Пять баксов для доктора Брауна. Книга вторая - М. Маллоу

— Ах, он еще и занят? — голос миссис Гейзер предвещал бурю самым недвусмысленным образом. — Ну, сейчас он увидит на небе звезды! Эй, вы, бабуля!

— Что случилось, миссис Гейзер? — выглянула та, для предосторожности не показываясь целиком.

— Уехал! — коротко ответила та. — Представляете, уехал! Даже записки не оставил!

— Куда уехал? — испугалась миссис Буддл и выбралась в коридор. — Надолго?

— Мне, — в это слово миссис Гейзер вложила все, — он не доложился!

— На что это вы намекаете? — бабуля Буддл тоже подбоченилась.

— Это я намекаю? — взвилась миссис Гейзер.

— Не я же!

— Это я намекаю? — не успокаивалась миссис Гейзер

— Не я же!

— Подождите вы, Летиция, — сказала вдруг миссис Буддл. — Может, вернется?

— Вернется?! — еще хуже завопила миссис Гейзер. — Вернется он, как же!

Она схватила бабулю за плечи и подтолкнула к номеру пятому. Дверь пятого не была даже заперта. Д.Э., которого миссис Гейзер приволокла за шиворот, заглянул внутрь. В комнате было пусто. Ни стола с часовым станком, похожего на столик для швейной машинки, ни лампы, ни стула с вонючей жилеткой на спинке.

— Думаете, это все? — хозяйка повернула бабулю к себе лицом. — Нет, дорогая, это еще цветочки! Вот!

Фотографии отличались только тем, что на одной миссис Гейзер, под руку с Флинтом в воскресном сюртуке, выходила из лютеранской церкви — одновременно сидя в кресле в ателье. В толпе праздничных прихожан выделялась только миссис Буддл с перекошенным лицом. Именно эта гримаса была гордостью Козебродски, который — помните? — как-то ухитрился щелкнуть бабулю возле уборной. А на второй уже бабуля, едина в двух лицах, сияя, как медная сковорода, выходила под руку с женихом — из католической церкви на Мейн-стрит. Лицо миссис Гейзер, прекрасно заметное в толпе, выражало ужас и отвращение. (Жилетная пуговица Козебродски очень удачно застала ее обнаружившей на обеденном столе таракана). Свадебные гости на обеих карточках были не просто одинаковыми. Это были одни и те же гости.

Дверь номера четвертого распахнулась.

— Послушайте, — настаивала жена председателя городского совета, — я вас не тороплю. День, два, даже неделю могу подождать. Я ведь прекрасно понимаю, что имею дело с тонкими сферами. Может быть, у вас будет более удачный день, а? Давайте, мой дорогой, я зайду во вторник? Да? Что вы скажете насчет вторника?

— Во вторник-во вторник! — нехорошо усмехнулась миссис Гейзер. — Шарлотта, вас только нам и не хватало. Взгляните.

Молчание длилось гораздо дольше того времени, которое требуется даме средних лет, чтобы рассмотреть две фотографии.

— Но если бы это было все! — миссис Гейзер усмехнулась еще более нехорошо, и триумфально развернулась к компаньонам. — Знаете, Шарлотта, кто на самом деле эта парочка?

Она выдержала театральную паузу, достала из кармана платья мятый листок, расправила и помахала им в воздухе.

— Джулия Дей! Та самая Джулия Дей из Сан-Франциско!

Д.Э. Саммерс ухватился за карман брюк. В доме воцарилась тишина. Только канарейка в лавке продавца птиц продолжала тенькать.

— Мне сразу показалось, что что-то здесь не так, — медленно и страшно проговорила жена председатель городского совета. — Моя интуиция еще ни разу меня не подводила. Ну, ничего, я этого так не оставлю! Я этого так не оставлю!

Дамы вопили теперь уже в три глот… то есть, конечно, лица.

М.Р. был бледен.

— Так, — сказал Джейк, — ясно. Делаем ноги, только тихо.

Но тихо сделать ноги не получилось: дверь третьего номера открылась во второй раз. Миссис Макферсон перестала кричать. В дверях, бледная и несчастная, стояла барышня на выданье. Она все слышала и в руках у нее была газета.

— Сэр, — аж застонал Дюк, — мне конец!

И точно.

— Мисс Буддл, вы что, успокойтесь! — увещевал Д.Э., пытаясь удержать поэтическую барышню от смертоубийства.

— Не лапай, свинья! — огрызалась та, лягаясь и пытаясь добраться растопыренными ногтями не до одного, так до другого. — Или он на мне женится или живым не уйдет!

— Я вот ему женюсь, голодранцу! — бабуля отдирала внучку от компаньонов. — Чтобы духу этого паршивца рядом с тобой не было!

— Дюк, да уйди же ты, черт, уйди, не видишь, ты ее злишь!

— Не могу я! — орал М.Р. с расцарапанной физиономией. — Я объясню! Я все объясню, мисс Буддл!

— Ах, уже «мисс Буддл»! — совсем озверела белокурая поэтесса. — А где же «дорогая Агнессс»? Где она? Где?

На каждое «где» приходился удар газетой по физиономии Д.Э Саммерса. Джейк выдирал газету из рук барышни на выданье, барышня газету не отдавал, в результате газета, смятая, как для уборной, оказалась зверски разодрана на несколько частей, мисс Буддл потеряла к ней интерес и сосредоточилась на самом Д.Э.

— Агнесс! — страшным голосом осадила ее миссис Гейзер. — Опомнитесь, девочка!

Старшие дамы приняли подобающий вид и посмотрели на младшую. Джейк выпустил запястья мисс Буддл, которые для безопасности держал разведенными в стороны и поднятыми кверху — как если бы барышня объявляла капитуляцию. Физиономия, шея и руки у него были исцарапаны так, как будто кошку в тазу вымыть пытался. Мисс Будлл рыдала.

— Я так и знала, — победоносно кивнула миссис Гейзер. — Шарлотта, идите за мужем.

Миссис Макферсон кивнула и с достоинством стала спускаться по лестнице. М.Р., весь зеленый, стоял, как вкопанный.

— Агнесс, — велела бабуля Буддл, — умой лицо, сходи в аптеку, скажи мистеру Робинсону, бабушка просит успокоительных капель. Не реви, паршивка! Ты выходишь замуж.

— А вы, — повернулась к двум джентльменам хозяйка, — марш в комнату.

Уговаривать компаньонов было не нужно. Миссис Гейзер и миссис Буддл остались снаружи — караулить и заодно поболтать.

Двое джентльменов собирали вещи.

— Ну что, — Д.Э. сгреб грязный кофейный аппарат, — допрыгались? Розы-мимозы, на облачке козы! Мало нам, что погорели, теперь еще эта твоя фея маслица подлила.

Он подхватил саквояж и компаньоны бросились к окну. Перемахнули через подоконник, в два прыжка промчались по террасе и, обдирая ладони, съехали по столбам. На полпути к земле Д.Э. вспомнил, что боится высоты, и застрял напротив окна с картонной табличкой «Фотоателье»: ни треноги, ни ширмы, ни холста с видом на горный ручей, ни даже кресла, куда усаживали клиентов, не было. Только стол, стул и горшок под кроватью.

— Смылся, — выговорил Джейк, приземляясь перед компаньоном. — Оба смылись.

— То-то он так легко согласился дать мне попользоваться аппарат — чтобы с самого взятки гладки были!

— Да черт с ними, бегом отсюда!

Двое джентльменов на цыпочках пробрались через парадную дверь и выскочили во двор. Порыв ветра вздернул простыни, а из окна высунулась бабуля Буддл, сверкнула очками на солнце и крикнула: «Вот они, голубчики!»

— Быстрее! — шипел Дюк с козел катафалка, судорожно вцепившись в саквояж. — Ну, быстрее же ты!

— Да все уже, все! — Джейк щелкнул вожжами.

Катафалк сорвался с места. На углу разлетелась стая голубей.

Взяли двоих джентльменов потому, что миссис Гейзер крикнула продавцу птиц, который как раз шел из кондитерской, тот — аптекарю, аптекарь — мяснику, а тот, не будь дурак, свистнул кучеру, чтобы перегородил катафалку дорогу. Экипажи — один, другой, третий — отрезали все пути к отступлению.

— Беги, дурак! — крикнул Джейк компаньону, когда большие, как половины свиной туши, руки мясника стащили его с козел.

— Как ты думаешь, — небрежно спросил Дюк, — деготь будет очень горячий?

Оба, в сопровождении своих многочисленных клиентов, вступили на мост через Гуадалуп-ривер.

Говорил Дюк вполголоса, даже еще тише — в спину утыкалось дуло ружья. За ружье со стороны приклада держался мистер Лик — торговец фортепиано.

— Спокойно, сэр, — тоже небрежно отозвался Д.Э., лопатками ощущая винчестер председателя городского совета Макферсона, которому, судя по пожарному цвету лица, очень бы хотелось обойтись без лишних церемоний, — все обойдется.

Д.Э. бросил взгляд в реку, но вода стекала по здоровенным валунам, и, легкомысленно журча, неслась вдаль. О неожиданном прыжке с мостика нечего было и думать.

Мы, леди и джентльмены, не будем приводить тут излишние подробности. Скажем только, что ровно через то время, которое потребовалось бывшим клиентам ясновидящего на то, чтобы собраться во дворе председателя городского совета, компаньоны, в костюмах более, чем экстравагантных, совершали пробежку в быстром темпе — через весь город, опять к реке, — отмываться от дегтя и гусиного пуха.

В воду влетели с разбега, прыгая босыми ногами по острым камням, спотыкаясь о валуны, падая и чертыхаясь.

Плыли долго, время от времени вылезая на мель — перевести дух. Отдалившись таким манером мили на четыре, выбрались и поскреблись песочком.