Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин

– согласование и экспертиза.

Знающие люди подтвердят: на то и на другое требуется больше усилий, времени и средств, чем на само проектирование и строительство. Дело, конечно, нужное, но оно превращено в бесконечную, чудовищную волокиту. Согласования и экспертизы, с учетом проектирования, порой в два раза превышают сроки самого строительства. Как здесь не вспомнить существовавший в СССР порядок, который предусматривал не больше трех месяцев на все формальности?!

Зная все про порядки сегодняшние, мы надеялись на удачу, на авторитет театра, на определенные связи. Только все равно, поскольку деньги шли из федерального бюджета, и многие вопросы решались в Москве, дело затягивалось. И вопрос «почему?» обсуждался строителями на еженедельных совещаниях. Участвовал в них и Кирилл Юрьевич. Очень часто ему вместе со мной приходилось ходить по инстанциям, звонить, просить об одном: будьте любезны, рассмотрите побыстрее, не придирайтесь, пожалуйста.

Со всеми этими проблемами мы и вкатились плавно в ноябрь 2002 года, приступили к устройству фундаментов, контролируя каждый метр бурения, помня об особенностях «кисельного» грунта.

И вот тогда-то, когда работа, можно сказать, уже кипела, раздался тот самый звонок…

– Михаил Константинович, здравствуйте, это Лавров.

Сам, без посредников, секретаря или референта, Лавров позвонил мне впервые.

– Здравствуйте, Кирилл Юрьевич.

– Нам надо встретиться.

– Что-то случилось? – спросил я.

– Случилось. Когда вы сможете быть у меня?

– Через полчаса, – ответил я.

Что же произошло? По незначительному поводу Лавров звонить не будет. Неужели опять проблемы с контрактом, как в самом начале строительства? Когда подписывали документы, никто не обратил внимания на пункт, который говорил, что производство работ нужно вести в «условиях действующего предприятия», вернее, мы, строители, не обратили внимания на это. Театр и «действующее предприятие» – понятия несовместимые, подумал тогда я. Никого не расспрашивал, ничего не уточнял. И ах как наказала меня самонадеянность!

Дворик театра, окруженный со всех сторон производственными помещениями, продукция которых идет в одну точку – на сцену, является сложным технологическим узлом. Закрытие его (дворика) полностью невозможно. Работы, связанные с шумом, а иногда и грохотом машин, исключены: днем два-три часа идут репетиции, а вечером спектакли. Что в остатке? Несколько часов. В ночное время действует закон о прекращении всех видов строительных работ с двадцати трех до восьми утра. Наверстать упущенное в выходные дни невозможно, есть утренние и вечерние спектакли.

В такое положение я попал впервые. Но всю ситуацию понимаю я, руководитель, а попробуй объяснить это рабочему – он пришел работать, ему нужна зарплата. Многое пришлось переделывать на ходу. Каркас здания мы запроектировали в монолитном железобетоне, но, учитывая сложившиеся обстоятельства, изменили на металлические конструкции, которые можно было изготовить на заводе, а здесь, на площадке, за короткое время смонтировать.

Только из-за нехватки времени было придумано много новшеств. Цель была одна – сократить время работы на площадке. И все равно мы его не выигрывали. Законы бытия: из пяти-шести часов не сделать шестнадцать. Сейчас, когда прошло столько лет, многое забылось, но тогда этот маленький дворик бурлил, что вулкан: там, как электрическим током, пробивали нервные взаимоотношения, там реплики и афоризмы звучали такие смачные – нынешние режиссеры позавидуют. Во многих схватках были неправы обе стороны. Мы старались решать конфликты, не доводя их до Лаврова, так сказать, в рабочем порядке. Но даже при этом оставались какие-то обиды и недоразумения…

По дороге в театр позвонил коллегам-исполнителям. Вроде бы никаких ЧП за прошедшую неделю не случилось. Что же могло послужить причиной этого звонка?

Увидев меня, Лавров поднялся, тепло поздоровался, усадил на диван, сам сел рядом. Разговор пошел, как всегда, с расспросов о здоровье, семье, делах в театре. Я терялся в догадках. Закурив и немного помолчав, Кирилл Юрьевич начал разговор на тему, о которой мы никогда с ним не говорили:

– Театральная труппа стареет, нужны новые кадры. Обучать молодежь нужно под крышей родного театра, где сам воздух уже насыщен традициями и легендами. Сами стены воспитывают. Моя мечта – создание студии. Сейчас такая возможность, на мой взгляд, появилась, а самое главное – есть руководитель.

Я молчал, ничего не понимая. Студия нужна, это понятно, но какова моя роль?

– Михаил Константинович, я прошу вас перепроектировать новое здание под театральную студию!

Он замолчал. Я, обомлев, тоже не мог вымолвить ни слова. В голове в надрывной схватке сцепились зловещие мысли: государственный контракт, экспертиза, сроки, нехватка денежных средств, согласится ли на перепроектирование мастерская, неизбежная остановка строительства…

Можно было, конечно, отказаться, можно было стать в позу, но ведь я строю не для себя, а для театра, руководитель которого – Лавров. Зная, уважая его, я не мог отказать. Вероятно, в возникшей проблеме есть и моя ошибка: продавливал свою идею, я не видел другого предназначения новых помещений. Надо исправляться.

– Кирилл Юрьевич, для меня услышанное настолько неожиданно… Но я согласен… Знаю лишь одно: такое кардинальное решение на «пальцах» не объяснить и не понять. Язык инженера – это чертеж…

– Спасибо! – лаконично ответил Лавров.

Сейчас могу признаться честно: начиная работать над новой задачей, я многого не знал. Потому пришлось снова учиться. Да, студия – это творческий коллектив, сочетающий в своей работе учебные, экспериментальные и производственные задачи. Студия – коллектив единомышленников. В прошлые времена студии возникали, главным образом, при крупных театрах. И либо развивали старые добрые традиции, либо занимались поисками новых путей и средств сценической выразительности. Большое распространение «студийность» получила в советское время. В этот период были созданы театр-студия им. Ермоловой, студии под руководством Ю. Завадского, Р. Симонова, Н. Хмелева, А. Дикого в Москве, С. Радлова в Ленинграде, ряд национальных студий. Студии часто подготавливали рождение новых театров. На такой основе возник, например, «Современник».

Еще раз поблагодарю работников театрального музея и литературной части театра за предоставленные мне уникальные книги, из которых я узнал, что еще в 1930 году перед руководством Большого драматического театра встал вопрос о необходимости подготовки собственных актерских кадров. И уже через год при театре организовали производственно-политехнические курсы, которые возглавил Евгений Иванович Чесноков. На основе опыта их годичной работы, осенью 1932 года при театре был открыт Государственный технологический техникум с четырехгодичным сроком обучения. Здесь учились будущие актеры и режиссеры. На первый курс приняли тридцать человек: шестнадцать юношей и четырнадцать девушек. Двое из них всю жизнь отдали БДТ. Это Людмила Макарова и Ефим Копелян.

Копелян – актер известный, действительно, народный. Не только по театру, но и по советскому кинематографу. А вот подробности его актерской судьбы я узнал тогда впервые. В семье Копелянов любили искусство. Отец неплохо рисовал, два брата Ефима стали художниками. В детстве будущий знаменитый актер был уверен, что тоже станет художником. Или, может быть, архитектором. Окончив школу, приехал в Ленинград. Ему было 17 лет. Некоторое время