Секретный Черчилль. Британские спецслужбы в войнах ХХ века - Вадим Телицын

«Изменение расположения немецких войск явно наводит на мысль о том, что приняв участие в делах Югославии, Гитлер отложил ранее взятые им на вооружение планы запугивания Советского правительства. Если это так, Советское правительство может использовать сложившуюся ситуацию для укрепления своих позиций. Данная отсрочка свидетельствует о том, что силы противника не безграничны, и указывает на преимущества, которые проявятся в случае принятия ряда мер, таких, как, например, создание “единого фронта”.

Бросается в глаза туманный характер заявления. Во втором параграфе Кадоган утверждал, что усиливая давление, Гитлер надеется добиться дальнейших уступок, на самом деле не собираясь нападать на Россию. Проект инструкций был по-прежнему столь несовершенен, что Черчилль сам заменил параграф, подчеркнув военный аспект данной информации. Но даже и после этого в инструкциях не содержалась мысль о необходимости срочных действий, к чему стремился Черчилль, и они не соответствовали его интерпретации новых разведданных. Однако, если предупреждение Черчилля, как и предложение Криппса, не содержало призыва помочь Англии в ее тяжелом положении в Юго-Восточной Европе, то в инструкциях эта мысль явно прослеживается:

«…Лучшим способом укрепления Советским правительством своих позиций было бы оказание материальной помощи Турции и Греции, а через посредство последней и Югославии. Эта помощь могла бы увеличить трудности немцев на Балканах и еще отсрочить нападение немцев на Советский Союз, чему имеется так много признаков. Если же не воспользоваться шансом и не вставить палку в немецкое колесо, опасность может вновь возникнуть через несколько месяцев.

…Не примите это за наше стремление получить помощь Советского правительства или ожидание, что русские будут действовать в чьих-то интересах, а не в своих собственных. Мы хотим лишь, чтобы они поняли, что Гитлер намерен рано или поздно напасть на них, если будет в силах сделать это…»

Черчилль уверял, что он не получал никаких сведений от Криппса до 12 апреля. Настораживает также преднамеренное забвение им драматического поворота событий в Югославии в тот самый день, когда его предупреждение достигло британского посольства в Москве, в результате чего его предостережение стало излишним. Происшедшие события целиком изменили соотношение сил в Юго-Восточной Европе, установив там полную гегемонию Германии и устранив английское и русское присутствие. Последствия этих событий для внешней политики и их влияние на военные приготовления Советского Союза были огромны.

Подписывая с Югославией соглашение – о чем Молотов поспешил проинформировать Шуленбурга, – русские надеялись опередить немцев и не допустить повторения болгарского прецедента, случившегося за месяц до этого. Этот акт во многом служил Сталину лакмусовой бумагой для определения намерений немцев. Фактически же это была его последняя перед войной попытка подойти к Германии как к равному партнеру. Шуленбург в спешном порядке сообщал Гитлеру, что Сталин надеется, что упреждающий шаг убедит германское правительство сделать «в своих отношениях с Югославией все возможное для поддержания мира».

Несмотря на то, что Белград оказался в незавидном положении, став жертвой стремления Венгрии и Италии к пересмотру границ, он не собирался присоединяться к Тройственному пакту, особенно после того, как поражение Италии в Албании временно ослабили угрозу. Югославия стала для Гитлера ключом, с помощью которого он стремился достичь Восточного Средиземноморья. Хотя позднее Гитлер объяснял вероломное нападение на Югославию подписанием ею договора о ненападении с Россией, вторжение в Югославию было продиктовано проведением в жизнь операции «Марита» – захвата Греции. Наращивание сил отставало от графика, и переброска войск через Югославию имела решающее значение для осуществления в начале лета плана «Барбаросса». Однако 14 февраля на переговорах Югославия твердо отстаивала идею создания нейтрального балканского блока. Но война нервов набирала обороты. Югославия, видимо, не могла хладнокровно взирать на огромное наращивание немецких войск в Румынии. 4 марта принц Павел подвергся со стороны Гитлера обычной обработке запугиванием и лестью. Гитлер высказался о намерении силой захватить Россию и разъяснил ему, что балканская проблема не решена и Югославия после вывода немецких войск получит свою долю «добычи» в Салониках. 25 марта Югославия, наконец, присоединилась к Тройственному пакту, хотя и на условиях, которые делали ее участие призрачным, гарантируя Германии безопасность правого фланга, но не позволяя вермахту перебрасывать немецкие войска через ее территорию.

В этих условиях вряд ли можно недооценить значение переворота, совершенного в Белграде 27 марта. Миллионная югославская армия создавала теперь угрозу тому самому флангу, который Гитлер столь тщательно оберегал, и тем самым нарушала график вторжения в Грецию и развертывания войск для операции «Барбаросса». Хотя новое правительство сразу не заявило о выходе из Тройственного пакта, Гитлер приказал своим начальникам штабов оккупировать страну еще до начала переговоров между Россией и Югославией. Из инструкций, данных фельдмаршалу Паулюсу, становится ясным вспомогательный характер новой операции, которая подобно «Марите» должна была защитить правый фланг вермахта в готовящейся кампании против России. Развертывание сил началось 28 марта и вряд ли могло ускользнуть от внимания Сталина.

6 апреля Белград подвергся сокрушительной бомбардировке. Три дня спустя немецкие войска сломили сопротивление югославов в Скопле и захватили Салоники. Благодаря успехам на этом фронте и продвижению бронетанковых войск генерала Клейста к Белграду 2-я армия смогла совершить быстрое наступление на своем участке. Вечером 10 апреля, на два дня раньше графика, немецкие войска завершили оккупацию Загреба, а 13 апреля целиком овладели Белградом. По такому же сценарию развивались военные действия в Греции, и 23 апреля, после самоубийства премьер-министра, греческая армия капитулировала. Не лучше проявили себя и англичане. 16 апреля началось их отступление; 25 апреля над Акрополем взвился флаг со свастикой, а четыре дня спустя вступлением немецких войск на южную оконечность Пелопонесского полуострова была завершена одновременная кампания против Югославии и Греции. После этого 3 мая на Крит был сброшен немецкий десант. 27 мая пала Кания, а к 1 июня последний британский солдат был эвакуирован из Суда-бея.

Рано утром 5 апреля русские и югославы, проявив мужество, заключили договор о ненападении, который можно было считать упреждающим шагом, направленным против Германии. Подписание договора нарочито проходило в Кремле. Примечательно, что Сталин, казалось, осознавал грозящую со стороны Германии опасность. В день подписания договора военный атташе Югославии спросил его, какие меры будет приняты против немецкой угрозы. Сталин ответил, что русские войска «находятся в состоянии готовности, и если немцы перейдут в наступление, то получат удар по лбу». Он считал, что война будет затяжной. Кроме того русские согласились оказать Югославии помощь, что, по мнению Форин офис, означало, что они «сжигают за собой мосты».

Однако в конечном итоге русским пришлось столкнуться с жестокой реальностью, когда пришло известие о сокрушительной бомбардировке Белграда и вторжении немецких войск в Югославию и Грецию. Тем не менее «Правда» и «Известия» днем вышли в свет с большими фотографиями Сталина, Молотова и югославского посла в Москве Гавриловича, скрепляющих договор своими подписями, и комментарием о том, что стремление югославов защищать свои интересы «не может не вызвать симпатий Советского Союза».

Ход событий подтвердил твердое убеждение Криппса о том, что создание действенной буферной зоны было и остается приоритетным направлением советской внешней Политики, что русские прекрасно отдают себе отчет о грозящей опасности.

Утром 5 апреля Криппс сообщил Черчиллю, что «в создавшихся условиях и речи быть не может о передаче какого-либо послания Сталину». Он напомнил Черчиллю, что его не допускают к Сталину с того времени, как он в первый и последний раз видел его в июле 1940 года. Убежденный этим аргументом Черчилль согласился, чтобы послание было передано вместо Сталина Молотову. Однако навстречу его телеграмме уже шла телеграмма Криппса. События в Югославии поставили под серьезное сомнение целесообразность передачи предупреждения. Криппс сообщил Черчиллю о широком оповещении русскими соглашения и о значении, которое они ему придавали. В Москве пошли на беспрецедентный шаг, задержав до полудня публикацию ведущей газеты, чтобы успеть включить в нее фотографию церемонии подписания договора. Хотя общий комментарий носил спокойный характер и призывал к прекращению военных действий, что, несомненно, было адресовано немцам, в нем особо подчеркивалась уверенность России в собственных силах и приветствовалось стремление Югославии обезопасить свои границы. В комментарии содержалось осуждение – без упоминания адресата – попыток вовлечь другие народы в орбиту войны. Ввиду того, что русские, несомненно, понимали поджидающую их за углом опасность, Криппс просил Черчилля пересмотреть решение о передаче предупреждения. Он, а также греческий, турецкий и югославский послы уже напичкали Сталина подобной информацией. «В сложившихся обстоятельствах, – категорически заявлял Криппс, – считаю ненужным вмешиваться в очередной раз в момент, когда все складывается как нельзя лучше в нашу пользу». Вслед за оговорками Криппса поступили новые инструкции, советовавшие ему передать послание Молотову. Форин офис, который по совершенно иным мотивам не проявлял желания предупреждать русских об опасности, быстро согласился с убедительными доводами Криппса отложить отправку послания.