Ночной поезд в Мемфис - Элизабет Питерс

Буфет на верхней палубе предлагал чай, кофе и разнообразные кондитерские изделия. Я проглотила чашку кофе, в то время как Шмидт совершал опустошительный набег на пирожные, подозреваю, уже не первый. Неразумно позволять ему так поступать со мной, но поскольку кофеин сделал свое дело, я была даже рада, что Шмидт меня разбудил. Солнце едва поднялось над горизонтом, и воздух был прохладен и свеж. Впереди виднелась массивная плотина; по проложенной поверху дороге шло оживленное движение, в котором участвовали автобусы, велосипеды и ослики. Корабль замер в ожидании своей очереди пройти через шлюз. Перед затвором шлюза впереди стоял еще один пароход.

За нами в очередь выстроились еще несколько. Вокруг кораблей словно мелкая рыбешка вокруг акулы роились лодки с предприимчивыми торговцами, во всю мощь своих легких расхваливавших товар. Я подошла к перилам, где стояли Шмидт и еще несколько человек. Шмидт тоже вопил во все горло, выторговывая платье, которое держал один из продавцов. Это было длинное черное платье с лифом, украшенным блестками, бусинками и вышивкой в псевдоегипетском стиле.

Я хотела спросить своего лишенного вкуса босса, как он собирается осуществить обмен товара на деньги, как вдруг какой-то предмет со свистом пролетел по воздуху и шлепнулся на палубу.

Я отскочила с проворством лягушки, а кто-то наклонился, чтобы поднять сверток.

— Вы сегодня в каком-то напряжении, доктор Блисс, — заметил Джон и с галантным поклоном вручил сверток Сьюзи Амфенор.

Я думала, что уже привыкла к безумной манере Сьюзи одеваться, но она не переставала удивлять меня. Нынешнее платье было словно извлечено из реквизита к фильму тридцатых годов с Джин Харлоу в главной роли: шелковое, с косой горловиной, отороченной, как и манжеты развевающихся рукавов, перьями марабу. То, что было у Сьюзи на ногах, по моим представлениям, называется домашними шлепанцами. Как ей удалось взобраться в них по лестнице, не свернув себе шею, понятия не имею. Потянувшись за свертком, она поскользнулась и зашаталась. Несколько пар мужских рук, в том числе руки Свита и Брайта, рванулись вперед в надежде поймать ее, но ей удалось в обход их всех тяжело рухнуть на Джона. Ему пришлось буквально отрывать ее от себя, чтобы поставить на ноги.

Счастливо хихикая, Сьюзи развернула свою покупку и показала ее: платье-рубашка, очень узкое и короткое, все расшитое золотыми блестками. С сожалением вынуждена признать, что оно ей шло.

— О, очень элегантно, — сказал Джон.

— Это для сегодняшнего египетского вечера, — объяснила Сьюзи, ослепив его своей знаменитой белозубой улыбкой.

— Ах да, совсем забыл. Нужно, наверное, что-то купить и для Мэри. Посоветуйте, Сьюзи. У вас такой безупречный вкус. — Он предложил ей руку.

Последовала ли я за ними к перилам? Разумеется. Впрочем, я и так туда собиралась. Я слышала, как Сьюзи спросила, почему Мэри нет с ним, и его ответ:

— Я уговорил ее подольше поспать. У нее была беспокойная ночь.

Пластиковые пакеты тут и там плюхались на палубу. Шмидт уже поймал свой, бросил какое-то необъятное одеяние на стул, положил в пакет деньги, крепко завязал его и швырнул вниз. Для толстого старичка он обладал неплохой меткостью: продавец без труда поймал пакет. У Сьюзи рука оказалась не такой верной, ее пакет пролетел далеко мимо лодки и с брызгами упал в воду, но продавец ловко поддел его с помощью длинного крюка.

Я не видела, какое потрясающее платье купил Джон для Мэри, поскольку была занята тем, что удерживала Шмидта от попыток купить мне не одно, а несколько. Мне удалось отговорить его от расшитой золотыми блестками рубашки. Привлеченные забавой, на палубе появились и другие пассажиры. Это действительно было бы забавой, если бы не подозрительное и напряженное состояние моего ума. «Вот-вот, — говорила я себе, — очень ловкий способ передачи контрабанды или взрывчатки». Учитывая то, что одна из лодок была набита мужчинами в черной форме, бдительно следившими за каждым актом купли-продажи.

Развлечение закончилось, когда мы стали входить в шлюз. Это был весьма непростой маневр, поскольку огромная «Царица Нила» занимала почти все пространство шлюзовой камеры вширь и в длину. Каменные стены возвышались с обеих сторон; сверху к воде спускались ступеньки. Стены подступали так близко, что даже Сьюзи могла бы бросить сверток прямо в руки кому-нибудь, кто стоял бы на лестнице.

Однако там стоял только человек в военной форме с ружьем. Военные выстроились и на стенах шлюза.

Шмидт с возгласом «Пора завтракать!» потащил меня вниз.

Я многозначительно смахнула крошки с его усов. Он фыркнул:

— Это был не завтрак, так — легкая разминка.

Поскольку в тот день мы не сходили на берег, кормили нас почти непрерывно; пассажиров нужно занимать, а для некоторых еда — любимый вид спорта. Я составляла Шмидту компанию, пока он набивал желудок и размышлял, чем бы занять этот свободный день. Мне не стыдно признаться, что смерть Али несколько охладила мой пыл, словно на меня вылили ушат воды. Если Элис — моя единственная союзница, мы обе в большой беде. Если не единственная, то почему, будь он или она неладны, это другое лицо не обнаруживает себя? Я оставила в сейфе еще одну записку: тон ее был безапелляционен, чтобы не сказать истеричен, но если я не получу ответа, то ни черта не смогу сделать.

Что касается злоумышленников, то я готова была оставить их в покое при условии, что и они меня не тронут. Я ничего не хотела разузнавать или даже делать вид, что разузнаю. Если когда и следовало укрыться в крепости, заняв оборону, то именно сейчас. И я была намерена увести с собой «в крепость» Шмидта. Поскольку Элис пришли в голову шальные мысли на его счет, они могли прийти и кому-нибудь еще.

Шмидт наслаждался жизнью. Обычно он не отходит от меня, но на сей раз я впилась в него, словно клещ, и он наивно этому радовался. Мы примеряли ужасные купленные им одежды, и хотя он искренне уверял меня, что выгляжу я в них великолепно (при всей моей любви к Шмидту я не могла вернуть ему комплимент), я уговорила его посетить сук[33], как называли здесь магазин мистера Азада, чтобы посмотреть, нет ли там чего-нибудь еще более грандиозного.

Шмидт обожал восточные базары. Он вообще любил места, где мог покупать вещи не только себе, но и — да благословит Господь его щедрое сердце — своим друзьям и близким. Магазинчик был маленьким, в нем толпилось много народа; те, кто не купил костюмов у речных торговцев, подыскивали себе наряды для вечернего банкета. У мистера Азада не было расшитых золотыми блестками платьев-рубашек, но некоторые его платья были щедро вышиты золотыми нитями и оторочены тесьмой. Сопровождаемые одобрительными улыбками мистера Азада, мы с полными свертков руками проследовали в мою каюту, где начали примерку. Шмидт обожает примерять новую одежду, но еще больше любит смотреть, как примеряю ее я.

После долгих консультаций и пируэтов перед зеркалом он остановил свой выбор на самом вычурном и необъятном одеянии. В сущности, это был некий ансамбль: длинная, до полу, рубашка с длинными же рукавами и сверху такой же длинный жилет, расходящийся спереди. После того как Шмидт трижды безуспешно пытался замотать на голове шарф, как это делают арабы, я убедила его, что если он хочет выглядеть истинным мачо, лучше надеть бедуинский головной убор.

Тем временем настала пора обеда. Мне страшно даже вспомнить о том, сколько всего съел Шмидт. Я надеялась, что после этого он захочет поспать, но Шмидт, до краев наполненный бобами и прочей снедью, был готов функционировать.

— Вы ведь не хотите пропустить лекцию, Вики? Герр Фоггингтон-Смит будет рассказывать о гробнице Тетисери и показывать слайды.

— Вы не слышали его лекций, Шмидт! Он самый занудный...

— Но слайды, Вики! Многие из них будут демонстрироваться впервые. Это полная фотопанорама...

Я сдалась, пообещав встретиться с ним в холле через десять минут, и, отвергнув его заверения, что я и так выгляжу достаточно хорошо, засеменила к себе.

Некоторое время я провела за туалетным столиком, освежая макияж. Потом открыла сейф.

Мои записки исчезли, но кое-что появилось. Симпатичный блестящий автоматический пистолет сорок пятого калибра.

Глава шестая

I

Я выросла на ферме в Миннесоте. Отец всех нас учил обращаться с дробовиком и винтовкой. Он не охотился, но не видел ничего дурного в том, чтобы попугать налетчиков, в том числе и человеческого происхождения, когда те нападали на живой инвентарь (в том числе и человеческого происхождения). Кроме того, пуля была самым быстрым и гуманным способом покончить со смертельно раненным или взбесившимся животным. Однако отец ненавидел пистолеты и револьверы, считая их оружием трусов, и утверждал, что они чаще доводят человека до беды, чем помогают спастись от нее.

Когда вам шестьдесят пять и вы сложены, как танк, такого мнения придерживаться легко.