Плач серого неба - Максим Михайлов

— Оп. Ну-ка, подробнее, Гейнцель. У нас всплывает еще и советник?

— Его учитель. Артамаль ил-Как-Его-Там. Профессор с Мирриона, не самая важная птица по нашему ведомству, но, вроде бы, чем-то известный в своих кругах. — Ройм почесал в затылке и покосился на ящик стола, но не двинул и пальцем. — Когда-то, вроде, перебрался на Миррион по научному делу, да так там и остался. Они с принцем были дружны, но никто не мог понять, почему. Настолько дружны, что когда принц поехал в Вимсберг, то взял преподавателя в качестве советника.

— А почему их дружба столь удивительна?

— Они были очень разные. Даже если исключить возраст. Старый сухарь Артамаль постоянно молчал и таращился в пустоту, а ученик тем временем доставал всех нескончаемой болтовней.

— И они ладили между собой?

— Да, говорю же, — Ройм пожал плечами, — лишь один раз у них вышла какая-то размолвка, но до серьезной ссоры не дошло. Просто о чем-то крепко повздорили на том самом балу, и Артамаль ушел к себе. Впрочем, через оборот вернулся, и до самого взрыва все шло довольно чинно.

— Стоп, стоп. Что за бал?

— Вы газет вообще не читаете? — ехидная ухмылка на лице Гейнцеля мелькнула так стремительно, что я усомнился в ее реальности, — Ищете принца, и не знаете, как он пропал?

— Как раз приступаю к этому вопросу, — я судорожно вспоминал единственную прочитанную заметку в хидейковой газете, и в той, кажется, ничего…

— Про то, что посольство сгорело, вы тоже не в курсе?

— То есть как?..

— То есть так. Принц устроил бал, куда пригласил всю городскую знать. А немного за полночь здание вдруг полыхнуло и за какие-то несколько сегментов сгорело почти дотла. Правда, как раз в это время начались танцы, и большинство гостей успело попрыгать с балконов, так что у нас всего десяток трупов, да и те, в основном, прислуга. Я, хвала Творцу, уехал задолго до неразберихи. Зато наутро, когда пепелище разгребли и посчитали жертвы, выяснилось, что принца нет. Ну и завертелось. Где же вы были, Брокк, что не слышали об этом?

— Собирал вещи. А что советник принца? Они, говорите, повздорили?

— Повздорили, но вряд ли он приложил к этому руку. Тело Артамаля нашли одним из первых. Я лично подписал извещение о смерти для Мирриона. Говорят, он сильно обгорел, но лицо сохранилось сносно. И ему еще повезло, троих слуг нашли по частям, а от парочки виночерпиев осталась такая груда мяса, что полицейских до сих пор тошнит. Так и не разобрались, где головы, где ноги.

— А вы-то откуда знаете? Общаетесь с простым народом?

— Нет. Один из тех виночерпиев — альвини, но по отцу из хорошего миррионского рода. Старик был знаком с Артамалем, вот и устроил протекцию бедному ублюдку. Неудачная была мысль, но кто бы тогда сказал? А мне лишняя бумажная работа. Не говорить же в лоб, что сынок то ли превратился в омлет, то ли вообще пропал.

Что-то во всем этом меня настораживало.

— Так у этого Артамаля, вы говорите, были враги?

— Нет, не говорю. Даже если были, — а кому в наших кругах не желают зла? — мне о том неизвестно. Но что на том приеме он бы получил первый приз за мерзость характера — это несомненно.

Нет, мысль, кажется, ушла безвозвратно.

— Ну что ж. Развалины охраняют?

— А как же. С тех пор оцепление и стоит.

— Сделаете пропуск?

— Куда? В развалины? Хотите покопаться в горелых обломках?

— А вдруг найду какой-нибудь сувенир? Поставлю дома в Эскападе над камином, когда, наконец, туда доберусь.

— Не хохмите, Брокк, вам не идет, — раздраженно огрызнулся Гейнцель, роясь в бланках на столе. Вытащив нужный, он яростно воткнул старомодное перо в чернильницу и заскрипел им по бумаге. — Забирайте свой пропуск, и поторопитесь — эта бумажка подействует только на мирскую полицию.

— Большего и не надо, — я все еще пытался разглядеть во тьме сознания потерянную мысль — Ну что ж, не буду больше отнимать у вас время, Гейнцель, ответьте только на совсем уж крохотный вопрос. Цирк уродов еще не уехал?

— Куда же им деваться, когда выезд запрещен? Удачных раскопок.

— Благодарю, — я сгреб со стола шляпу, — и вам того же.

ГЛАВА 13,

в которой я улаживаю срочные дела,

а потомменя окружают уроды

Город без всплеска погрузился в мрачную неопределенность сумерек, и те дочиста вымели из его нутра все живое. Пропали даже сонные силуэты извозчиков возле Ратуши. Я лениво огляделся и неторопливо зашагал к Северной стене, пока глаза не споткнулись о почтовое отделение по ту сторону улицы, и в мыслях не зазвенело, что, как бы ни шло расследование, о собственных делах забывать не должно. Стоило воспользоваться случаем и дать телеграмму в Эскапад.

Во мраке нарос нестройный гул и мимо прокатился роскошный паромобиль с дорогой, судя по обертке, начинкой. Та, несмотря на довольно ранний еще час, вовсю шумела и горланила пьяные песни. Машина зримо повиливала и беспорядочными гудками оповещала окружающих о своем присутствии.

Я дождался, когда она покажет мне украшенный чьим-то родовым гербом зад и перешел дорогу.

В уютной деревянной комнате, в паутине запахов пыли, горячего сургуча и свежего картона, трепыхались юркие почтальоны, отравленные мечтой поскорее обслужить немногочисленных клиентов и урвать глоточек заслуженного отдыха. Я успокаивающе помотал головой в ответ на исполненный муки немой вопрос крепкого, но очень усталого половинчика в форменной куртке с оборванными рукавами и прошел дальше. На самом дне помещения, полуприкрыв глаза, сидел в углу немолодой уже человек с простым медным обручем на голове.

— Вечер добрый, — поздоровался я, — мне бы весточку отправить, в Эскапад.

— Два кинжала за слово, — маг не открывал глаз, но говорил четко и ясно, — как и подобало одушевленному его профессии, — перемежая слова необычайно долгими паузами.

— Как это, простите, два? — изумился я, — на прошлой неделе же был один!

— Так ведь город закрыли, — устало, но будто заученно — наверное, не впервой, — пояснил телеграфист, — все и давай телеграммы слать. А у меня голова болит. Вот и поднимаю цены — авось, те, у кого не так срочно, передумают. А у кого важное — тому и заплатить не в тягость, — он распахнул и впрямь нездоровые глаза, часто расчерченные багровыми сосудами, и уставился на меня с довольно пухлым намеком. — Так что, мастер, у вас дело важное, или как?

Расходы, конечно, оплачивал Хидейк, да и плата не была совсем уж немыслимой, но в душевной борьбе побеждало возмущение. И откуда взялась у торговцев живоглотская привычка наживаться на чужой беде?

Впрочем, телеграфистам, говоря по совести, это было простительно. Они ведь и впрямь торговали собственным здоровьем — рано или поздно каждого ждала хроническая мигрень. На передачу даже одного слова затрачивалось столько сил, что само государство даровало операторам телеграфов право самостоятельно оценивать свои услуги.

Сейчас, конечно, стало проще — когда почтовые отделения открылись по всей восстановленной части Материка, даже в деревнях появились свои телеграфисты. Послания в наше время передаются по цепочке, а выручка строго учитывается, и обиженным не остается никто. С какой же дрожью, должно быть, они вспоминают о временах становления телеграфа, когда переносить слова приходилось на несколько тысяч километров!

— Диктуйте, — маг принял согласный кивок, достал квадратик бумаги с исписанным верхним краем и давно заслуживший пенсию карандаш.

— Задерживаюсь. Сроки неясны. Читайте газеты. Брокк.

— Адрес?

— Эскапад, улица Пекарей, 112а. Мистриссе Злоттер-старшей.

Маг болезненно поморщился.

— Давайте "старшую" выбросим, а? И про газеты. Честное слово, льете же воду, а потом дойдет что не так — а мы виноваты.

Решение стать телеграфистом маги Воздуха принимали в молодости, и с тех пор оттачивали лишь одно умение — передавать слова на дальнее расстояние. Чем-то оно напоминало ярмарочное чревовещание или простенькую звуковую иллюзию из тех, что в большом почете у детишек или студентов, которые рассказывают байки ночью у костра. Вот только здесь слова, произнесенные на одном побережье, сегмент спустя оказывались уже на другом. Отсюда выходила и головная боль, и грабительские цены.

Ясное дело, после такой жертвы — а даже достигшие невиданных высот опытные маги-телеграфисты не могли выполнить никакого другого воззвания к Воздуху, — они очень ревностно относились к собственному престижу.

— Давайте, — покладисто ответил я, — и вместо "Читайте газеты" оставим просто "Ждите". Лучше?

— Лучше. Хотя можно было совсем выкинуть. Козе же понятно, что раз задерживаетесь, придется ждать. Но дело ваше, — буркнул маг и встал со стула, с хрустом поведя затекшими плечами, — а теперь — тишина.

Он пошарил в кармане, вытащил пару восковых пробок и тщательно заткнул уши. Прикрыл глаза. Глубоко вздохнул и сосредоточился. От обруча-усилителя на лбу телеграфиста донеслось тихое, но ясно различимое жужжание, словно очень маленькая пчела решала, стоит ли ей взлететь. Воздух над столом тоже затрясся и закружил было оставшуюся без присмотра бумажку, но телеграфист привычным жестом, не глядя, прихлопнул ее ладонью.