Лунный камень - Коллинз Уильям Уилки

– Уговорите миледи попробовать травяные дорожки, – сказал он садовнику, бросив кислый взгляд на песок.

Почему инспектор Сигрэв сделался гораздо ниже ростом, когда его представили Каффу, я не берусь объяснить. Я могу только упомянуть этот факт. Они удалились вместе и очень долго сидели запершись и не впуская к себе никого. Когда они вышли, инспектор был взволнован, а сыщик зевал.

– Мистер Кафф желает посмотреть гостиную мисс Вериндер! – сказал Сигрэв, обращаясь ко мне чрезвычайно торжественно и с большим воодушевлением. – Он, может быть, вздумает сделать несколько вопросов. Пожалуйста, проводите его.

Пока мною распоряжались таким образом, я взглянул на знаменитого Каффа. Знаменитый Кафф, в свою очередь, смотрел на инспектора с тем спокойным ожиданием, которое я уже заметил. Не берусь утверждать, что он ожидал какой-нибудь глупости от своего собрата, но подозреваю, что это было именно так.

Я повел их наверх. Сыщик внимательно осмотрел индийский шкафчик и обошел вокруг всего будуара, задавая вопросы (лишь изредка инспектору и постоянно мне), цель которых, я полагаю, была непонятна для обоих нас в равной мере. Он дошел наконец до двери и очутился лицом к лицу с известной нам разрисовкой. Он положил свой сухой палец на небольшое пятнышко под замком, которое инспектор Сигрэв уже приметил, когда выговаривал служанкам, толпившимся в комнате.

– Какая жалость! – сказал сыщик Кафф. – Как это случилось?

Он задал вопрос мне. Я ответил, что служанки столпились в этой комнате накануне утром и что эту беду наделали их юбки.

– Инспектор Сигрэв приказал им выйти, сэр, – прибавил я, – чтобы они не наделали еще больших бед.

– Правда, – сказал инспектор своим военным тоном, – я велел им убраться вон. Это сделали юбки, мистер Кафф, это сделали юбки…

– Вы приметили, чьи юбки это сделали? – спросил сыщик Кафф, все еще обращаясь не к своему собрату по службе, а ко мне.

– Нет, сэр.

Тогда он обратился к инспектору Сигрэву и спросил:

– А вы это заметили, я полагаю?

Инспектор, казалось, был застигнут врасплох, но поспешил оправиться.

– Я не могу обременять свою память, – сказал он, – это пустяки, сущие пустяки.

Сыщик Кафф посмотрел на Сигрэва, как смотрел на дорожки, посыпанные песком в питомнике роз, и со своей обычной меланхолией в первый раз дал нам почувствовать, на что он способен.

– На прошлой неделе я производил одно секретное следствие, господин инспектор, – сказал он. – На одном конце следствия было убийство, а на другом чернильное пятно на скатерти, которого никто не мог объяснить. Во всех моих странствованиях по грязным закоулкам этого грязного света я еще не встречался с тем, что можно назвать пустяками. Прежде чем мы сделаем еще шаг в этом деле, мы должны увидеть юбку, которая сделала это пятно, и должны узнать наверное, когда высохла эта краска.

Инспектор, довольно угрюмо приняв это замечание, спросил, надо ли позвать женщин. Сыщик Кафф, подумав с минуту, вздохнул и покачал головой:

– Нет, мы прежде займемся краской. Вопрос о краске потребует двух слов: да или нет, – это недолго. Вопрос о женской юбке длинен. В котором часу служанки были в этой комнате вчера утром?.. В одиннадцать часов? Знает ли кто-нибудь в доме, сыра или суха была краска в одиннадцать часов утра?

– Племянник миледи, мистер Фрэнклин Блэк, знает, – сказал я.

– Он здесь?

Мистер Фрэнклин был очень близко, ожидая удобного случая быть представленным знаменитому Каффу. Через полминуты он был уже в комнате и давал следующее показание:

– Эту дверь разрисовывала мисс Вериндер под моим наблюдением, с моей помощью и составом моего изобретения. Этот состав высыхает, с какими бы красками ни употребили его, через двенадцать часов.

– Вы помните, сэр, когда было закончено то место, на котором теперь пятно? – спросил сыщик.

– Помню очень хорошо, – ответил мистер Фрэнклин. – Это место было окончено последним. Нам надо было кончить к прошлой среде, и я сам закончил его к трем часам пополудни или вскоре после этого…

– Сегодня пятница, – сказал сыщик Кафф, обращаясь к инспектору Сигрэву. – Вернемся назад, сэр. В три часа в среду это место было окончено. Состав должен был высохнуть через двенадцать часов – то есть к трем часам утра в четверг. Вы производили здесь следствие в одиннадцать часов утра. Вычтите три из одиннадцати, и останется восемь. Эта краска была суха уже восемь часов, господин инспектор, когда вы предположили, что женские юбки ее смазали.

Первый жестокий удар для мистера Сигрэва! Если б он не заподозрил бедную Пенелопу, я пожалел бы его.

Решив вопрос о краске, сыщик Кафф с этой минуты словно забыл о своем товарище по профессии и стал обращаться к мистеру Фрэнклину, как к более надежному помощнику.

– Весьма возможно, что вы дали нам ключ к тайне, сэр, – сказал он.

Не успели эти слова сорваться у него с губ, как дверь спальни распахнулась и мисс Рэчел неожиданно появилась перед нами. Она заговорила с сыщиком, словно не замечая или не обращая внимания на то, что он был ей совершенно незнаком.

– Вы сказали, – спросила она, указывая на мистера Фрэнклина, – что именно он дал вам ключ к тайне?

– Это мисс Вериндер, – шепнул я сыщику.

– Очень возможно, что этот джентльмен, мисс, – проговорил сыщик, внимательно изучая лицо моей барышни своими стальными серыми глазами, – дал нам в руки ключ.

На мгновение она повернулась и сделала попытку взглянуть на мистера Фрэнклина. Я говорю «сделала попытку», потому что она тотчас же опять отвернулась, прежде чем глаза их встретились. Ее мысли, по-видимому, были чем-то странно встревожены. Она покраснела, потом опять побледнела. Вместе с бледностью на ее лице появилось новое выражение – выражение, испугавшее меня.

– Ответив на ваш вопрос, мисс, – сказал сыщик, – я прошу у вас позволения, в свою очередь, задать вам вопрос. Здесь, на вашей двери, есть пятно. Известно ли вам, когда оно было сделано или кто его сделал?

Вместо того чтобы ответить ему, мисс Рэчел продолжала говорить свое, как если бы сыщик ни о чем не спросил ее или она ничего не слышала.

– Вы новый полицейский офицер?

– Я сыщик Кафф, мисс, из сыскной полиции.

– Как вы думаете, стоит ли вам выслушать совет молодой девушки?

– Очень буду рад выслушать его, мисс.

– Так исполняйте вашу обязанность сами и не позволяйте мистеру Фрэнклину Блэку помогать вам!

Она сказала эти слова с таким озлоблением и с такой яростью, с таким необыкновенным взрывом недоброжелательства к мистеру Фрэнклину в голосе и в выражении лица, что, хотя я знал ее с младенчества, хотя я любил и уважал ее больше всех после миледи, мне первый раз в моей жизни сделалось стыдно за мисс Рэчел.

Сыщик Кафф не отрывал от ее лица своего неподвижного взгляда.

– Благодарю вас, мисс, – сказал он. – Не знаете ли вы чего-нибудь об этом пятне? Может быть, вы сами нечаянно смазали краску?

– Я ничего не знаю об этом пятне.

С этим ответом она отвернулась от нас и опять заперлась в своей спальне. На этот раз и я услышал, как услышала прежде Пенелопа, что она зарыдала, лишь только осталась одна. Я не мог решиться взглянуть на сыщика и взглянул на мистера Фрэнклина, который стоял ближе всех ко мне. Он казался еще более огорченным, нежели я, тем, что случилось.

– Я говорил вам, что встревожен за нее, – шепнул он. – Теперь вы понимаете, почему?

– Мисс Вериндер, кажется, не в духе из-за пропажи алмаза, – заметил сыщик. – Это вещь ценная… Весьма естественно.

Извинение, которое я придумал за нее вчера (когда она забылась при инспекторе Сигрэве), сделал за нее сегодня человек, не принимавший в ней такого участия, как я, потому что он был посторонним ей человеком. Холодная дрожь пробежала у меня по спине – почему, я тогда не знал; думаю, что в ту минуту у меня, должно быть, мелькнуло первое подозрение о новой мысли (и мысли ужасной), которая появилась у сыщика Каффа лишь на основании того, что он усмотрел в мисс Рэчел и услышал от нее при этом первом их свидании.