За миллиард лет до конца света (сборник) - Аркадий и Борис Стругацкие

В полном восторге Андрей чмокнул Сельму в щеку, и она снова ушла на кухню командовать прислугой, а Андрей походил по кабинету, рассматривая ковер со всех точек зрения, приглядываясь к нему то впрямую, то искоса, боковым зрением, потом раскрыл заветный шкаф и извлек оттуда здоровенный маузер – десятизарядное чудовище, рожденное в спецотделе Маузерверке, излюбленное, прославившееся в гражданскую войну оружие комиссаров в пыльных шлемах, а также японских императорских офицеров в шинелях с воротниками собачьего меха.

Маузер был чистый, воронено отсвечивающий, на вид совершенно готовый к бою, но, к сожалению, со сточенным бойком. Андрей подержал его двумя руками, покачивая на весу, потом взялся за округлую рифленую рукоять, опустил, а затем поднял на уровень глаз и прицелился в ствол яблони за окном, как Гейгер на стрельбище.

Потом он повернулся к ковру и некоторое время выбирал место. Место скоро нашлось. Андрей сбросил туфли, залез с ногами на кушетку и приложил к месту маузер. Прижимая его к ковру одной рукой, он откинулся как можно дальше назад и полюбовался. Это было прекрасно. Он соскочил на пол, в одних носках опрометью побежал в прихожую, вытащил из стенного шкафа ящик с инструментом и вернулся обратно к ковру.

Он повесил маузер, потом люгер с оптическим прицелом (из этого люгера Копчик застрелил насмерть двух милиционеров в последний день Поворота) и возился с браунингом модели девятьсот шестого года – маленьким, почти квадратным, – когда знакомый голос за спиной произнес:

– Правее, Андрей, чуть правее. И на сантиметр ниже.

– Так? – спросил Андрей, не оборачиваясь.

– Так.

Андрей закрепил браунинг, задом спрыгнул с кушетки и попятился к самому столу, озирая дело рук своих.

– Красиво, – похвалил Наставник.

– Красиво, но мало, – сказал Андрей со вздохом.

Наставник, неслышно ступая, подошел к шкафу, присел на корточки, покопался и достал армейский наган.

– А это? – спросил он.

– Деревяшек на рукоятке нет, – сказал Андрей с сожалением. – Все время собираюсь заказать и каждый раз забываю… – Он надел туфли, присел на подоконник рядом со столом и закурил. – Сверху у меня будет дуэльный арсенал. Первая половина девятнадцатого века. Красивейшие экземпляры попадаются, с серебряной насечкой, и формы самые удивительные – от таких вот маленьких до огромных, длинноствольных…

– Лепажи, – сказал Наставник.

– Нет, лепажи как раз маленькие… А внизу, над самой кушеткой, я развешу боевое оружие семнадцатого-восемнадцатого веков…

Он замолчал, представляя себе, как это будет прекрасно. Наставник, сидя на корточках, копался в шкафу. За окном неподалеку стрекотала машинка для стрижки газонов. Чирикали и посвистывали птицы.

– Хорошая идея – повесить здесь ковер, верно? – сказал Андрей.

– Прекрасная, – сказал Наставник, поднимаясь. Он вытащил из кармана носовой платок и вытер руки. – Только торшер я бы поставил в тот угол, рядом с телефоном. И телефон нужно белый.

– Белый мне не полагается, – сказал Андрей со вздохом.

– Ничего, – сказал Наставник. – Вернешься из экспедиции – будет у тебя и белый.

– Значит, это правильно, что я согласился идти?

– А у тебя были сомнения?

– Да, – сказал Андрей и погасил окурок в пепельнице. – Во-первых, мне не хотелось. Просто не хотелось. Дома хорошо, жизнь наладилась, много работы. Во-вторых, если говорить честно, – страшновато.

– Ну-ну-ну, – сказал Наставник.

– Нет, в самом деле. Вот вы – вы можете мне сказать, с чем я там встречусь? Вот видите! Полная неизвестность… Десяток страшных Изиных легенд и полная неизвестность… Ну и плюс все прелести походной жизни. Знаю я эти экспедиции! И в археологических я бывал, и во всяких прочих…

И тут, как он и ожидал, Наставник спросил с интересом:

– А что в этих экспедициях… как бы это выразиться… что в них самое страшное, что ли, самое неприятное?

Андрей очень любил этот вопрос. Ответ на него он придумал очень давно и даже записал в книжечку, и впоследствии неоднократно использовал его в разговорах с разными девицами.

– Самое страшное? – повторил он для разгону. – Самое страшное – это вот что. Представьте себе: палатка, ночь, пустыня вокруг, безлюдье, волки воют, град, буря… – Он сделал паузу и посмотрел на Наставника, который весь подался вперед, слушая. – Град, понимаете? С голубиное яйцо величиной… И надо идти по нужде.

Напряженное ожидание на лице Наставника сменилось несколько растерянной улыбкой, потом он расхохотался.

– Смешно, – сказал он. – Сам придумал?

– Сам, – гордо сказал Андрей.

– Молодец, смешно… – Наставник опять засмеялся, крутя головой. Потом он сел в кресло и стал смотреть в сад. – А хорошо здесь у вас, на Белом Дворе, – сказал он.

Андрей обернулся и тоже посмотрел в сад. Залитая солнцем зелень, бабочки над цветами, неподвижные яблони, а метрах в двухстах, за кустами сирени – белые стены и красная крыша соседнего коттеджа… И Ван в длинной белой рубахе неторопливо, покойно шагает за стрекочущей машинкой, а его младшенький семенит рядом, ухватившись за его штанину…

– Да, Ван обрел покой, – сказал Наставник. – Может быть, это и есть самый счастливый человек в Городе.

– Очень может быть, – согласился Андрей. – Во всяком случае, про других своих знакомых я бы этого не сказал.

– Ну, такой уж у тебя сейчас круг знакомых, – возразил Наставник. – Ван среди них – исключение. Я бы даже просто сказал, что он вообще человек другого круга. Не твоего.

– Да-а, – задумчиво протянул Андрей. – А ведь когда-то вместе грузили мусор, за одним столом сидели, из одной кружки пили…

Наставник пожал плечами.

– Каждый получает то, чего он заслуживает.

– То, чего он добивается, – пробормотал Андрей.

– Можно и так сказать. Если угодно, это одно и то же. Вану ведь всегда хотелось быть в самом низу. Восток есть Восток. Нам этого не понять. Вот и разошлись ваши дорожки.

– Самое забавное, – сказал Андрей, – что ведь мне с ним по-прежнему хорошо. У нас всегда есть о чем поговорить, есть что вспомнить… Когда я с ним, я никогда не испытываю неловкости.

– А он?

Андрей подумал.

– Не знаю. Но скорее да, чем нет. Иногда мне вдруг кажется, что он изо всех сил старается держаться от меня подальше.

Наставник потянулся, хрустнув пальцами.

– Да разве в этом дело? – сказал он. – Когда Ван сидит с тобой за бутылкой водки и вы вспоминаете, как оно все было, Ван отдыхает, согласись. А когда ты сидишь с полковником за бутылкой шотландского, разве кто-нибудь из вас отдыхает?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});