Ожерелье Дриады - Дмитрий Емец

Максим же сидел в углу, прижимаясь к синей шторке, и его было не слышно и не видно. Хороший, тихий, застенчивый домашний мальчик.

– Бывают же такие уродцы! – с досадой шепнул наконец Меф Дафне.

Даф быстро взглянула на него.

– Ты о ком?

– Ну об этом… о Егоре.

– Который бегает?

– Да!

– Значит, тебе не понравился Егор и понравился Максим? – уточнила Дафна.

– А кто еще! Тот нормальный парень, с таким хоть в разведку, а этот притырок какой-то!

Даф невесело улыбнулась.

– А если я тебе скажу, что у Егора умерла бабушка, которая его воспитала, потому что у его матери давно другая семья? Он едет на похороны и ужасно нервничает. А Максим твой, пока в углу сидел, изрезал ножом весь стол.

Меф не поверил, но, пересев к Максиму, незаметно убедился, что да, так и есть. За каких-то два часа этот тихоня успел вырезать на боковине стола шесть матерных слов, исплевать на коврике участок в полквадратных метра да еще и подпалить зажигалкой штору. Желание идти с этим молчуном в разведку у Мефа значительно ослабело.

– А чего этот Егор бегает, если переживает? – спросил Меф, сдаваясь.

– Люди, видишь ли, переживают по-разному. Одни начинают много есть, другие смеются, третьи заглатывают горе в себя.

– Блин, вечно я тороплюсь с выводами…

Меф вздохнул и закрыл глаза, не пытаясь даже понять, откуда Даф все известно про Егора. Может, услышала, как он кому-то говорил? Заснули они с Дафной почти одновременно. Один только Депресняк неусыпно скрежетал на коленях, но после заснул и он.

* * *

Выгружались на рассвете, в дикой спешке выбрасывая из вагона вещи. Стоянка была всего две минуты.

– Фотоаппарат! – заорала снизу Вихрова, заметив, что Мошкин намеревается швырнуть ее рюкзак.

Рюкзак уже слетал вниз на кучу байдарок. БРЯК!

– Какой фотоаппарат? – не понял Мошкин.

На рассвете он всегда бывал сонноват, туповат и глуховат. Сам себя переспрашивал, и сам себе отвечал.

– Уже никакой! – ответила Вихрова спокойно и, скрестив на груди руки, с видом Наполеона, созерцающего крушение своей армии, наблюдала, как Эссиорх, Меф, Мошкин и Чимоданов швыряют остальные вещи, а Корнелий бегает внизу с воплями:

– Я-то ловлю, только не надо в меня кидать! Смотрите мою флейту не брякните!

В результате из всех рюкзаков он поймал только тот, где была его флейта, а на остальные у него почему-то не хватило реакции.

– Вот что я называю выборочным дебилизмом! – заметила Улита.

Состав уже трогался, когда Меф с Эссиорхом соскочили с него. Проводница лениво махнула флажком и захлопнула двери.

«Странная штука! Мы с этой проводницей прощаемся навсегда. Ни она нас больше никогда не увидит, ни мы ее. И что же? Всем это абсолютно безразлично. Даже имени ее не узнали. Как такое может быть?» – подумалось Мефу.

Он не часто ездил в поездах и не уловил еще странной закономерности, по которой попутчики, всю дорогу очень предупредительные друг к другу и совсем недавно, возможно, вместе доедавшие колбасу, на станциях прибытия мгновенно становятся чужими и едва кивают друг другу.

Наблюдательная Ната заметила, что в Мухтолове они сошли с поезда не одни. Где-то в середине состава вышел парень с ребенком и собакой, а ближе к концу – суетливая ватага туристов с кучей вещей – человек, должно быть, с двадцать. Узнать кого-либо в рассветной серости Вихровой не удалось – да она и не пыталась. Слишком далеко было. Если парень казался размером с половину мизинца, то ватага, отделенная от них двадцатью вагонами, представлялась совсем муравьиных масштабов. Очень скоро она погрузилась в подруливший к путям грузовик и исчезла.

Пока они стояли на платформе, постепенно перетаскивая вещи на автобусную остановку, мимо, не снижая скорости, с предупреждающим воем пронеслось еще два состава. Оглушенная грохотом, Дафна испуганно прижалась к Мефу. Летящие поезда дышали убийственной, звериной силой. Это не были уже те мирные слоны, что развалисто отходят от станций крупных городов. Это были слоны атакующие, боевые. Они грохотали и отшвыривали воздушным потоком.

– Я не догоню – он догонит! – заорал Чимоданов, гневно демонстрируя скалящемуся помощнику машиниста боевой топор.

Рассвет мало-помалу креп, точно кто-то мягко и незаметно усиливал освещение. Если поначалу все было мутным и едва различимым, то теперь четко прорисовались несколько домиков, около одного из них мирно дремал грузовой автомобиль с опущенными бортами.

На подробной карте России населенный пункт Мухтолово мало чем выделяется. Единственное, что было изображено, – бензоколонка. Никаких других достопримечательностей в Мухтолове, по утверждению карты, нет. Мухтоловцы, однако, не унывают и, вполне довольствуясь бензоколонкой и пятью магазинами, живут надежно и крепко из века в век.

Корнелий погрустнел и спрятал видеокамеру. Ни египетских пирамид, ни висячих садов Семирамиды, ни башни дяди Эйфеля он не обнаружил, видеть же красоту саму по себе – вне громоздких архитектурных сооружений и грандиозных водопадов – пока не научился.

Единственным, что удалось ему заснять, была огромная железная свинья с прорезью в спине, поставленная рядом с остановкой. На прорезь показывала желтая стрелка с буквами: «Помоги зоопарку! Опусти копейку тут – дольше звери проживут!» Свинья была забавная, но в надписи Даф усмотрела скрытую угрозу:

– Не встречали на ночных магазинчиках ксерокс лохматой собаки с пистолетом у уха: «Купите у нас – или мы застрелим этого пса!» Вроде шутка, а не смешно. Вот и здесь: «Опусти копейку тут – дольше звери проживут».

Меф все же не удержался и всыпал в прорезь мелочь. Затем забрал у Корнелия атлас автодорог и стал разглядывать всю страницу с Муромом и Арзамасом. Какие названия красивые – просто ложка меда на язык! Криуша, Шокша, Шаприха, Шелокша, Велетьма, Выкша, Каркалей… А реки! Сережа, Теша, Чара, Шалакша, Кудьма, Сарма. Настроение ему не испортил даже мелкий дождь, который и до земли дошел едва-едва, только омочив слегка воздух.

Автобус подошел через полчаса. Это был грустный хромающий старичок с большими колесами и проточенными ржавчиной бортами. Приняв в себя все байдарки и рюкзаки, он сильно завалился на одну сторону и неспешно отшвартовался от сухопутной пристани.

В автобусе Меф снова задремал и напрочь пропустил все виды. Улита же познакомилась с шофером Колей, худощавым мужиком лет сорока, буквально пропитанным неспешностью и спокойствием. Она сидела рядом с ним и громко считала всех попадавшихся им коров и лошадей. Шофер Коля, как человек привычный к конно-коровьей теме, снисходительно рассказывал, как к нему в салон залез однажды чей-то телок, испугался и как его потом не могли вытащить шесть мужиков.

– Вам куда? – спросил Коля.

Улита, понятия не имевшая, куда им, обернулась и стала высматривать Эссиорха. Тот нашелся где-то в конце автобуса сидящим на рюкзаках.

– Куда мы едем? – заорала Улита.

– В Лесуново, – ответил Эссиорх.

Еще в Москве он вывел себе отдельную карту, заламинировал ее и теперь таскал на животе в планшете, как немецкий мотоциклист.

Коля ехал неспешно, не столько по расписанию, сколько по совести, часто останавливаясь и принимая на борт многочисленных бабулек и дедулек, несмотря на ранний час живших уже напряженной жизнью. Раза два он выходил посмотреть что-то в моторе, но ничего не ремонтировал, а только громко выразительно хлопал капотом. Пристыженный автобус сам собой чинился и ехал дальше.

Когда Улита насчитала пятнадцать лошадей и девяносто две коровы, Коля остановился у высокого моста, под которым не столько протекала, сколько угадывалась узкая речка.

– Вот он, ваш Сережа! – сказал он, почему-то переводя речку в мужчину.

Пока выгружали байдарки, Коля с сочувствием наблюдал за ними в зеркальце. В глазах у него жило удивление, что существуют люди, готовые таскать у себя на хребте складные лодки и после сплавляться вниз по речушкам, которые с разбегу переплюнуть можно. Вот уж точно: лопаты на них не хватило.

«Поставить их грести навоз на ферме-то – небось через две недели всю дурь повыветрило бы!» – размышлял Коля.

* * *

На берегу, усыпанном мелкими осколками стекла и остовами сгоревших покрышек, Улита немедленно устроила перекусон. Ната отошла вверх по течению и полезла купаться, громко крича, чтобы на нее не смотрели. На нее действительно не смотрели, и потому, соскучившись, Вихрова быстро вылезла из воды.

В этом месте река имела слабый торфяной подкрас. В ней торчали сваи от пешеходного мостика, не то сгнившего, не то унесенного во время весеннего половодья. К сваям жались кувшинки, по притопленным листьям которых пробегали эскадроны водомерок.

Воздух гудел от множества оводов. Чимоданов мигом убил четыре штуки и сложил их в кучку. Улита тоже попыталась прихлопнуть одного, покусившегося на ее полнокровную руку, но не преуспела. После мощного шлепка ладонью овод как ни в чем не бывало взлетел и деловито взял курс на шею Дафны.