Творческий путь Пушкина - Дмитрий Благой

127

В распоряжении первого биографа Пушкина П. В. Анненкова имелись воспоминания о нем, записанные со слов Шевырева и, надо сказать, вообще изобилующие многочисленными ошибками и неточностями. В частности, Шевырев рассказывает, что Пушкин «в Москве объявил… свое живое сочувствие тогдашним молодым литераторам, в которых особенно привлекала его новая художественная теория Шеллинга и под влиянием последней, проповедывавшей освобождение искусства, были написаны стихи „Чернь“». Но уже Л. Н. Майков, опубликовавший шевыревские воспоминания, предупреждал, что «суждения Шевырева часто бывали предвзятые: нередко факт подгонялся у него под определенную мысль и от того терял свои действительные размеры». В отличие от большинства позднейших исследователей, критически отнесся Майков и к утверждению о влиянии на Пушкина «эстетических воззрений молодых шеллингистов» («Пушкин», стр. 322, 330, 332, 336).

128

Впервые я опубликовал его под этим вторым заглавием в подготовленном мною издании: Пушкин. Избранная лирика. М., ГИХЛ, 1935. Под ним оно стало печататься (и сейчас я не очень уверен, что это правильно) во всех последующих советских изданиях.

129

Д. И. Писарев. Сочинения, т. III. M., Гослитиздат, 1956, стр. 339.

130

Г. В. Плеханов. Литература и эстетика, т. 1. M., Гослитиздат, 1958, стр.138.

131

Л. Майков. Пушкин, стр. 331.

132

О том, что под поэтом в последних двух строфах стихотворения имеется в виду Мицкевич, см.: Д. Благой. Мицкевич в России. «Красная новь», 1940, № 11–12, стр. 312–314; Н. В. Измайлов. Мицкевич в стихах Пушкина (к интерпретации стихотворения «В прохладе сладостной фонтанов»). «Ученые записки Чкаловского пединститута», вып. 6, 1952, стр. 171–214.

133

См. подробнее: Б. В. Томашевский. Пушкин, кн. 1. М. — Л., Изд-во АН СССР, 1956, стр. 35–37.

134

Слово «метафизический» примерно в таком же употреблении встречается не только у самого Пушкина, но и у Вяземского, Баратынского. В «Словаре языка Пушкина» (т. 2. М., Изд-во АН СССР, 1957, стр. 570) оно поясняется как «отвлеченный, абстрактный». Думается, что оттенок смысла передан здесь не совсем точно. «Метафизический» в данном случае является синонимом пушкинского же выражения «язык мысли», понятийный, в отличие от языка стихотворного — образно-поэтического по преимуществу.

135

Н. В. Фридман в своей недавно вышедшей книге — первом монографическом исследовании, посвященном Батюшкову-прозаику («Проза Батюшкова». М., Изд-во АН СССР, 1965), подчеркивая близость прозы Батюшкова к прозе Пушкина, выдвинул положение, что и здесь, а не только как стихотворец, он является непосредственным предшественником Пушкина. Однако это положение нуждается в ряде существенных оговорок. И в своих теоретических суждениях, и по своим стилевым тенденциям Батюшков-прозаик действительно во многом предваряет соответствующие искания Пушкина. Однако проза Батюшкова носит по преимуществу критический или очерковый характер. Единственным «беллетристическим» его произведением является историческая повесть «Предслава и Добрыня», в которой он не только следует манере Карамзина, но которая в художественном отношении безусловно уступает последнему. Что касается остальной его прозы, составившей первый том его «Опытов в стихах и прозе», Пушкин хорошо знал ее, свидетельством чего являются неоднократные реминисценции из нее, однако характерно встречающиеся только в пушкинских стихах. Мало того, в отличие от поэзии Батюшкова, не только отзывы или оценки, но даже простые упоминания батюшковской прозы и в критических статьях и набросках Пушкина, и в его письмах отсутствуют. Поэтому хотя известная близость между прозой Батюшкова и прозой Пушкина (в ее небеллетристических жанрах) несомненно имеется, это представляет интерес больше в плане изучения закономерностей процесса становления национально-русского литературного языка. Говорить же о непосредственном влиянии Батюшкова-прозаика на Пушкина, подобном влиянию Батюшкова-поэта, нет достаточных оснований.

136

Г. Ф. Богач. Молдавские предания, записанные Пушкиным. «Пушкин. Исследования и материалы. Труды Третьей Всесоюзной пушкинской конференции». М. — Л., Изд-во АН СССР, 1953, стр. 213–240.

137

Под этим заглавием стихотворение было опубликовано в альманахе Дельвига «Северные цветы на 1828 год» и вошло во вторую часть собрания «Стихотворений А. Пушкина» 1829 г. Подготовляя в 1836 г. новое издание своих стихов, Пушкин обозначил его (возможно, для себя) как «Послание Дельвигу». На этом основании, с моей точки зрения шатком, оно, как правило, печатается теперь во всех изданиях, начиная с большого академического.

138

«Литературное наследство», т. 58, 1952, стр. 88.

139

«Европеец», 1832, № 1, стр. 18.

140

«К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве», т. 2. М., «Искусство», 1957, стр. 591.

141

Л. Н. Майков. Пушкин, стр. 176–178.

142

Немецкий подлинник и русский перевод биографии Ганнибала в сб. «Рукою Пушкина», стр. 34–59.

143

«Русский архив», 1891, № 5, стр. 101–104.

144

Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. М., 1872, стр. 169, 173, 339; страницы других записей при II томе под словами: «Абрам арап». Записи об Абраме Петрове от 1698 и 1699 гг. имеют характер решающего документа. Однако ввиду особенной важности, которую имеет факт нахождения прадеда Пушкина в России уже в последние годы XVII века, что заставляет пересмотреть все традиционные представления о его биографии, следует указать, что, помимо прямого свидетельства дворцовых книг, он подтверждается и рядом косвенных указаний. Во-первых, на полях перевода немецкой биографии Пушкин помечает: «привезен в 696». Дату эту Пушкин вывел из указания той же немецкой биографии, что арап умер в 1781 г., на 93-м году жизни, а в Россию привезен в возрасте восьми лет. Это не вполне совпадает с 1698 г., но, конечно, ближе к нему, чем к 1706-му. Возможно, что в связи с этим и возникло скептическое отношение Пушкина к соответствующим местам немецкой биографии. Во-вторых, сам Ганнибал указывает, что он «состоял при Петре непрерывно в течение семнадцати лет». Между тем с 1717 по 1729 г. он обучался инженерному делу во Франции. Чтобы согласовать это указание Ганнибала с им же даваемой датой въезда в Россию в 1706 г., биографы вынуждены были прибегать к явной натяжке, утверждая, что в число лет, проведенных им при царе, «арап» якобы включил и годы своего учения за границей. Между тем, если считать, что его привезли в 1698 г. все становится на свое место. Восьмилетний «арап» должен был, понятно, сперва несколько привыкнуть к новой обстановке, да к тому же подрасти, научиться русскому языку, а с 1700 г. мог начать непосредственно прислуживать царю. В-третьих, укрепляется, в соответствии с указанной в немецкой биографии датой смерти арапа, выводимая отсюда Пушкиным дата его рождения — 1688 г., которая находится в явном противоречии с утверждением «арапа», что он привезен в Россию в 1706 г., ибо тогда получается, что ему было в это время не восемь, а целых восемнадцать лет. Чтобы устранить это противоречие, биографы предлагали различные даты рождения «арапа» (1696, 1697, 1698), дату же смерти и указание на возраст арапа, имеющиеся в немецкой биографии, отводили в качестве простой описки. Наоборот, если «арап» был ввезен в Россию не в 1706, а в 1698 г., дата — 1688 г. — является наиболее подходящей. Наконец, то, что упоминаемый в дворцовых записях «арап Абрам», «Абрам Петров» — одно и то же лицо, свидетельствует сама непрерывность их вплоть до 1717 г., то есть как раз до того времени, когда арап начал учиться военно-инженерному делу во Франции.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});