Предпоследний герой - Анна и Сергей Литвиновы

Настя перебралась через парапет – ветер, негодник, взметнул юбку так, что, кажется, весь город увидел ее трусики-«недельку», – и… снова встретилась взглядом с давешними парнями. Теми самыми, в джинсах. Которые пытались идти за ней – а потом вдруг повернули назад.

«Вот негодяи трусливые! – беззлобно подумала Настя. – Кадриться – боятся, а исподтишка – наблюдают».

Впрочем, как только ее юбка взметнулась чуть не до пояса, парни тактично отвернулись. Что тоже странно. Насколько она понимает южнороссийских хлопцев – ни один из них не пропустил бы подобный бесплатный полустриптиз.

«Точно – олигофрены», – снова хмыкнула Настя. Внимание пацанов – пусть и чудаковатых – ей, безусловно, было приятно. Только… только… – вдруг осенило ее, – а марьяжный ли у ребяток интерес? Ходят за ней – но не пристают. Наблюдают – но в глаза не смотрят. Даже наоборот – как будто специально от нее отворачиваются. Не связаны ли они с тем мужиком, который все утро стоял под окном – и тоже ни слова ей не сказал?

«Да ну, опять у меня мания преследования началась», – осадила себя Настя. Но мысль-то – даже глупую! – из головы не выкинешь!

Море вдруг потеряло все свое очарование, и Настя заторопилась домой. Южнороссийск, спору нет, – хорош, но что-то есть в этом городе странное… пугающее… Лучше поменьше тут шляться. Особенно – по пустынным набережным.

«Олигофрены» снова сделали вид, что идут абсолютно в другую сторону, но Настя больше не обращала на них внимания. Она быстрым шагом пошла в сторону дома. Пищали чайки, тихонько наигрывал прибой, а больше – никаких звуков. Даже дорога, идущая параллельно Набережной, пуста – ни единой машины. «С бензином, что ли, в городе перебои? – удивилась Настя. – Или у них тут массовый тихий час? Сиеста?»

Ну вот и дом – только дорогу перейти. Хоть машин и не видно, Настя остановилась: «смотрим налево, потом – направо», как она Николеньку учит. И, кстати, очень хорошо, что остановилась – вон мотоцикл несется, на страшной скорости. Рев стоит такой, что в домах стекла дрожат. Настоящий монстр, летит, не разбирая дороги. Настя даже шаг назад сделала – как бы этот придурок на тротуар не вылетел.

Однако мотоциклист оказался культурным – приблизившись к Насте, тактично замедлил ход. Она его даже рассмотреть успела: весь кожаный, из-под шлема полощутся белые патлы, сияют белоснежные зубы – кажется, симпатяга… Но улыбаться ему она все равно не будет – ишь, ревун!

Теперь мотоцикл вообще полз еле-еле – Настя даже ногой нетерпеливо топнула: да проезжай ты скорее! Дурачок какой-то – то несется, то плетется… И тут к ней протянулась затянутая в кожаную перчатку рука… резкий рывок – и мотоцикл снова набирает скорость! А в руках у водителя – Настина сумочка!

В первые доли секунды она стояла, окаменев. Тупо смотрела на ладонь – ее пересекала царапина, ручкой сумочки ободрало… Потом бросилась вслед, закричала, из глаз брызнули слезы… А мотоцикла уже и след простыл – только далекий, угрожающий рев. И город – пустой, словно она на Сицилии во время сиесты.

«Сволочь! – в бессильной ярости думала Настя. – Тварь!»

И вдруг в голову пришла совсем спокойная мысль: «У меня теперь даже платка нет, чтобы слезы вытереть».

Она кое-как протерла глаза рукавом. Нет, реветь ей нельзя. Некогда.

Настя твердо сказала себе: «А ну, соберись! Ничего страшного пока не случилось! Подумаешь, сумку вырвали. Спасибо, что сама цела».

Прийти в себя удалось на удивление быстро. Так, теперь нужно срочно решать, что делать.

Часы показывали половину четвертого. До встречи с дедом Никитичем – два с половиной часа. «Идти в милицию? Писать заявление?»

Настя вспомнила, как говаривал Сенька: «Милиция – это наиболее бесполезный правовой институт». Настя тогда еще смеялась и просила Сеньку, «чтоб изъяснялся попроще».

«Ну приду я в милицию. И сколько я там проторчу? Часа два, не меньше. Пока то, пока се… Наверно, уговаривать будут, чтобы я заявление не писала – явный же, как пишут в газетах, «висяк». И этого мотоциклиста сроду не поймают.

Тем более что я даже номер его не заметила. Да и был ли он, кстати, вообще, этот номер?!

Нет, – решила она. – В милицию идти – бесполезно. Наплевать, забыть – и домой. Не выбьют они меня из колеи – пусть и не надеются. Буду варить суп со «звездочками», как собиралась. А потом – в больницу».

Она в пять минут добралась до дома. Снова поздоровалась со старухами на дворовой скамейке. Вихрем взлетела по лестнице. Ключ от квартиры, к счастью, был не в сумке, а в кармане: «Молодец я! Предусмотрительная!»

Настя сунула ключ в замок. Что за ерунда – не поворачивается! Или это у нее руки до сих пор дрожат? Вставила ключ по новой – снова не крутится. Да что же за день сегодня такой неудачный?! Сумку вырвали, замок сломался… Она навалилась на дверь плечом и опять взялась за замок. И – еле удержалась на ногах: дверь подалась. А ключ-то – по-прежнему не провернулся!

Первая мысль была – развернуться и убежать. Куда угодно, просто прочь отсюда. Как можно дальше! Немедленно – на вокзал и в Москву, к Сене!

«Успокойся, истеричка! Ну подумаешь – замок сломался. Он всегда заедал… Да, но дверь-то – открыта!» И ноги от страха подгибаются, и руки дрожат, а сердце, кажется, сейчас остановится.

«Нет. Не дождетесь!»

Настя стиснула зубы и осторожно вошла в квартиру.

«Здесь никого нет. Ни-ко-го. Нет. Нет!»

Да, пусто.

Только пол в комнате весь усыпан бумагами, и валяются пожелтевшие конвертики старых писем, и жалобный комок дедовой рубашки на полу…

«Нет! Не может быть!» – кажется, она закричала в полный голос.

Неужели она проиграла?! Впервые в жизни взялась – под свою ответственность! – за важное дело – и проиграла?

Настя на ватных ногах прошла в спальню. Здесь тоже – полный разгром, постельное белье сорвано, и даже матрасы вспороли. А бабушкина брошка растоптана злым каблуком, камушки разлетелись по полу и искрят под лучами солнца… Нет сил смотреть.

Она подошла к окну и задернула шторы. Потом взяла стул – его, к счастью, не вспарывали (видно, «Двенадцать стульев» не читали). Встала на него, не разуваясь (поздно уже думать о чистоте-порядке). И снова закричала – теперь уже от радости.

Тайник, который когда-то показала ей бабушка, Татьяна Дмитриевна, налетчики не нашли. И Настя триумфально достала оттуда все то, что представляло реальную ценность: свой паспорт. Заначку – на обратный билет и на всякий случай. И – тетрадь Николая Арсеньевича, заботливо обернутую в вощеную бумагу.

«Вот вам! Вот вам всем, гадам!»

Только до чего же глаза щиплет, если улыбаться сквозь слезы…

«Да. Становится все горячее и горячей, – Настя сама удивилась, как спокойно она рассуждает об опасных и совсем непривычных ей вещах. – Наш с Никитичем план нужно срочно менять. И я, кажется, уже знаю, что нужно делать… И делать – быстро».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});