Кровь эльфов - Анджей Сапковский

— Инерция. Это верно. Ты наберешь и инерцию, и энергию, но не за счет пируэта и смены ног. На это у тебя не хватит времени. Ударь маятник мечом.

— Маятник? Бить по мешкам?

— Это поединок, Цири. Мешки выявляют слабые места твоего противника, в которые ты должна попадать. Маятников, которые имитируют оружие противника, ты должна избегать, уклоняться от них. Если маятник тебя коснется, считай, что ты ранена. В настоящем бою ты уже могла бы не встать. Маятник не должен тебя коснуться. Но ты можешь его ударить… Ты что загрустила?

— Я… Я не смогу отразить удар маятника мечом. Я слишком слабая… И всегда буду слабой! Потому что я девочка!

— Иди сюда, девочка. Вытри нос. И послушай внимательно. Ни один богатырь в мире, ни один силач или здоровяк не сумеют парировать удара, который нанесет ослизг хвостом, гигаскорпион клещами или гриф когтями. А маятники изображают именно это оружие. Даже и не пытайся парировать их удары. Маятника ты не отбросишь, а вот сама отлетишь от него. К тебе перейдет его энергия, необходимая, чтобы ты смогла нанести удар. Достаточно легко, но очень быстро отбиться и тут же немедленно нанести такой же быстрый удар с противоположного полуоборота. Оттолкнувшись, ты получишь инерцию. Ясно?

— Угу.

— Скорость, Цири, а не сила. Сила нужна дровосеку, который топором валит деревья в дебрях. Потому-то девочки редко бывают лесорубами. Поняла, в чем дело?

— Угу. Раскачивай маятники.

— Сначала передохни.

— Я не устала.

— Уже поняла как? Такие же шаги, финт…

— Знаю.

— Нападай!

— Ха-а! Ха! Ха-а-а-а!!! Вот и все! Достала я тебя, гриф! Геральт, ты видел?

— Не ори. Контролируй дыхание.

— Получилось! Честное слово, получилось! Геральт! Получилось! Похвали меня! Геральт!

— Браво, Цири! Браво, девочка.

***

В середине февраля теплый ветер, повеявший с юга, с перевала, слизал снег.

***

О том, что творится в мире, ведьмаки знать не желали.

Трисс последовательно и настойчиво направляла на политику вечерние беседы, которые они вели в темном холле, освещаемом вспышками огня в огромном камине. Реакции ведьмаков всегда были одинаковы: Геральт молчал, приложив руку ко лбу. Весемир кивал, время от времени вставляя замечания, из которых следовало только то, что «в его времена» все было лучше, логичнее, приличнее и здоровее. Эскель прикидывался внимательным слушателем, не скупился на улыбки и милые взгляды, иногда даже ему случалось заинтересоваться каким-нибудь маловажным вопросом. Койон откровенно зевал и глядел в потолок, а Ламберт не скрывал пренебрежения.

Они не желали знать ни о чем, им дела не было до дилемм, которые сгоняли сон с глаз королей, чародеев, владык и вождей, проблем, от которых дрожали и гудели советы, рады и думы. Для них не существовало ничего, что творилось за утопающими в снегах перевалами, за Гвенллехом, несущим свинцовым потоком ледяные глыбы. Для них существовал только Каэр Морхен, одинокий, затерянный в диких горах замок.

В тот вечер Трисс была раздражена и беспокойна — возможно, причиною был ветер, воющий в разрушенных стенах замка. В тот вечер все были странно возбуждены — ведьмаки, за исключением Геральта, стали непривычно разговорчивы. Разумеется, все разговоры крутились вокруг одного — весны да приближающегося в связи с этим выезда на большак. Конечно, говорили и о том, что принесет им большак, — о вампирах, выворотнях, леших, ликантропах и василисках.

Теперь уж зевать и глядеть в потолок пришла пора Трисс. На сей раз она молчала до тех пор, пока Эскель не задал вопроса, которого она так долго ждала.

— Слушай, как все в действительности обстоит на Юге, на Яруге? Стоит ли направляться туда? Не хотелось бы попасть в самую заварушку.

— Что ты называешь заварушкой?

— Ну… — запинаясь, пробормотал он, — понимаешь… Ты все время толкуешь нам о возможности новой войны… О непрекращающихся стычках на границах, о бунтах на занятых Нильфгаардом землях. Намекаешь на то, что ходят слухи о возможности новой переправы нильфгаардцев через Яругу…

— Пустое, — сказал Ламберт. — Дерутся, режут, рубятся без устали сотни лет. Не в новинку. Я уже решил: двину на дальний Юг, в Содден, Махакам и Ангрен. Известно, там, где прошли войска, особо плодятся страховиды. В таких местах всегда можно было неплохо заработать.

— Факт, — поддержал Койон. — Местность пустеет, по деревням одни бабы, управиться не могут. Кругом без крова и присмотра шастают ребята. Легкая добыча приманивает чудищ.

— А у господ баронов, — добавил Эскель, — комесов разных, войтов с солтысами головы заняты войной, им не до защиты подданных. Приходится нанимать нас. Все так. Но из того, что нам тут поведала Трисс, следует, что конфликт с Нильфгаардом — дело серьезное. Никакая не междоусобица. Верно, Трисс?

— Даже если и так, — язвительно сказала чародейка, — вам-то это, думается, только на руку? Серьезная, кровопролитная война еще больше опустошит деревни, наплодит овдовевших баб, несметное множество осиротевших детей…

— Не понимаю сарказма. — Геральт отнял руку ото лба. — Действительно не понимаю, Трисс.

— Да и я тоже, дитя, — поднял голову Весемир. — О ком речь? О вдовах и детях? Ламберт и Койон занимаются трепотней, словно дети малые, но ведь не слова важны. Ведь они…

— …они этих детей защищают, — гневно прервала Трисс. — Да. Знаю. Спасают от оборотней, которые за год убивают двух, ну трех детей, в то время как нильфгаардцы могут за один час вырезать и спалить целое поселение. Да, вы сирот защищаете. А я хочу, чтобы сирот было как можно меньше. Борюсь с причинами, а не с последствиями. Поэтому вхожу в Совет Фольтеста из Темерии, сижу там вместе с Феркартом и Кейрой Мец. Мы обсуждаем, как не допустить войны, а если она все же случится, как защищаться. Потому что война висит над нами, как стервятник, неустанно. Для вас она — приключение. Для меня — игра, ставка в которой — выживание. Я втянута в эту игру, поэтому мне больно и оскорбительно видеть ваше безразличие и беззаботность.

Геральт выпрямился, взглянул на нее.

— Мы — ведьмаки, Трисс. Разве ты не понимаешь?

— А что тут понимать? — тряхнула каштановой гривой чародейка. — Все ясно и понятно. У вас вполне определенное отношение к миру. То, что этот мир стоит на грани катастрофы, вас не колышет. Меня же — колышет. В этом наше различие.

— Думаю, не только в этом.

— Мир разваливается, — продолжала она. — На это можно смотреть сложа ручки, а можно этому противодействовать.

— Как? — криво усмехнулся Геральт. — Эмоциями?

Трисс отвернулась к пылающему в камине огню и ничего не ответила.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});