который не существует нигде, кроме моих мыслей и поэтому он - реальнее всего остального? Это великое наслаждение - плутать, находить, отбрасывать, радоваться маленьким открытиям, потому что они - твои, и верить в созидателную силу своего разума?..

- Думаю, что я нашел ответ, уважаемый Ртэслри, - сказал я. - Моим самым большим удовольствием, мне кажется, была моя работа историка.

- Ага, - сказал Ртэслри, - понимаю. Она вам приносила или, по крайней мере, обещала принести те листки бумаги, как они назывались... Те, при помощи которых на Земле можно приобрести много вещей...

- Деньги?

- Да, деньги. И кроме того, - признание, славу...

Я кивнул, но что-то в его тоне заставило меня насторожиться.

Действительно ли только в этом заключалось удовольствие от моей работы?

- Да, все это меня соблазняло, Ртэслри, - признался я. - Но это далеко не главное...

- Да? - воскликнул Бан Имаян. - А что, Луи? Что было главным?

- Моя мысль, - тихо сказал я. - Сам процесс мышления.

Реакция Высшего совета меня удивила. Ртэслри посмотрел на меня и пробулькал с явным сомнением. Зато Бан Имаян и Лала Ки булькали во всю силу. Бен Коли им вторил. Было даже страшно обычному человеку видеть это невероятное выражение веселия на их непроницаемых и печальных превенианских лицах. Смеялись, конечно же, надо мной, другой причины не было, и я уже был готов рассердиться (мы, французы не занимаем слов, когда нас обижают), но бульканье стало утихать.

- Луи Гиле, - услышал я голос Бан Имаяна. - Вы даже не подозреваете, насколько мне приятен ваш ответ... Ртэслри, есть у вас еще вопросы?

Ртэслри молча пожал плечами. Мне захотелось воспользоваться хорошим настроением Бан Имаяна.

- Уважаемый секл, как я понял, я нахожусь здесь, потому что могу быть полезен вашей таинственной Миссии. Но когда кто-то участвует в предприятии, он имеет право знать, в чем оно.заключается...

- Конечно же, Луи Гиле, - мягко сказал Бан Имаян. - По сути в нашей Миссии нет ничего таинственного, и мы могли бы сразу же раскрыть вам нашу цель. Но спрашивали ли вы себя когда-нибудь, что представляют собой слова? Они - лишь бледные тени реальности. Их легко забывают. А мы бы желали, чтобы вы запомнили то, что увидите и сами пришли бы к определенным заключениям... Пока мы можем раскрыть вам только это: - он подошел к "роялю" и нажал на какую-то клавишу. На большом экране появилось маленькое далекое созвездие. Потом оно стало приближаться - до тех пор, пока не заполнило весь экран, а звезды начали разлетаться и исчезать за его рамками. В конце концов там осталось и заблестело одно единственное светило.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});