Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова

Руднэем. – Так каким образом ты попал на горное озеро? Туда же нет дорог?

– Ты же туда как-то попадаешь. Таким же образом и я, – он уже не пытался шифроваться перед нею. А перед Сиртом было и не надо.

– Через тоннели? Ты умеешь управляться с нашими машинами? Кто тебя научил?

– Я не понимаю, о каких машинах ты говоришь. Я просто знаю секретные входы и выходы в горах. Тоннели сами движутся туда, куда и надо.

– Сами движутся? Тоннели? Так не может быть! Я такого не видела.

– Увидишь, – сказал он. – Что в сравнении с ними твои машины. Тоннели созданы теми, кого давно нет на нашей планете. Даже люди из твоей расы не способны были разгадать их тайны. Но говоря так, я даю тебе пояснение. Я и сам наполовину человек, принадлежащий к той звёздной расе, которая породила и тебя.

– Значит, я видела тебя не во сне, а наяву? Но почему у меня твёрдая уверенность, что это был сон?

– Я точно не спал, когда тебя увидел. А ещё раз ты была там с маленькой девочкой и с другой женщиной. Вас сопровождал высокий лысый мужчина. Было такое?

– Конечно! Мы же все там купаемся. Тут жарко. Но где ты мог прятаться, что мы тебя не заметили?

– В скальной пещере. Оттуда всё отлично просматривается. А наблюдатель легко может скрыть своё присутствие.

– Вот же влипли! – сказала Ландыш, – а Кук воображает, что его никто из местных не раскусил. Вокруг же безлюдье.

– Мы с самого начала знали о вашем появлении. Но выходить на прямой контакт Тон-Ат считал преждевременным. Инициатива должна была исходить от вас.

– Так нам не надо от вас ничего. Мы скоро покинем ваш мир. Мы ищем своего человека. Он давно тут. Остался один.

– Тут никого и давно уже нет. Тех, кто принадлежит к вашей расе. Но об этом ты будешь разговаривать с моим отцом. Он знает больше, чем я. Он скоро сюда придёт.

– Твой отец? – переспросила она, погружённая совсем уже в другую реальность, чем та, из которой она сюда пришла вместе с Раминой. Издалека доносился знакомый смех Рамины. Она нашла тут того, кого искала. Валерий зря переживал за Рамину. Не нужен он ей был. Ландыш стало жалко неуклюжего плюшевого медвежонка Валерия за его обольщение легковесной Раминой.

– Ты не пугайся. Мы не хотим никому из вас причинить хоть что-то плохое. Моему отцу нужно то, что у вас есть, но вам оно ни к чему.

– Что бы это могло быть?

Сирт куда-то исчез. Ландыш не заметила, как он ушёл. – Почему у Сирта такая странная внешность? – спросила она у Руднэя, прижимаясь к нему так, как будто это Радослав сидит рядом с нею.

– Он же полукровка. Его отец был из ваших землян. Как и мой отец был землянин. – Руднэй трогал губами её уши. Ей было щекотно, а сама ласка была настолько привычна, что Ландыш уже забыла, что всего лишь несколько часов назад она и понятия не имела о человеке-сфинксе.

– Сознайся, что я тебе сразу не понравилась? – она прижала его руку к своему сердцу. – Моё сердце едва не разорвалось, когда я тебя увидела вживую. Одно дело сон, а совсем другое дело – явь, Если это явь.

– Ты сразу мне понравилась. У тебя удивительное тело. Когда ты плавала, ты была похожа на богиню Мать Воду. И у тебя прекрасная грудь. Она такая маленькая и совершенная. Я не люблю грудастых женщин. – Его рука едва касалась груди Ландыш. Ей хотелось, чтобы он сильно сдавил её грудь, но она понимала, что на виду у других людей так вести себя нельзя. Правда, других людей полностью скрывали заросли. Движения были частично заторможены, а сознание работало чётко, и даже чувства казались более обострёнными, чем обычно. Поэтому она с внезапной ясностью уловила в его признании отчётливый и металлический оттенок холода, будто он рассказывал ей не о её собственной красоте, а о ком-то, кого она не знала, да и сам он не испытывал жарких вожделений к прекрасной купальщице. Он всего лишь отмечал эстетическое воздействие на себя, вызванное неким превосходным изделием, но ему не нужным.

– Мой муж был удивительный, и я не смогу солгать тебе, что ты лучше. Я любила его настолько, что после его исчезновения я впала в какое-то полупомешанное состояние, лишившись памяти о нём начисто. Но стоило мне ступить на Паралею, как моя память вернулась ко мне. Хотя острой боли уже не было. Всё казалось произошедшим так давно, словно бы протекли столетия и обесцветили все события. Мне казалось, что я и сама стала древняя, отжившая, а мою иссушенную душу впихнули в новый и молодой носитель. Сил девать было некуда, а желания отсутствовали полностью. Вот как со мною было.

– Я никого не любил, – сказал он. – Не знаю, почему так было. – И он провёл тыльной стороной ладони по её голове, затрагивая ухо, словно бы приглаживая её причёску, коей и не было, ведь на Ландыш была надета кружевная шапочка. Она ощутила сквозь нежное прикосновение лёгкий укол в мочку уха, причинённый его перстнем. Рефлекторно она потрогала своё ухо. Универсальный переводчик был на месте.

– Может быть, ты ждал меня? – прошептала пьяненькая Ландыш. Он ничего ей не ответил. Он отодвинулся и стал лениво пить уже обычный прохладительный напиток с тем же безразличием, с каким и пробовал имеющиеся тут кушанья. Как будто он давно и всем объелся, а на женщин он и вовсе смотреть устал за свою долгую и долгую жизнь. Он вёл себя как изжитый старик, а был молодым мужчиной. «Бракованная подделка. Сфинкс – новодел, отполированный под видимость глубокой тайны. Нет никакой загадки. Он – пустышка», – опять подумала она.

Появление Тон-Ата

«Кажется, меня заносит», – подумала оскорблённая Ландыш, и ей стало стыдно собственного признания, упёршегося в явный отказ его принять. «С чего я решила, что меня хоть кто будет любить, как Радослав? Женская часть моей жизни окончена. А оставшаяся жизнь будет посвящена… Чему? Да мало ли чему». Ландыш закричала в сторону растений, – Рамина! Где ты? Ты чего меня бросила совсем одну? Я без тебя пропадаю тут!

– Иди к нам, Лана! – отозвался звонкий голосок Рамины, – у нас отлично! Умников нет, зато веселье есть!

Едва Ландыш встала, качнувшись, даже не желая смотреть на Руднэя, как у столика возник ещё один персонаж. Это был высоченный старик в чёрной отличной экипировке, поскольку рубашкой его верхнюю одежду нельзя было назвать. Скорее, это был блестящий