Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус - Дэн Абнетт

Лесорубы привезли цепную пилу на плоской платформе и помогли отцу вкатить ее в мастерскую. Отец велел зажечь все лампы. На эту работу должно было уйти много времени.

Он ждал в дверях мастерской, пока отец отлаживал работу двигателя пилы и привинчивал решетку кожуха обратно. Набившиеся в кожух опилки рассыпались по помещению, заполнив его терпким запахом дерева нал.

Дожидаясь, пока отец протестирует пилу, он чувствовал, как сердце забилось чаще. Так было всегда, сколько он себя помнил. Он всегда испытывал восторг и трепет, наблюдая за работой отца, больше походившей на волшебство. Отец брал мертвые куски металла, соединял их и делал живыми. Это была магия, которую он надеялся однажды унаследовать. Он мечтал стать механиком.

Теперь его сердце колотилось так, что стало больно. В груди болело настолько сильно, что он схватился за дверной косяк, чтобы удержаться на ногах.

Отец повернул выключатель на движке пилы, и машина с дрожью ожила. Ее резкий визг заполнил мастерскую.

Боль в груди стала невыносимой. Он глотнул воздуха. Боль концентрировалась на одной стороне тела, слева, под ребрами. Он пытался позвать отца, но его голос был слишком слаб, а рев пилы — слишком громок.

Он понял, что умирает. Он умрет здесь, в дверях мастерской своего отца, в графстве Прайз, вдыхая запах дерева нал, слушая рев пилы и чувствуя копье невыносимой боли прямо в сердце…

Кольм Корбек открыл глаза и добавил к своей жизни добрых тридцать пять лет. Он больше не был мальчишкой. Сейчас он был старым солдатом с плохой раной и в очень, очень трудном положении.

Он был обнажен по пояс, грязные обрывки нательной рубахи все еще болтались на плечах. Он потерял ботинок. Фес побери, его вооружение и вокс-передатчик тоже пропали неизвестно куда.

Все тело покрывали кровь, порезы и синяки. Он попытался шевельнуться, и боль вгрызлась в него с новой силой. Вся левая сторона груди превратилась в кровавую корку вокруг длинного лазерного ожога.

— Н-не двигайтесь, командир, — раздался чей-то голос.

Корбек огляделся по сторонам и увидел рядом Йеля. Молодой танитский солдат с пепельно-белым лицом сидел, прислонившись спиной к полуразрушенной кирпичной стене. Он тоже был без кителя, и засохшая кровь коркой покрывала плечо.

Корбек осмотрелся. Они находились в старом, давно мертвом камине громадной комнаты, которую не пощадила война. Стены лишились штукатурки, лишь кое-где имелись остатки старых украшений и росписи, а изящные стрельчатые окна были забиты досками. Свет стрелами проникал в щели между ними. Последнее, что помнил Корбек, был штурм здания гильдии. Это же помещение, насколько он мог судить, зданием гильдии не являлось.

— Где это мы? Что сл…

Йель мягко покачал головой и крепко схватил Корбека за руку.

Полковник тут же заткнулся, проследил за взглядом товарища и увидел инфарди. Больше десятка врагов расхаживали по комнате. Некоторые с оружием наготове занимали позиции у окон. Остальные таскали ящики с боеприпасами и свертки со снаряжением. Четверо втащили в комнату длинную и явно тяжелую скамью. Ножки скамьи царапали каменный пол. Инфарди переговаривались друг с другом низкими, глухими голосами.

Только теперь Корбек начал вспоминать. Они вчетвером подходят к главному залу здания гильдии. Император свидетель, они сполна воздали тем мерзким сектантам! Колеа дрался, как демон, Лейр и Йель бок о бок с ним. Корбек вспомнил, что наступал с Йелем, а Колеа прикрывал их. А затем…

Затем боль. Дальний лазерный выстрел, посланный инфарди, который притворялся мертвым в развалинах.

Корбек приподнялся и подполз к Йелю, морщась от боли.

— Дай-ка мне посмотреть, — прошептал он и попытался осмотреть рану парнишки. Йеля трясло мелкой дрожью, и Корбек заметил, что у солдата один зрачок шире другого.

Увидев затылок Йеля, Корбек похолодел. Как он еще оставался в живых?

— Что с Колеа? Лейром?

— Думаю. Они выбрались. Я не видел… — прошептал Йель. Он собирался сказать что-то еще, но внезапно оцепенел, когда по комнате словно пронесся чей-то вздох. Корбек скорее почувствовал его, чем услышал. Стрелки-инфарди смолкли и попятились к стенам, склонив головы.

Что-то вошло в помещение, что-то по очертаниям напоминающее крупного человека, если, конечно, человек может быть одет в шепот. Это что-то было скорее похоже на сгусток дыма, марево, искажавшее воздух и гудящее, словно большое осиное гнездо.

Корбек уставился на фигуру. Он чувствовал, что та извращает реальность вокруг себя, ощущал ни с чем не сравнимый холодный запах варпа. Фигура была одновременно прозрачной и плотной, воздушной, словно пар, но при этом твердой, как доспехи Императора. Чем больше Корбек смотрел, тем больше видел в этой дымке. Крошечные тени, сверкание, бурление, движение и жужжание, словно в пузыре кишели мириады насекомых.

Со звуком, подобным вздоху, преломляющий щит отключился и исчез, оставив крупную фигуру в зеленых шелках. Небольшой генератор поля висел на поясе.

Нечто повернулось к двум охраняемым пленникам, лежащим в жерле пустого камина.

Значительно выше двух метров, сплошная груда мышц. Там, где ярко-изумрудный шелк не скрывал кожу, виднелись омерзительные татуировки культа инфарди.

Патер Грех улыбнулся Кольму Корбеку:

— Ты знаешь, кто я?

— Могу догадаться.

Грех кивнул, и его улыбка стала шире. Образ мучающегося в агонии Императора на его левой щеке и лбу и кровавая пустая глазница вместо левого глаза создавали устрашающую картину. Вместо зубов у него были заостренные стальные импланты. Он вонял потом, порчей и… корицей. Он наклонился к Корбеку, и полковник почувствовал, как рядом с ним задрожал от страха Йель.

— Мы с тобой похожи.

— Я так не думаю… — произнес Корбек.

— О да. Ты сын Императора, принесший ему клятву. Я инфарди… паломник, верный культам моих святых. Святая Саббат, да будут благословенны ее мощи. Я пришел сюда, чтобы выразить ей почтение.

— Ты пришел сюда, чтобы осквернить их, гнусный ублюдок.

Не переставая улыбаться, Грех пнул Корбека по ребрам.

У Кольма потемнело в глазах. Когда сознание вернулось, он лежал в центре комнаты, а вокруг стояли все инфарди. Они что-то пели и время от времени стучали ногами или прикладами винтовок. Йеля он не видел. Боль в ребрах становилась все сильнее.

Патер Грех вновь возник в поле его зрения. За его спиной та самая тяжелая скамья. Теперь Корбек видел, что это был верстак. Верстак каменотеса, с прикрепленным к нему большим буром. Бур жужжал. Так жужжала пила во сне Корбека.

— Святая страдала от девяти священных ран, — говорил Грех. — Давайте же восславим их снова, одну за другой.

Инфарди швырнули Йеля на верстак. Бур взвыл.

Корбек ничего не мог сделать.

К северу от этого района возвышался Старый Город, покрывая коростой черепичных крыш откосы горы Цитадели. Главная улица, по непонятной причине прозванная Милей Инфарди, змеилась от Колодезной улицы и скотного рынка и карабкалась через более безопасный престижный коммерческий район и квартал Камнетесов.

Даже мимолетный взгляд на храмы, стелы, колоннады — на многочисленные образцы архитектуры Доктринополя — говорил гостю о долгой и искусной работе резчиков и каменщиков. Блоки из песчаника и грандиорита доставлялись по реке и каналу из громадных каменоломен, расположенных в горах. И в своих мастерских на отрогах основания Цитадели мастера высекали прекрасные статуи и жутковатых горгулий, резали фасадные барельефы и кружевные пилястры.

В самом начале Мили Инфарди главный танитский врач, Толин Дорден, разбил полевой госпиталь в длинном здании для омовений. Это место было легче всего содержать в приемлемой чистоте. Запах сырости перебивал теплый, мягкий запах, исходивший от сушильных шкафов через нагревательные вентиляционные отверстия.

Дорден как раз заканчивал зашивать рану на руке рядового Гутса, когда Призрак из новичков, вергхастец, вошел под черепичную крышу госпиталя с резкого солнечного света на площади. Раскатистый гул «Гидр» Пардуса, обстреливавших Цитадель, докатывался и сюда. Через открывшуюся дверь Дорден мог легко разглядеть группку танитцев, отдыхавших у фонтана. Он велел Гутсу отправляться восвояси.

— Что случилось? — спросил он прибывшего, мужчину лет тридцати, с широким лицом и тяжелой челюстью.

— Да это все рука, док, — ответил мужчина, напирая на гласные — характерная манера речи жителей Вергхаста.

— Давай посмотрим. Как тебя зовут?

— Рядовой Тин, — ответил мужчина, закатывая рукав. Левая рука до локтя представляла собой кровавую кашу. Имелись явные признаки инфекции.

Дорден потянулся за тампоном и стал прочищать рану.

— Пошло заражение. Тебе стоило раньше прийти ко мне. Шрапнель?