Гаугразский пленник - Яна Дубинянская

…Вздрогнула. Напоролась на полную тишину. И поняла, что благополучно заснула.

На абсолютную темноту никак не повлияли ни раскрытие глаз на сто восемьдесят градусов, ни активизация монитора — что в принципе меня не удивило. Странным был новый, незнакомый предмет округлой формы, упирающийся в грудь. Я довольно долго ощупывала его со всех сторон, пока не идентифицировала как собственную коленку.

А вот это уже нездорово. До сих пор я регулярно делала упражнения, тщательно следила за позой, в которой засыпаю, и за все время ничего себе не отлежала. Но теперь нога казалась чужой и не подавала признаков жизни. Даже после того, как я воткнула в нее по очереди ноготь, трубочку от пищевого комплекта и острый угол связилки.

Я прислушалась: тихо. Совсем тихо. Риск, естественно, имел место быть: мало ли, может, пограничники именно так, в совершенном безмолвии, несут ночную вахту. Во всяком случае, с юного сержанта Плюча (насколько я успела узнать его изнутри вместителя) запросто сталось бы.

Но риск остаться без ноги, согласитесь, по-любому перевешивал, даже самый что ни на есть минимальный. Кому как, а мне мои ноги дороги как память — и не только. Словом, ужас как хотелось вылезти. Тем более что я никогда не была в Приграничье. И багажом быть мне давным-давно надоело. И вообще…

Вместитель, в который мы с Далькой вмонтировали внутренний замок с обратным кодом, распахнулся бесшумно и широко, словно створки моллюска тридакны из океанской экосистемы. Я высунула голову и огляделась по сторонам. Не увидела ничего, кроме двух больших квадратов на стене, чуть более светлых, чем окружающая тьма. Черт его знает, что это такое. Попыталась встать: разумеется, ничего не получилось, пока не догадалась пальцами разогнуть левую ногу и зафиксировать ее ступней вниз. Опираясь на правую, пока еще вроде бы мою конечность, приподнялась — и тут же зашаталась, размахивая руками в поисках равновесия. Хорошо, что не загремела во весь рост, перебудив всех, кого только можно.

Глаза потихоньку привыкали к темноте. На фоне квадратов обнаружились темные силуэты, похожие на растения, только почему-то в больших чашках. А напротив — кровать, на ней кто-то спал, тихо, без храпа. В странных беловатых отблесках света из квадратов было никак не разобрать, кто именно, если он, конечно, из наших. Никого из пограничников я все равно не знала в лицо, лишь по голосам.

Я сделала шаг; переставлять бесчувственную, словно приделанную к телу ногу было даже прикольно. Однако в следующий момент нога начала оживать и отозвалась как бы и не болью, но таким нестерпимым ощущением, что я чуть не зашипела вслух. Снова едва не рухнула на пол. Сцепив зубы, кое-как добралась до стены и схватилась за выступ, на котором и вправду стояли чашки с растениями.

«Окна», вспомнила я из часов по доглобальной архитектуре. Вот что они такое, эти квадраты. А выступ, соответственно, называется «подоконник».

Тем временем становилось все светлее. За окном уже можно было что-то разглядеть, и я прилипла носом к прозрачному стеклопластику. На ощупь он оказался очень твердый и холодный, но это ерунда.

Там, за окном, была экосистема! В тусклом сером свете протягивали ветви деревья — большие, настоящие, и я сразу узнала по форме листьев липу и ясень. Листья шевелились, как живые, и я догадалась, что дует ветер. Мимо странной перегородки (такое впечатление, будто ее делали не из пластика, а из живых древесных веток!) пробежало животное собака с поднятым вверх колечком хвоста. Если честно, из вместителя мне казалось по голосу, что оно раза в два крупнее, но, может, это другая собака? Под ясенем обнаружился маленький блок с круглым отверстием, где она, судя по всему, жила: только мохнатое колечко смешно вильнуло снаружи.

Небо за деревьями начало отсвечивать желтоватым и розовым, и это было ужас как красиво. На вертикальную палку посередине перегородки (тоже, кажется, деревянную) взлетела большая птица с пышным хвостом. Запрокинула голову и звонко закричала: по крику я вспомнила, что такая птица называется «петух» и что она самец.

Страшно хотелось туда, на открытый воздух. Но было уже так светло, что каждый, кто вышел бы вслед или хотя бы выглянул в окно, моментально меня застукал бы. К тому же я припомнила, что крик птицы петуха, кроме всего прочего, несет сигнальную функцию, что-то вроде психобудильника. Сейчас они все попросыпаются, и… Короче, пора назад, во вместитель. Обернулась. Теперь можно было спокойно рассмотреть комнату, темную и тесную, без единого монитора. Почти всю ее занимал прямоугольный стол: даже странно, что я не врезалась в него, когда ковыляла к окну на одной ноге. В стене торчала одностворчатая дверь, рядом был сложен экспедиционный багаж во главе с моим до сих пор распахнутым вместителем, сплющенным, как дохлый моллюск без раковины. Возле двух других стен стояли кровати; люди, которые на них спали, и не думали как-то реагировать на петушиный крик. Не пограничники, решила я. Наши.

Тихонько, на цыпочках — нога уже слушалась беспрекословно, как родная, — я подошла поближе, чтобы разглядеть спящих. Один из них был Винс; наискось черкнула взглядом по его сонной физиономии с полуоткрытым ртом и, не задержавшись, шагнула дальше.

Ингар.

Надо же — оказывается, это его я несколько минут назад не узнала в темноте. Ингар лежал очень прямо, до подбородка укрытый каким-то непонятным, явно не одноразовым одеялом, под которым угадывались очертания безразмерно длинных рук и ног. Свет, падавший от окна, делил его лицо на две половины, разрезанные четким профилем. Дальняя — черная, словно вырубленная из камня доглобальная скульптура. А та, что ближе, казалась мягкой, трогательной, почти беззащитной. Чуть изогнутая линия губ… полукруглый рисунок ноздри… веко с пушистым полумесяцем ресниц… бровь — будто распластанное крыло усталой птицы чайки… Ингар шевельнулся, и я отпрянула. Поспешно, позабыв про цыпочки, метнулась к вещам и встала в середину открытого вместителя. Теперь только присесть на корточки, свести створки над головой, закодировать, принять позу эмбриона…

С резким стуком распахнулась единственная створка двери.

— Подъем! — громовым шепотом рявкнул Роб, и в то же мгновение Ингар и Винс разом подскочили с кроватей.

— Значит, так, — заговорил мой брат с почти запредельной скоростью. — По-быстрому собираемся и уходим. Сменился патруль, один тамошний кадр меня знает. Будем переходить на другом участке. Ну, живо!…

…Потом, прокручивая всю эту сцену в памяти, я сообразила, что в принципе у меня еще было время упаковаться во вместитель. По крайней мере те полторы секунды, пока Роб говорил все это, а Ингар с Винсом пытались спросонья вникнуть в смысл его слов. Не знаю, как так вышло. Откуда он взялся, этот идиотский ступор, заставивший меня так и стоять столбом посреди экспедиционного багажа, на который вот-вот должны были обратиться все взгляды…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});