Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

Раиса охватила его полными короткими руками, она прижималась к нему, и Коля чувствовал, как быстро бьется ее сердце. Он хотел было оттолкнуть ее, но не посмел, потому что именно тогда понял, что на всем свете есть только один человек, который думает о нем и боится, дойдет ли он живым до дому. О сестре Коля в тот момент и не мог подумать — она была слишком далека.

— Ну что ты, полно, — сказал Коля, отстраняя Раису. Он пошел в дом. Раиса семенила следом и говорила счастливо и сбивчиво:

— Я уж не чаяла, честное слово, офицеров по городу хватают, Елика арестовали, а как же так — он же ихний начальник, а они его арестовали?

— Ты с чего взяла?

— Ты заходи, заходи, Мария Алексеевна подтвердит, ты ее знаешь…

Еще чего не хватало! Коля еле сдержался, чтобы не выругаться. Никаких сил общаться с посторонними людьми у него не оставалось, а по виду худой непричесанной женщины, глаза которой были настолько зареваны, что еле раскрывались, он понял, что его сейчас будут просить, уговаривать… Коля уже сталкивался со склонностью Раисы преувеличивать возможности Коли и его желание помогать страждущим. Она и не скрывала своего к этому намерения. «Елик, когда за мной ухаживал, всегда с людьми разговаривал и советы давал. Сегодня он совет даст, а завтра и мне помогут». И Раиса довольно смеялась, понимая, впрочем, цену своей хитрости. Она была существом добрым и хотела, чтобы всем было хорошо.

— Вот, Андрюша, ты Марью Алексеевну помнишь…

— Ну, что у вас случилось? — Коля пытался говорить сухо, но вежливо. Получилось — брезгливо. И женщина сразу поняла.

— Я не просить, вы не думайте, — сказала она сразу. — Я к Раисе зашла, рассказала, что видела, а она мне сказала, чтобы я вас подождала, сказала, что вы в штабе, может, знаете…

— Я ничего не знаю! — сказал Коля.

— Да ты послушай! — вдруг рассердилась Раиса. — Ты же не знаешь, о чем говорят, не выслушал, о чем разговор, а уже не знаешь!

У Коли раскалывалась голова. Сейчас бы на сутки заснуть.

— Ну рассказывайте, — сказал он, присаживаясь за чисто выскобленный кухонный стол.

И заплаканная женщина рассказала, что к ней в дом поздно вечером вошли три матроса. Они были пьяные и с ружьями. Они велели ее мужу, поручику из полуэкипажа, собираться. Они грозились его убить. А когда они его увели, то жена побежала следом, и матросы не могли от нее отделаться, хоть один и ударил ее прикладом. В этом месте Раиса сказала: «Я синяк видела, как утюгом прижгли».

По дороге им встретился автомобиль, в котором везли еще двух офицеров. Матросы начали спорить, потому что одни хотели отправить офицеров в тюрьму, а другие отвезти на Малахов курган и расстрелять без суда как предателей рабочего класса. Они уже были готовы ехать на Малахов курган, куда было ближе, но тут приехал еще один автомобиль. В нем был Елисей Мученик, который, как оказалось, презрев опасность, кинулся от имени Севастопольского Совета пресечь расправу над офицерами. Елисей произнес грозную речь перед матросами о революционной дисциплине, но им скоро надоело его слушать, и они спросили, к какой партии товарищ относится. Елисей сказал, что он эсдек-меньшевик! И тогда главный из матросов сказал: значит, и тебе туда же дорога! Машину Мученика конфисковали, всех отвезли в тюрьму.

Кончив свой рассказ, женщина снова начала плакать. Раиса дала Коле горячего чая и смотрела на него, будто ждала, что он сейчас хлопнет в ладоши и прибегут адъютанты, чтобы освободить офицеров и отважного Елика.

Ничего больше не сказав, Коля взял стакан с чаем и пошел к себе. Там поставил стакан на стул у кровати, снял сапоги и блаженно вытянулся во весь рост. Но физическому блаженству мешал страх, что Гавен и его товарищи могут не удержать в руках революционный гнев толпы, она родит нового Пугачева, который отрубит головы не только офицерам, но и большевикам, и, уж конечно, Коле Беккеру, который поторопился сделать свой выбор… Когда Коля уже засыпал, он запоздало удивился столь неожиданной отваге нескладного Елисея. Чего он добился? Интересно, а что ему грозит?.. Раиса пришла, когда Коля уже спал, так и не раздевшись. Она была сердита на него, потому что он вел себя невежливо.

Как бы помимо воли, она стала свидетельницей поединка между ее бывшим верным поклонником и новым, блестящим и завидным любовником. И в этой дуэли, как ни грустно было сознавать, победу одержал отвергнутый Мученик. Худой и лохматый, он кричал, уперев в матросов обличающий палец: «Возводя беззаконие в постыдный обычай, вы позорите нашу революцию! В ней не место бандитам и насильникам!» Может быть, он кричал не так, но жена арестованного офицера запомнила именно такие слова.

А Коля оказался неспособным на такой подвиг. Он был холодный и робкий в душе. Природа наградила его красивым лицом и стройной фигурой, но обделила живостью и крепостью духа.

Раиса стояла над Колей и глядела на его лицо, разглаженное сном. И думала о том, что, если бы Елик вернулся к ней, она бы бросила Колю, который вовсе и не Коля, а черт знает кто!

И, совсем рассердившись, Раиса пошла в комнатку к сынишке, легла с ним на оттоманке, немного поплакала и заснула.

Глава 7

Декабрь 1917 г

Фелюга Михая Попеску заходила в Новороссийск, и там они узнали, что люди, недовольные большевистским переворотом в Петрограде, съезжаются в Ростов и Нахичевань, чтобы восстановить старые порядки. Людям мало было войны с германцами, они устраивали еще одну — внутри собственной страны, наподобие войны между Севером и Югом в Америке.

Из Новороссийска пришлось уходить в тот же день, несмотря на опасную погоду. На следующее утро, после бессонной штормовой ночи Михай сказал, что в Евпаторию заходить не будет, а держит путь домой, в Одессу. Он предложил Андрею остаться на борту и из Одессы добираться до Москвы поездом. Но Андрей уже настроился посетить Симферополь, свой старый дом, так что после недолгих уговоров Попеску согласился оставить пассажиров в Севастополе.

Севастополя достигли рано утром. Был синий рассвет, по воде пополз туман, огонь маяка с трудом пробивался в море, звук ревуна угасал в белесой мгле. Спустили ялик — плеск тихой воды, стук уключин, голоса матросов звучали гулко и нереально. В ялик положили немногочисленные вещи Берестовых, и Михай сам сел за весла. Подводить фелюгу к причалам он не посмел, запуганный еще в Новороссийске слухами о грабежах и матросских разбоях.

На берегу, у Графской пристани, они попрощались. Михай неожиданно заплакал. Заплакала и Лидочка, но не столько от грусти расставаться с добрым человеком, как от страха перед неизвестностью, которая ждала их.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});