Бездна голодных глаз - Генри Олди

«Полон ли ты?»

И Ад ответит Богу:

«Еще, дай мне еще!..»

Коран

Над хутором занималась заря. Тускло-багровое солнце медленно выползало из-за дальних холмов, и от растущей на отшибе одинокой сосны к хутору протянулась длинная синеватая тень. Тень безуспешно старалась подтянуть хутор поближе к опушке, но это ей никак не удавалось — как, впрочем, не удавалось и многие разы до того; но тень не оставляла своих попыток. Может быть, на этот раз…

…Старик проснулся рано. Он всегда просыпался рано, долго ворочался на жесткой лежанке, временами замирая и настороженно вслушиваясь в предутреннюю тишину. Наверное, ему было уже далеко за семьдесят, но старик давно потерял счет своим годам — да и то сказать, к чему их считать, моложе все равно не станешь… Глубокие резкие морщины избороздили его обветренное лицо, лицо человека, привыкшего ко всему — и к ветру, и к дождю, и к злобе людской — но прятавшиеся под кустистыми бровями хитрые глаза нет-нет, да и вспыхивали огоньком былого интереса ко всему, что вокруг. Стар был Черчек, стар, но крепок, не угас в нем еще тот огонь, который… Вот тот самый огонь.

Что-то полыхнуло в лесу — резко и ослепительно, на миг затмив еще не до конца выползшее из-за горизонта солнце — и старый Черчек невольно зажмурился, вскидывая к глазам корявую ладонь.

— Ну вот, еще кто-то, — пробормотал старик, запустив пятерню в нечесаную бороду, на удивление только начавшую седеть всерьез.

— Небось опять бедолага какой… Лица Лишенный. Хотя нет, уж больно сильно полыхнуло… Никак Помнящий!

С этого момента действия Черчека стали быстрыми и точными. Он не стал будить остальных, а прихватив тяжелый дубовый посох, окованный с одного конца железом, довольно резво для своих немереных лет зашагал к лесу. По дороге старик сам подивился своей прыти. К чему все это? Ведь поначалу (и довольно долго) пришельцев все одно нельзя ни увидеть, ни услышать. Одно слово — призраки.

И все-таки… уж больно сильно полыхнуло!..

Он уже шагал между столетними соснами, привычно ступая по мягкому ковру опавшей хвои, которая почему-то не хрустела под его босыми ногами, когда до него наконец дошло: раньше он никогда не видел таких ярких вспышек. Никогда! Но ведь тогда… тогда это означало, что у вновь прибывшего сохранился Дар! Неужто случилось то, во что они все тут давно перестали верить, но все же втайне надеялись — надеялись, несмотря ни на что…

Еще не веря до конца самому себе, старик ускорил шаги. Точного места вспышки он не запомнил, но в направлении не сомневался. Вот только… сможет ли он увидеть прибывшего? Дар — это, конечно, хорошо, да только призрак — он и есть призрак, хоть с Даром, хоть без… Не видно его. Не слышно его. И нюхом не учуять, хоть нос наизнанку выверни.

А потом Черчек остановился. Потому что узрел мужика. Нормального крепкого мужика, и весьма справного, с бородой — разве что рубаха на мужике была чрезмерно тонкая, да штаны слишком вытертые. На ногах — не то башмаки, не то черт его разберет… Стекляшки опять же на носу — видел он раньше у одного такие же стекляшки…

Пока Черчек рассматривал мужика, мужик с не меньшим интересом рассматривал Черчека. Потом он зачем-то похлопал себя по рубашке, по штанам, и весело спросил:

— Слышь, дед, у тебя закурить нету?

7

Напрасно мы, раз он так величав,

Ему являем видимость насилья;

Ведь он для нас неуязвим, как воздух,

И этот жалкий натиск — лишь обида.

В. Шекспир

— …А ты уверен?

— Да вроде… Выползень. Точно. Помнишь, наш Страничник еще рассказывал? И место самое подходящее…

— Так-то оно так… Вот только как бы маху не дать! Кому охота зазря под Переплет шею подставлять?.. Погляди, тень у него есть?

— Да болотник его разберет! Темно тут, не разглядишь… Ты лучше его ножичком попробуй. У тебя ножевье хорошее, длинное…

— Ага — ножичком! А ты на себя берешь? Ежели выползень — вся Благодать тебе достанется. Слышь, Пупырь — берешь или как?

— Нашел глупого, радости тебе несчитано-немеряно… Благодать! А ну как человек это — что тогда?! Может, горожанин заблудился…

Только тут до меня дошло, что я уже довольно долго лежу на спине на чем-то весьма сыром и холодном, и вслушиваюсь в этот странный разговор. Следом я сообразил, что говорят явно обо мне. Так это, значит, что? Это, значит, они меня ножичком пробовать собираются?! Оставаться и дальше слушателем мне резко расхотелось. Вот сейчас как пыранут ножичком!..

Я открыл глаза и попробовал резко вскочить на ноги. И вскочил — чему сам изрядно поразился.

Два не в меру грязных, заросших дядьки в неопределенного цвета холщовых рубахах и таких же грубых домотканных штанах испуганно отскочили назад, и один из них поспешил выставить перед собой суковатую палку, а второй схватился за висевший на поясе кривой нож.

— Вы что, мужики, с ума посходили — в живого человека ножом тыкать? У вас тут что — все такие? В смысле — с придурью?..

Как ни странно, я их уже почти не боялся — они сами выглядели на редкость перетрусившими. Не знаю уж, на каком языке я с ними заговорил, но эти двое меня прекрасно поняли. Как, впрочем, и я их.

— Так ты выползень или нет? — осведомился один из моих оппонентов. — Ишь, распрыгался…

— Вы мне сперва объясните, что такое «выползень» — тогда я вам отвечу.

— Выползень! — радостно констатировал дядька с ножом. — Заморочить хочет! Не будь я Пупырем — морочит! А ну, Юхрим, объясни ему…

— Запросто! — согласился обладатель дубины — и немедленно, без всякого предупреждения, огрел меня оным орудием по голове.

Самым удивительным было не то, что я выдержал этот удар и даже не потерял сознания. Было больно, но не слишком. Куда удивительней оказалось другое — дубина, проломив мне голову, рассекла мое тело чуть ли не надвое и застряла где- то в районе живота. При этом тело мое практически не пострадало, мгновенно сомкнувшись, словно вода, которую пытались рассечь топором.

Дубина крепко увязла в моем животе, и теперь Юхрим пытался ее оттуда вытащить. Палка двигалась с трудом, неприятно царапая сучками мои внутренности (или что там теперь было у меня в животе?). Юхрим сопел, кряхтел, но дело шло туго.

Я же был до того ошарашен случившимся, что только через несколько секунд до меня дошло все скотство поведения аборигена. Вернее, обоих сразу — потому что, пока потный Юхрим пытался извлечь из меня свое первобытное оружие, Пупырь, обойдя меня сзади, старательно тыкал мне в спину кривым ножом. И это тоже было не самое приятное ощущение в моей жизни.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});