Волкодав - Мария Васильевна Семенова

дикую кошку. Повеление Богини как будто пробудило в ней нечто нечеловеческое, и это нечто рвалось наружу, словно крылатое насекомое, раздирающее кожу отслужившей личинки. Вот только появиться должна была не безобидная бабочка или стрекоза, а…

Тут из-за спины Эвриха возникла Сигина, о которой в суматохе успели благополучно забыть. Вид у неё был по обыкновению безмятежный, но комнату она пересекла так решительно и быстро, что никто не сообразил помешать ей. Маленькие мягкие ладони легли на виски бьющейся, невнятно хрипящей Вионы и с неожиданной силой повернули ей голову, заставив посмотреть в глаза. Волкодав успел приготовиться к худшему, и, когда Виона внезапно обмякла, безвольно повиснув у него на руках, венн успел ощутить укол ледяного ужаса – всё, умерла!… Это продолжалось мгновение, он тут же понял, что несчастная женщина ещё дышала, пускай неровно и слабо. Её губы шевельнулись, что-то произнесли. Волкодаву послышалось: «Мама…»

Наверное, бешеная борьба просто вычерпала все её силы. Как бы ни могуча была ворожба, нельзя требовать от человеческого тела того, на что оно не способно. Венн очень осторожно опустил Виону на краешек ложа, но рук не убрал, чтобы не приключилось никаких неожиданностей. Мастер Улойхо уже стоял на коленях возле постели. Он звал Виону и плакал, гладя любимую по голове, по растрёпанным, спутанным волосам, на которые он так и не успел возложить диадему из чудесных камней. Икташ отдал няньке ребёнка. С появлением в комнате Сигины мальчишка необъяснимым образом успокоился, но обращать внимание на подобные мелочи было, право же, недосуг.

– Вот теперь расколдовывай, – сказала Сумасшедшая Эвриху. Она крепко держала Виону за оба запястья. И добавила нечто совсем уже непонятное: – Вдвоём мы сильнее.

Сильнее Богини?… – усомнился про себя Волкодав. Отогнать гибель, причиняемую Её третьестепенными посланцами, вроде отравленной стрелы или морового поветрия, – это ещё куда ни шло. Преодолеть волю, изречённую Ею Самой…

Эврих, в отличие от него, как-то сразу отбросил сомнения. Нагнулся к Вионе и, сосредоточенно зажмурившись, возложил руки ей на темя. Совсем как Тилорн.

– А ты пусти девочку, сынок, – сказала Волкодаву Сигина. – Больше биться не будет, не позволим мы ей.

И венн поверил. Наверное, потому, что звучала в голосе Сумасшедшей некая необоримая основательность: так могла бы говорить Мать Земля, если бы человеку было дано слышать Её речи. Волкодав, бдительный телохранитель, сразу и окончательно успокоился насчёт Вионы. Но зато подумал о нищенке. Вернее, о той, что в облике бездомной попрошайки плакала у ворот, а потом, получив от добрых людей подаяние, таким вот образом отблагодарила за ласку. С мастером Улойхо рассуждать было бесполезно, и он обратился к Сонмору:

– Я за той… искать стерву…

Великий вор сразу понял, о ком шла речь, и кивнул:

– Ступай. Икташ здесь присмотрит.

Лицо Эвриха приняло отрешённое выражение, губы чуть заметно улыбались, что-то шепча.

– Я с тобой! – вызвался Лута. – Всех на ноги поставлю, а потаскуху на кол посадим!

* * *

Выскочив вместе с Кей-Сонмором за ворота, Волкодав живо огляделся по сторонам, но не обнаружил ничего, могущего подсказать хотя бы, в какую сторону скрылась посланница Вездесущей. На каменной мостовой, скупо освещённой факелом в руке молодого вора, конечно, не было никаких следов. Камень блестел от осевших капель тумана. Венн вдохнул зябкий сырой воздух и подумал о том, что люди Кей-Сонмора, вероятно, в самом деле перевернут вверх дном весь Кондар. И поймают с десяток нищенок, чем-нибудь похожих на ту. И всех предадут чудовищной смерти. Младший Сонмор любит своего побратима и ни перед чем не остановится, отмщая за ужас, пережитый его любимой женой. Но кто поручится, что среди наказанных будет и виноватая? Ибо хитроумны вестники Смерти и немного найдётся равных им в умении уходить от погони…

Всё же ему упорно казалось, будто след остался нестёртым. И ещё, будто некая часть его существа обо всём уже догадалась, и догадка плавала у самой поверхности, но не могла пробиться к сознанию. Надо лишь чуть-чуть поднатужиться, сделать усилие, и он сообразит, в чём тут дело. Запах?… Нет, не запах. Дворовые псы, выбежавшие с людьми, потыкались носами в уличный камень и принялись неудержимо чихать, а потом поджали хвосты и удрали обратно в калитку. Что-то тоньше запаха и в то же время сильней… Волкодав опустился на корточки, пристально вглядываясь в булыжник мостовой, испрашивая ответа…

И внезапно всё понял. И увидел след, вплетённый в туман, столь же ясно, как стоявший рядом Кей-Сонмор мог бы увидеть отпечаток ноги на мягкой земле. Вот и венн приметил внутренним оком отголоски чьих-то мыслей и чувств, задержавшиеся в смятой пустоте ночи. И даже удивился, как такая простая догадка не посетила его сразу же. Зато теперь оставалось только воспользоваться вновь открывшимся знанием. Благо духовные отпечатки многих людей разнились так же сильно, как и запахи тел. Волкодаву понадобилось мгновение, чтобы легко выделить нужный.

Он захотел рассказать о своём открытии Кей-Сонмору и поднял голову, собираясь заговорить, но увидел, что Лута пятился прочь, глядя на него с потусторонним ужасом на лице и как бы защищаясь факелом, судорожно зажатым в руке. Факел дымил, трещал и плевался брызгами, рождая в тумане огненный ореол… Волкодав удивился испугу Кей-Сонмора, однако разбираться, что такого стряслось, не было времени. И так уже злодейка порядком обогнала их. Она пыталась скрыться в сторону пристаней; вообще-то корабли по ночам редко отчаливали, но кто поручится?…

Венн во всю прыть рванулся по следу, чуть приостановившись только затем, чтобы обернуться на Луту и вооружённых слуг, высыпавших на улицу. Почему-то никто не спешил последовать за ним. Все стояли на месте и смотрели ему вслед так, словно впервые увидели. Волкодав мысленно плюнул и устремился дальше один.

Прыжок. Прыжок. Новый прыжок. Ноги несли его вперёд плавно и мощно. Летела назад каменная мостовая и крашеные столбы опрятных заборов. Он уверенно и как бы отстранённо сказал себе: я успею. Я перехвачу её, я не позволю ей достигнуть причалов и лодки, которая там, наверное, дожидается с вечера. Она бежит быстро, у неё резвые и крепкие ноги, и она очень хочет спастись. Но в глубине души она опасается, что её всё-таки схватят, и поэтому я быстрей. Я знаю, что возьму её. Я возьму её. И одним рывком сломаю ей шею. Я знаю это.

Он увидел продолговатый свёрток тряпья, валявшийся в сточном жёлобе под стеной дома. Внутри свёртка не угадывалось ни малейших признаков жизни. Вот, значит, какого ребёнка