Карлики - Максим Дегтярев

Уважаемая редакция!

Я всегда и с большим интересом читаю ваши научно-популярные статьи. Теперь же настало время мне, вашему читателю, поделиться с вами некоторыми загадочными, но достоверными фактами, что по большому секрету были сообщены мне одним моим знакомым, проживающим на Фаоне. Не просите меня назвать его имя, ибо это невозможно по целому ряду соображений и, в первую очередь, потому что он сам был бы против. Я буду краток и передам лишь самую суть.

Контрабандой биороботов в наше время уже никого не удивишь. Но в данном случае, мы имеем дело с чем-то большим. Речь идет о гоморобоидах — человекоподобных существах, выведенных искусственно и представляющих угрозу всему человечеству. Страшные сказки об инопланетянах покажутся нам детской забавой, если эти ужасные и безжалостные монстры смогут незаметно проникнуть в человеческое общество. Я уверен, что вы, с вашими возможностями, сможете либо успокоить взволнованную общественность, либо, если все изложенное — правда (в чем лично я не сомневаюсь), положить конец преступным замыслам.

С горячим оркусовским приветом,

Джон Смит.

Почему я поселил Джона Смита на Оркусе — не знаю. Наверное, из-за нелюбви к этой планете. Слово «гоморобоиды» привлечет внимание тех, кто знает о гомоидах, а те, кому про гомоидов ничего не известно, сочтут, что речь идет о биороботах. Одно нажатие клавиши — и письмо отправилось плутать по накопителям, дабы сделать вид, что идет оно с Оркуса.

8

В девять утра я позвонил Виттенгеру, чтобы напомнить ему о данных мне вчера обещаниях. Я ожидал застать его, в лучшем случае, за завтраком. В экране появилась помятая полицейская физиономия. Судя по одежде, Виттенгер был уже при исполнении.

— Чего тебе? — буркнул он. После вчерашней совместной попойки и в честь наступившего похмелья он окончательно перешел на «ты».

— Вы уже встали? — удивился я, продолжая, по привычке, говорить ему «вы».

— А ты еще спишь, как погляжу, — проворчал полицейский. Он говорил куда-то в сторону, словно комлог мог передавать не только звук и изображение, но и запах. За спиной у Виттенгера мелькнула знакомая обстановка.

— Решили навестить вдову? — спросил я, в душе радуясь тому, как рьяно он принялся выполнять мои рекомендации.

— Теперь она больше не вдова, теперь Перк — вдовец, если б только был жив, — доходчиво объяснил Виттенгер.

— Погодите, погодите… вы хотите сказать, что Эмма Перк мертва? Я вас правильно понял? — переспросил я для верности.

— Правильно, правильно — мертвее некуда, — с профессиональным цинизмом подтвердил он.

— Вы там долго еще пробудете? Я сейчас приеду! — крикнул ему я и стал второпях собираться.

— Сиди лучше… — очевидно он хотел сказать «сиди лучше дома», но я выключил связь.

Наплевав на правило летать ниже километра только по часовой стрелке, я помчался прямиком на восток-юго-восток — к дому Перка. Для проникновения в дом я применил тот же метод, что и в день смерти Перка — верхом на ком-то из жильцов.

— Ну и кто тебя звал? — такими словами встретил меня Виттенгер.

— Вы если и зовете, то только в одно место… — огрызнулся я.

— В одно место мы не зовем, а посылаем, — обычный полицейский юмор.

Тело Эммы Перк лежало возле письменного стола, с которого пять дней назад я забрал комлог. Одета она была так, будто только что встала с постели: верхняя часть пижамы, домашний халат. Рядом с телом стояло рабочее кресло, над столом светился экран домашнего компьютера.

Из соседней комнаты раздались детские всхлипывания.

— Мальчик? — спросил я.

— Нет — девочка!… Разумеется, мальчик — он в порядке, сейчас с ним психиатр, — злобно вымолвил Виттенгер.

— Как зовут ребенка? — я вдруг вспомнил, что никогда не интересовался его именем.

— Также как и отца — Альм — Альм-младший.

— К чему давать ребенку имя отца? — удивился я.

— Теперь уж точно — не у кого спросить, — ухмыльнулся Витенгер.

— Как она умерла, уже известно?

— Шоковый разряд, вот видите — с правой стороны чуть ниже уха покраснение, — нагнувшись Виттенгер показал, куда был нанесен удар цефалошокером.

— Давно? — продолжал расспрашивать я. На удивление, Виттенгер мне отвечал.

— Часов в пять утра — плюс-минус.

— Оружие нашли?

— Нашли, вот… — майор показал мне пакетик с шокером, — цефалошокер был зажат в ее правой руке, — пояснил он.

— Черт, похоже накаркали мы вчера… — выругался я.

— В смысле? — не понял Виттенгер. Он не помнил ничего из вчерашнего разговора.

— В смысле, не сама ли она все это устроила, — ответил я. На трезвую голову произносить слово «самоубийство» невыносимо тяжело. — Следы какие-нибудь нашли?

— Все пробы сняли, расшифровывать будем в лаборатории — все равно спешить теперь некуда. А на это вы обратили внимание? — Виттенгер указал на экран. Я посмотрел. На экране была лишь одна строка:

Я НИКОГО НЕ УБИВАЛА

— так там было написано, черным по белому.

— Вот те раз… — пробормотал я, — предсмертная записка? Или один из тех знаков, о которых вы мне вчера толковали?

— О чем вы? Какие еще знаки? — несколько напряженно переспросил Виттенгер. Я попытался напомнить:

— Ну вспомните, вы говорили, что каждое наше движение — это знак…

— И я так говорил? Знаете что, забудьте-ка вы все, что я вам вчера наговорил, — посоветовал он.

— Уже забыл, — я поспешно последовал его совету, — так это она писала?

— Не знаю. Вводили не голосом, поэтому авторство установить невозможно. Следы на мануалке мы конечно проверим, но вряд ли результат анализа поможет нам ответить на вопрос, кто это написал.

Я находился в полнейшей растерянности.

— Ерунда какая-то получается. Предположим, что мы имеем дело с суицидом и текст писала она. Тогда почему она написала «никого», а не скажем «своего мужа» или «Альма Перка». Кого еще она не убивала? И если она и в правду никого не убивала, тогда и нет видимого мотива для того, чтобы покончить с собой.

Виттенгер возразил:

— Но ты же собирался обвинить ее еще в одном преступлении. Помнишь, ты просил узнать, где она находилась во время взрыва на Укене. Мне только что сообщили, что взорванный дом принадлежал Франкенбергу и не исключено, что во время взрыва он находился в доме. Кстати, я уверен, ты с самого начала знал, что взорвали Франкенберга, но мне ничего не сказал. Ты и в убийстве старика-профессора собирался ее обвинить?

— Даже если и так — откуда ей стало известно о наших планах. Как она могла догадаться, что мы хотим обвинить ее и в убийстве мужа, и в убийстве Франкенберга. К тому же, обвинение в двойном убийстве, при условии, что она их не совершала, еще не повод для суицида, особенно учитывая, что у нее есть ребенок. Если только… — я задумался.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});